Настоящий мужчина

Это должно было когда-то произойти. Виктор проводил глазами Пашу, обнимающего ладную фигурку молодой девицы, и поплелся к машине. «И ведь надо быть таким идиотом, - обреченно размышлял он, не в силах сдвинуться с места, - мчался из командировки, как в жопу ужаленный. Думал сюрприз сделать». Ему ведь почти удалось убедить себя, что всё в их с Пашкой личной жизни устроено. Только вот ошибочка вышла – никакой личной жизни и не было, отродясь. Так, почти полугодовые потрахушки. А теперь вот Павел сам на коне и, следовательно, в услугах бойца анального фронта не нуждается. «Надо было давно отпустить парня, поступить по-мужски. Ему наверняка старого пса жалко со двора гнать, вот и терпит», - занимался самобичеванием Виктор, задыхаясь в салоне даже при включенном кондиционере. Наконец, сбитое дыхание выровнялось и Виктор, с размахом вмазав по ни в чем не повинному рулю, рванул с места, поднимая столбы пыли. А Паша тем временем пребывал в прекрасном расположении духа прежде всего потому, что завтра (по его твердому убеждению и общей договоренности) должен был вернуться Виктор из затяжной рабочей ссылки. Скучал пациент критически, доводя себя до исступления вечерними воспоминаниями и некстати всплывающими ночными картинками. И теперь, когда до судьбоносной встречи оставались какие-то сутки, Павел почти летал, только совсем низехонько. Потому и Танино сообщение о замужестве им было воспринято на ура, он даже пообещал явиться на грядущий праздник жизни, обнимая похудевшую секретаршу. Невдомек ему были переживания собственного любовника, ненароком заметившего весьма неоднозначную картину. Надо сказать, у Паши на Виктора были грандиозные планы. По возвращению любовника он решил продемонстрировать тому достижения совместной медицины – анально. Мысль о крепкой Витиной заднице не давала мужчине покоя уже несколько месяцев. И утром он стабильно дрочил, представляя, как атакует податливое сильное тело. Вот Паша и спешил в аптеку купить сподручные средства для предстоящих экспериментов. Виктор же атаковал ближайший магазинчик в поисках извечной русской панацеи – бутылки водки. Напиться и забыться. - Итак, - тяжелые ботинки с грохотом полетели в угол. - Здравствуй, одиночество. Бутылка быстро пустела, не неся привычного облегчения. Ближайшее будущее тонуло в каком-то неясном тумане. Как справляться с навалившейся болью, Виктор не знал. Хотелось крушить, бить, уничтожать всё вокруг и одновременно, совершенно парадоксально, не хотелось ничего. Желание пустоты, абсолютного нуля поражало. Первый укол боли Виктор почувствовал, резко поднявшись с кресла. Дыхание затруднилось, и в глазах помутнело. Мужчина, схватившись за сердце, рухнул обратно. В голову абсолютно несвоевременно пришли воспоминания о Тольке, которого приступ дома шарахнул, и всё… поминай, как звали. Вместе с нахлынувшим страхом усилилась и боль, тонкими иглами пронзающая грудину. Нужно было позвонить в скорую – помирать не хотелось. Дрожащей рукой держась за подлокотник, Виктор поднялся. Тело показалось неожиданно тяжелым и почти неподъемным. Сотовый валялся в коридоре, до которого, минуя острые уколы боли и затрудненное дыхание, ещё нужно было добраться. Хватаясь за стены и слабо перебирая ногами, мужчина доковылял до спасительного средства связи. «Бляяяядь, - протянул Виктор, цинично усмехаясь. - Разряжен». Выход был один – добраться до Пашки и вызвать скорую. На геройство не оставалось ни сил, ни времени. Шаги по подъезду потонули в тумане агонии. - Вить? Ты? – недоумение на лице бывшего пациента сменилось страхом, когда Виктор, хватаясь за грудь, медленно сполз по стенке. - Паш, скорую вызови… - Что случилось-то? – голос пациента дрогнул, а руки отбивали похмельный бит, пока тот доставал мобильный. - Сердце... Надо отдать ему должное, Павел сумел собраться, взял в себя в руки, и паника не взяла над ним верха. В нем появилась какая-то механическая сосредоточенность, не оставлявшая его вплоть до приезда скорой. Павел держал Виктора за руку. Держал, когда слушал телефонные гудки, когда почувствовал приближение скорой, когда сажал мужчину в машину неотложки. Он отпустил его ладонь только в клинике, вверяя пациента в руки работников медицинского учреждения. Но как только разжались холодные пальцы и каталка скрылась за дверью, струна надорвалась. Сидя в приёмном покое, мужчина сорвался. Его заколотило так, что зубы ударялись друг от друга в болезненно ощутимом скрежете. Ему было страшно. Оглушающе, отвратительно, неудержимо страшно. Павлу вдруг стало казаться, что всё висит на волоске: жизнь, радость, будущее... И некстати вспомнился Понтий Пилат, решающий судьбу Иешуа Га-ноцри. Всем богам готов был молиться сейчас Павел, чтобы вымолить самого главного человека в своей жизни. Мужчина смотрел на дерево двери больничного кабинета, роковым пятном выступающего на фоне светло-зеленой стены. И ждал… Когда паника, казалось, готова была достигнуть своего апогея и проглотить страдающего любовника, в дверном проеме возник человек. - Павел Константинович, зайдите. Еле передвигая ногами, готовя себя к самому страшному, Павел вполз в злополучный кабинет. - И не переживайте Вы так, у друга вашего - хондроз. - Хондроз? – растерянно переспросил мужчина, успевший надумать невесть что и уже фактически готовящийся к пересадке барахлящего сердца. - Ну да. Вот у него и боли в грудине, - равнодушно протянул усталый врач. – Ничего... Подлечится, и все придет в норму. Виктор сидел на кушетке, растерянно улыбаясь. От вида бледного, как мел, Павла неожиданно потеплело в груди – он за него волновался. Это была настолько приятная и светлая мысль, что ложная тревога по поводу сердечного приступа как-то отступила на второй план. - Поехали, поговорить надо, - резко заявил Павел, чуть отходя от пережитого коллапса. Да, разговор им предстоял серьёзный. *** - Ты это серьёзно вообще? - рука Павла, в кой-то веке держащая сигарету, дрогнула. - Я подумал… - То есть я тебе полгода задницу подставляю и *уй сосу исключительно из корыстных соображений?! – бывший пациент перешел на крик, и Виктор четко осознал, что запахло жареным. - Паш, ну прости дурака, - боец попытался было приобнять ощетинившегося соседа. - Руки убери от меня, - зарычал обозленный Павел. – Ты мне миллиард нервных клеток должен! - Паш, - Виктор опустил голову на плечо подрагивающего от раздражения соседа, демонстративно развернувшегося к говорящему спиной. После всего произошедшего в больнице, этот разговор, как ни странно, стал настоящей отдушиной, позволившей Виктору, наконец, высказать всё, что накопилось в его душе за долгое время. И Пашка, стоящий теперь у окна, с упрямой спиной и догорающей сигаретой, казался таким родным и до безумия близким и нужным. - Паш, - зашептал Виктор. – Я так тебя люблю… Слова… Короткие, тихие, невесомые. Но какие сильные… Как разряд, проходящие через все тело и оседающие на дрожащих губах и вспотевших ладонях. Слова… За которыми целая жизнь, раскрашенная болью, одиночеством, пожирающей пустотой. Слова надежды… Медленно и трепетно отогревающие самые застывшие сердца, рассыпающие в прах броню неверия, осушающие реки сомнения… Павел развернулся, по-мужски прямо и без кокетства посмотрел в такие же ясные глаза напротив. - Я тебя должен наказать, - Павел, стараясь скрыть блеснувшие от выступивших слёз глаза, перехватил руками шею соседа, что было похоже скорее не на объятия, а на захват. И тут же почувствовал ответное, крепкое кольцо сильных рук. - Да я согласен… Ты только понежнее, - тепло улыбаясь, тихо проговорил Виктор. Недавний пациент неверяще уставился на своего лекаря, ловя оттенки иронии или подтверждения своих самых смелых догадок. - Вить, ты понимаешь, на ЧТО я могу претендовать? – Павел весьма недвусмысленно сжал ладонями крепкие булки бойца. - Сегодня я, пожалуй, сдамся без боя, - и теплое дыхание по-прежнему улыбающегося Виктора окрасило скулу просящего в розовый цвет. *** - Ты, как я вижу, готовился? – спросил Виктор, внимательно разглядывая стройного красавца, роющегося в шуршащих пакетах. Его обнаженное тело, горделивым львом развалившееся на кровати, вызывало у Павла такой острый прилив желания, что он вот уже несколько минут не мог совладать с бутыльком смазки. - Еще как, - заявил в ответ Павел, совладав с бракованным колпачком. – Я об этом мечтал. Виктор смутился. Смуглая кожа почти не выдавала взволнованных чувств хозяина, но вот глаза остались зеркалом всех происходящих изменений. Опыты нижней позиции у него были, но в такой далёкой юности, что уже казались чем-то забытым и мало реалистичным. Теперь же ему предстояло пережить всё снова в руках того, кто так давно и безнадёжно занимал его мысли. Павел медленно подошел к изголовью кровати и замер, с неприкрытым восхищением и ясным желанием рассматривая мужчину, лежащего перед ним. - Нравлюсь? – хрипло выдохнул Виктор. - Да…Ох, бля… - вырвалось у Павла, когда любовник широко расставил ноги и провел грубым и однозначным движением линию от собственной груди до напряженного паха. Крепкие пальцы замерли на бедрах, и в следующую секунду Виктор со смаком потер сжавшийся анус. Действие вышло таким пошлым и откровенным, что член недавнего пациента заинтересованно дернулся, и Павлу пришлось жестко сжать его у основания. - Еще какого-то приглашения ждешь, ковбой? Нет, Павел не ждал теперь приглашения, наслаждаясь первобытно правильной красотой мужского тела под ним. Бывший пациент скользил по смуглой коже пальцами, временами перебирая курчавые волосы на груди. И чем животнее становились движения горячих ладоней, тем рванее дышал Виктор, выгибаясь под ним. Смазка облегчила вход тонких, длинных пальцев, но не лишила Павла ощущений настоящего первооткрывателя. И кольцо мышц, и жар глубины, и нежная кожа внутри были для него откровением. Он выглядел распутным Казановой с вспотевшими прядями, падающими на лицо, и чуть приоткрытыми, алеющими от засосов губами. - Паш, давай уже твой магнум вставим, - сипло простонал Виктор, наблюдая, как капельки пота скользят по груди любовника. Идея пришлась ко двору, ибо выдержка пациента, как водится, летела к чертям, когда под ним, не щетинясь, лежало такое тело. Откинув идею с резинкой, Павел расположился между ног своего любовника и однозначным наглым движением надавил на краснеющий вход. Виктор, казалось бы, не ожидал такого напора и даже дернулся с места, но удивление тут же сменилось полным облегчения стоном. - Черт, - зашипел Павел, замирая. – Я уже готов выстрелить. Виктор закрыл глаза рукой и заулыбался. Картину он, надо отметить, представлял собой отменную. Красивый, мощный мужик с раздвинутыми сильными ногами выбивал из Павла остатки разумных мыслей. Недавний пациент, чуть отдышавшись, двинул бедрами первый раз, как бы примериваясь и смакуя. Низкий гортанный стон вырвался из груди Виктора вслед за этим первым движением. Неуклюжие первые толчки сменились более четкими, когда Павел поймал ритм. Он наблюдал за принимающим любовником, отмечая оттенки эмоций и мелькающих настроений. Как только Павел глубже проникал в распростертое под ним тело, рука Виктора сжимала белоснежную простынь, и дыхание с хрипом покидало грудину. Движение назад сопровождалось расслаблением белеющих пальцев и тяжелым вдохом. Вторая рука по-прежнему закрывала глаза бойца. - Смотри на меня, - проговорил Павел, вызывающе прикусив губу. Вместе с открывшимся ему бесстыдным, раскрепощенным и диким взглядом слетели последние тормоза. Бывший пациент теперь не задумывался о ритме, а просто трахал, повинуясь инстинктам. Виктор рычал под ним, дрожащими пальцами дергая возбужденный член и готовясь отлететь с подступающей эйфорией. Пашка следил за ним, таким раскрытым, бешеным, безумно эротичным, желая запечатлеть этот момент, выгравировать в своей памяти. Виктор кончал невозможно красиво, стиснув зубы, приподнимая тело над простынью, выстреливая жемчужными каплями до щетинистого подбородка. Как это было пошло, дико и природно совершенно. Пашка вынул тут же и дошел следом двумя движениями руки по напряженной железной плоти. - Всё же нельзя не отметить очевидных плюсов, достигнутых мной в лечении, - грудь Виктора тяжело вздымалась, но сам он улыбался открыто и светло. - И не поспоришь, мой любимый доктор…