Под ангельским взором

      Миша думал, что теперь будет что рассказать потомкам. О том, что с ним приключилось, уже знало всё его семейство и неоправданно волновалось за его нынешнее состояние. Но Кшиштовский чувствовал себя прекрасно, не считая лёгкого недоумения. Уж если приключившееся было странно, то для описания его спасителя вообще не находилось подходящих слов. Данила, если не сказать больше, был загадочной личностью. Всё, что Миша понял из его короткого неясного рассказа, было то, что Поперечный закончил семинарию, какое-то время работал, судя по всему, охранником, а сейчас не имеет жилья. Кшиштовский даже не думал, насколько рационально приглашать к себе пожить подобного подозрительного субъекта, и был обрадован, когда тот согласился. Миша почувствовал себя героем фильма «Операция Ы и другие приключения Шурика», когда Даня проявлял удивительные знания о планировке квартиры. Но это было ещё полбеды, ведь Поперечный читал самого Кшиштовского как открытую книгу. По деталям поведения Даня мог наверняка сказать, что у Кшиштовского на уме и на душе. Он неведомым образом находил рычаги воздействия, и Михаил легко открывал ему свои беды и успехи, и всегда Поперечный находил слова успокоения, которые Кшиштовский хотел слышать, или неподдельно радовался за него, как за самого себя.       Данила был очень скрытен, но оказывался весьма интересным собеседником. О каком бы произведении литературы, музыки или кинематографа ни захотел поговорить Миша, Поперечному они были знакомы. Видя желание Дани высказать свои мысли, причём часто оригинальные и интересные, Кшиштовский удивлялся, что ни с кем иным беседу вести он не проявлял желания. Поперечный вообще избегал чьей-либо ещё компании, начиная проявлять признаки социофобии. Общество только ещё Ильи и его новой пассии Руслана он находил приемлемым. С последним он вообще общался так, словно знал его с малых лет.       Несмотря на живость натуры и отличное понимание ситуации, Поперечный стеснялся своего статуса иждивенца и нередко высказывал идею, мол, Кшиштовскому пора избавиться бы уже от него, проблемного. Проблемы он видел в том, что по переезду Миша для него вычленил из своего гардероба несколько предметов одежды (читай — вытащил полшкафа, не глядя), хотя Даня первое время экономно чередовал свою рубашку с предоставленной футболкой с Железным человеком да полосатым свитером; помогал Поперечному найти работу и не сбежать, преодолевая назревающую мизантропию; да и вообще, предоставил ему кров и своё общество.       Миша же думал, что лишиться этого незапланированного сожительства будет соизмеримо с лишением чего-то жизненно важного, пусть и столь внезапно впорхнувшего в его судьбу. Наряду со всеми перипетиями и банальными радостями их существования бок о бок Кшиштовский ещё всегда чувствовал смутный трепет, заставлявший его называть Данилу «подарком судьбы» (едва ли вслух, тем не менее).       Одно смог скрыть от всеведущего Поперечного Миша — свою, переступившую простую благодарность и банальное любопытство, симпатию.       Когда Миша впервые поцеловал Даню, стояла ранняя весна. Ничего приятного и навевающего романтическое настроение учуять было нельзя, солнце жгуче врезалось в затылок и дул не самый приятный ветер, качая голые ветки и бросая под ноги прошлогодние листья. Разнообразие палитры окружающего мира тоже не вызывало восхищения, но Миша с недавних пор полюбил не самый яркий серо-голубой за даримые взгляды. Миша притормозил идущего рядом Даню, вручил ему в свободную руку вафельный стаканчик, так что теперь тот с недоумением держал два таких, освободившимися ладонями притянул лицо Поперечного и на несколько секунд прильнул своими губами к его. Отстранившись, Миша облизнулся, ощущая вкус пломбира, и выжидающе посмотрел на спутника. Тот несколько секунд стоял с приоткрытым ртом, потом сдавленно сказал: «Ебать» и упал без чувств, перепугав Кшиштовского и перепачкав мороженым джинсы.       — Господи, — бурчал Миша, похлопывая Поперечного по щекам, — ты что же, с луны свалился? Кто так реагирует?!       Позднее Даня, помимо расцеловывания лица Кшиштовского, оправдывался тем, что это было «слишком божественно». Миша охотно поверил и с довольным видом подкрутил ус.       И жили они не бесконечно долго и райски счастливо.