Реинкарнация

Чанель был прекрасен. Кенсу не помнит, о чем он говорил, но помнит каждую улыбку, что сияла на его лице. Внутри бушевал океан эмоций, сердце билось, чуть не разрывая грудную клетку. Он не мог понять, что за чувство это было. Никаких бабочек внутри не чувствовалось, и любовью это назвать нельзя было. Это было скорее чувство, когда нашел то, что так давно искал. Лин Фэн была замечательной женщиной. Что бы Ифань не успевал натворить, она его не ругала и не упрекала. Только снисходительно улыбалась, гладила по волосам и просила вести себя тише. В отличие от Тао, Ифань был несколько угрюм. На его лице расцветала улыбка только в тех случаях, когда ему что-то говорил виновник торжества. В остальное время он сидел тихо, иногда резко отвечая на задаваемые вопросы. Он был правдив в ответах и нисколько не приукрашивал. Иногда казалось, что он мыслит как взрослый. - Чонин, как вы познакомились с Кенсу? – Кенсу уронил вилку, которую держал в руках. Он тихо извинился и поднял ту с пола. Лин Фэн смотрела то на него, то на незаинтересованного Чонина. Альфа уже через силу ел торт и запивал его каким-то сильно пахнущим чаем. - На занятиях по танцам, - отвечает он. Фэн чуть поерзала на стуле и придвинулась чуть ближе к нему, - Нас поставили в пару для вальса, ничего особенного. Но китаянка, кажется, хотела услышать продолжение истории. Например, как они начали встречаться и прочее-прочее, ведь Чонин общается с омегой, а значит: они встречаются! Впрочем, Кенсу полностью ее понимал. Он сам не часто видел, чтобы омега дружила с альфой без любовных замашек в его сторону и наоборот. Что-то в стиле «дружбы между мужчиной и женщиной не бывает». Чонин упрямо молчал, заливая в себя еще больше чая. Наконец, Фэн переключилась на Чунмена, и провокационные вопросы на этом окончились. Кенсу поймал на себе угрюмый взгляд младшего брата Исина и сглотнул. Он снова смотрел на него этим взглядом. Не знал, что ты любишь молоденьких. Передернуло. Кенсу начал злиться. На себя, за то, что убежал восемнадцать лет назад; на Исина, потому что позвал; на Чонина, который не то подумал. Он сжал губы в полоску и опустил взгляд в колени. Что вообще Исин говорил своему брату? Как он с ним договаривался, раз сейчас Чонин считал их парочкой? - Исин, я… - Кенсу хотел сбежать с праздника, оказаться как можно дальше отсюда, но внезапно схватившая его за локоть детская рука предотвратила все попытки отмазаться. Омега повернулся к Тао, который со счастливой улыбкой смотрел на него. На лице ребенка оставался клубничный крем с торта, и Кенсу, поддавшись какому-то порыву, вытер крем салфеткой. Чунмен никогда не ревновал своего сына, но сейчас внутри него будто что-то оборвалось. Он видел перед собой в ряд сидящих Тао, Кенсу и Исина, и его мозг сам подкидывал неприятные картинки того, как его муж по ночам раздевает этого милого омегу, ласкает его и сжимает сильными руками бедра. И это было бы не так больно, если бы чертово воображение не подсовывало кадры того, как Кенсу и Тао играют в парке, а радостный Чжан прыгает вокруг них с видеокамерой. Исин не такой, думается Чунмену. И он цепляется за эту мысль из последних сил, надеясь, что потом, когда все уйдут, а Тао будет спать, в Исине разожжётся огонь и… И как это описывают в любовных романах, он овладеет его телом полностью. От последних слов у Чунмена побежали мурашки и стало душно. Фэн спрашивает, все ли в порядке, и, получив положительный ответ, отстаёт. - Кенсу-хен, ты встречаешься с Чонинни? – вопрос Цзытао как гром среди ясного неба. Слышно, как Чонин тихо смеется в стороне. Альфа чуть не говорит что-то типа «Кенсу-хена на самом деле ебет твой отец», но вовремя сдерживается. С одной стороны, он понимает, что обвиняет брата в измене без веского повода, но эти перешептывания Исина с омегой были более, чем подозрительными. Либо они и правда не встречаются, либо мой брат и правда идиот, раз притащил любовника в дом, думает Чонин. Потом он случайно поднимает взгляд на Кенсу и начинает громко смеяться, потому что это стоит видеть. У омеги глаза на лоб лезут, и вообще, кажется, вот-вот выпадут. Сехун почти не разговаривает, лишь изредка отвечает на вопросы Чунмена на счет еды, а в остальном его никто не трогает. Он совсем не понимает, кто такой Кенсу, и почему они с Чонином вдруг оказались знакомы. Сехун и Чонин ходят вместе на танцы, и каждый раз, неизменно, партнером по танцам Чонина оказывается Тэмин, еще один его друг. Но О решает не вмешиваться и не лезть с вопросами, надеясь получить на них ответы потом. В голове даже проскальзывает мысль, что Кенсу и Чонин встречаются тайно, и Сехун об этом ни слухом, ни духом, но этот вариант отпадает сам собой после чониновского «…любишь молоденьких». О вообще впервые видел, чтобы его друг так говорил со старшим братом. - Нет, - сквозь смех выдавливает Чонин, - Мы просто друзья… Несмотря на возникшую неприязнь к этому омеге, Чонин продолжает гнуть свою палку до конца. Может, потому, что он любит своего брата, а может потому, что не хочет расстраивать Чунмена, не разобравшись в ситуации. Кенсу начинает кивать, подтверждая слова псевдо-друга. - Жаль, - вздыхает Тао, и Чонин снова смеется. Все за столом подхватывают смех, кроме Кенсу. Он все еще в какой-то прострации от слов именинника. - А вышла бы чудесная пара, - мечтательно тянет Чанель. Кенсу дергается, как от удара хлыстом. Снова неприятное чувство внутри, узел недосказанности. До хочет встать с места, схватить Чанеля за руку и высказать все, что держал в себе эти годы, врезать за ту омегу у школы, а потом поцеловать так, будто в последний раз, тягуче и сладко. От этих мыслей потеют ладони и розовеют щеки, что позже расценено всеми за столом как реакцией на слова Чанеля. Кенсу хочет крикнуть во все горло «я – Бен Бэкхен!», но вряд ли он убедит всех, что он давно умерший мальчик, мечтавший о семье и тепле. И он только улыбается. Потому что больше ничего не сделаешь. Вдруг, если Чанель поверит в то, что перед ним Бэкхен, то начнет метаться между семьей и им? Хотя, Кенсу надеялся, что в том случае, если Чанель узнает, то останется с женой и сыном. Потому что это правильно. Бэкхена больше нет, а у Кенсу должен быть другой альфа, настоящий, возможно. Кенсу старается держаться за эту мысль. ☆☆☆ - Исин, ты можешь сказать мне что-нибудь о Чондэ? – Кенсу сидит в кабинете Исина. Чунмен убирает со стола, Тао и Ифань в детской, кажется, играют в трансформеров, а Чанель с Фэн помогают мыть посуду. О местонахождении Сехуна и Чонина Кенсу не знал. - Боюсь, что нет, - качает головой китаец, - Я не виделся с ним, только если на улице иногда. Ты хочешь с ним встретиться? - Хочу, но не думаю, что стоит, - разочарованно вздыхает До, - Я умер, и не должен лезть в его жизнь, ведь у него теперь семья и… - Бэкхен! – Исин сказал это громче, чем надо было, и смущенно опустил взгляд, - Бэкхен, он твой брат. И неважно, умер ты или переродился вот… Так вот. Если ты хочешь увидеть его, то должен это сделать. Потом может быть поздно, вдруг он уедет? Ты потом будешь жалеть до конца жизни. - Несмотря на то, что я хотел увидеть Чанеля, теперь я жалею. Лучше бы я жалел о том, что не увидел его, чем теперь, когда… Кенсу оборвал диалог, повернув голову к двери. В дверном проеме стоял озадаченный Чунмен и держал в руках небольшую стопку книг. Он удивленно уставился на Кенсу, раскрыл в удивлении рот и выронил из рук книги. - Бэкхен? - Милый, - Исин подбежал к мужу и поднял с пола книги, - Кенсу, отнеси их в комнату Чонина, пожалуйста. Исина ждет долгий разговор, поэтому Кенсу послушно встал, взял из рук друга книги и вышел, прикрыв за собой дверь. Он начал гадать, расскажет ли Исин правду, или же как-то сможет выкрутиться. Он склонялся скорее к первому варианту. Чунмен ведь не сдаст собственного мужа в психушку? Вряд ли, он его слишком любит. Комнату Чонина Кенсу нашел только по плакату с какой-то американской группой. Он долго не решался войти, а потом неуверенно постучал. Получив разрешение хозяина комнаты, он вошел. Внутри пахло хвоей и совсем чуть-чуть кофе. Альфа сидел за компьютерным столом и что-то смотрел в компьютере, иногда щелкая мышкой. Чонин немного удивился появлению такого гостя в его комнате. Он встал из-за стола и подошел к омеге. Кенсу смотрел на него снизу вверх, что было немного смущающе, потому что Чонин стоял ближе, чем должен стоять едва знакомый человек. Он взглянул на книги в руках школьника и усмехнулся. - Исин просил занести тебе их… - начал Кенсу. - Ты ведь не собираешься разрушить эту семью? – серьезно спрашивает альфа. Кенсу трясется под взглядом шоколадных глаз, и, кажется, вот-вот уронит книги из дрожащих рук. Чонин его пугает, и находиться в его обществе неприятно, - Если я узнаю, что из-за тебя Чунмен… - Следи за словами, - Кенсу пытается выглядеть увереннее, чем есть на самом деле, но не выходит, голос дрожит, поэтому Чонин все так же серьезен и не намерен отступать. Омега не успел и глазом моргнуть, как его резко прижали к стене. Он ударился затылком о твердую поверхность и взвыл. Чонин проигнорировал стон боли и приблизился еще ближе к омеге, дыша ему прямо в лицо. Кенсу только сейчас понимает, что запах кофе исходил как раз от Чонина. До хватается за плечи старшего и пытается оттолкнуть от себя, но тот только сильнее придавливает его к холодной стене. - Я предупредил тебя, До Кенсу, - имя омеги Чонин буквально прошептал, медленно, словно пробуя на вкус. У Чонина сладкое чувство чуть ниже живота, тянущее его в пропасть этих напуганных и больших глаз напротив. В глазах Кенсу пролит океан, в котором Чонин медленно тонет без шанса на спасение. Его запах карамели тягучий и сладкий, и кажется, будто если дотронуться до омеги языком, то почувствуешь всю его сладость. - Чонин, у тебя… воу! – Фэн закрывает глаза полотенцем и прикрывает дверь, - Простите, что отвлекаю, но я пришла за грязной посудой. Такая есть? - Нет, тетя Лин, - на лице Чонина появляется улыбка, и он, как ни в чем не бывало, отстраняется от Кенсу. Омега словно заново учится дышать. Запах Чонина сильный и резкий, и, кажется, нос надолго запомнит его. В коридоре он сталкивается с Чанелем, тот роняет из рук полотенце и взволнованно смотрит на омегу. Кенсу старается не поднимать головы и только подбегает к своей обуви. Даже не попрощавшись с Исином, он быстро покидает квартиру семьи Чжан. Он еле успевает зашнуровать кеды и выскакивает за дверь, игнорируя зов Исина. Чонин его разозлил, и единственное, чего сейчас хочется – это пройтись по улице и подышать свежим воздухом. На улице уже темно, дождя нет. Только запах мокрого асфальта напоминает о нем. Омеге нравится такая погода, когда не холодно и не жарко, когда можно спокойно пройтись по улице и не задыхаться от жары и не отмораживать кончики пальцев на холоде. Чувствуется свобода и умиротворение, спокойствие и удовлетворенность. Но ненадолго. Весь вечер он следил за Чанелем, как помешенный фанат. Он облизывал взглядом каждую появившуюся морщинку на улыбчивом лице. Паку возраст к лицу, и хочется выть волком, когда Кенсу вспоминает, как нежно альфа обнимал свою жену и целовал ее в щеку. Хочется сгрести его в охапку и кричать «мое, мое, мое!». Отбивать всех от Пака ногами и руками, брызгать ядом, словно ревнивая жена. Хотя, это обязанность Лин Фэн… Все-таки, Кенсу ошибался. Последние десять лет он ошибался, полагая, что разлюбил, забыл. Было лишь желание увидеть его и убедиться, что с ним все хорошо, а получилось… Получилось как всегда. Хотел его увидеть, Кенсу? Пожалуйста! Душевная боль и страдания идут с этим в комплекте. А как на счет щепотки ревности и зависти? Без проблем. Кенсу обхватил себя руками и тихо, хрипло засмеялся. Людей почти не было, и ему удалось избежать косых взглядов в свою сторону. Кенсу не знал, куда ему идти. Он совсем не хочет сейчас появляться дома, говорить, как прошло день рождения его друга (которого он выдумал, потому что до дружбы с Цзытао ему как до Китая), что он подарил и дальше по списку. Была одна мысль – переночевать у друга. У единственного, если говорить откровенно. Лухан знал Кенсу с начала старшей школы. Они оба были одиночками, витали в своем мире, и, наверное, поэтому решили держаться вместе. Вместе всяко легче, ведь есть, кому довериться с гарантией на сохранность секретов. У Лухана был целый перечень фобий, который он носил всегда с собой. Их дружба началась с лухановского «прочитай этот список, чтобы потом не удивляться, если я вдруг с истошными воплями сбегу со школьной поездки в океанариум». Лухан боялся если не всего, то многого. Воды, альф, детей, стоматологов, насекомых, кошек и еще черт знает чего. Но если с этими фобиями он мог как-то совладать (таблетками, чаще всего), то высоты он боялся до ужаса и никакими таблетками тут дело не поправишь. Он жил на первом этаже, учился в школах не выше второго этажа, старался не смотреть вверх, когда проходил мимо высотных зданий (да и вообще пытался держаться от них подальше). С таким послужным списком Кенсу удивлялся, как Лухан вообще живет. Квартира Лухана была небольшой, но уютной. Китаец любил яркие цвета и маленькие ночники (спасибо боязни темноты). Вообще, по ночам у Лухана было светлее, чем днем. Так же, у него была какая-то помешанность на индийских вещах. Лухан приоткрыл дверь и недоверчиво осмотрел пришедшего, затем испустил вздох облегчения и быстро затащил Кенсу в квартиру. В нос резко ударил запах благовоний, и Кенсу закашлялся. На Лухане была большая индийская белая рубашка с изображением Ганеши и какими-то линиями-завитушками. На руках была куча тематических фенечек, а на ногах тапочки, обшитые бисером. Кенсу иногда казалось, что у его друга скоро и вовсе на лбу появится красная точка, и он начнет петь индийские песни, пританцовывая в придачу. Хотя Лухан и не был фанатом индийских сериалов, их «оживленность» и «подвижность» ему нравились. Так же он почти не слушал индийскую музыку, но индийские товары – о Боже, - он просто боготворил. - Намаскара! – Лухан провел рукой в воздухе, аки монах. - Что? - Это означает «привет» на хинди, - разочарованно вздыхает омега и, похоже, решает больше не экспериментировать с иностранными языками, - Чаю будешь? - Да, только обычный, пожалуйста, - сглатывает До и следует за хозяином квартиры. - Тебе не понравился масала? – ахает Лу, печально обернувшись на баночку индийского чая, - Ох, ну хорошо. Я специально для тебя купил упаковку обычного черного. - Спасибо. Повисла тишина. Лухан возился с чайником, Кенсу рассматривал новое цветное полотно на стене, купленное, кажется, в том же магазине, где и эта лухановская домашняя рубаха. И Кенсу должен признать, что ему нравится такой стиль (но только если так ходит не он сам). Подобная рубашка лежит у него дома уже изношенная, на самом деле. Самое удивительное, что встретив Лухана на улице, так сразу и не скажешь, что этот человек ходит по дому в алладинах и развешивает по стенам индийские полотна. На улице он ходил в обычной одежде (изредка надевая какую-то вязаную индийскую кофту, когда было холодно, но все списывали это на «его собственный стиль»). - Можно я останусь у тебя сегодня? – тихо спрашивает Су, помешивая свой чай. Лухан просто кивает и прихлебывает своим любимым масала, растягивая рот в блаженной улыбке, - Спасибо. - Ну, рассказывай, - Лухан словно любопытная тетушка садится напротив друга и опирается на стол локтями, - Как сходил на день рождения? - Неудачно, - Кенсу наклоняется к кружке, обхватывая каемку губами и касаясь горячей жидкости верхней губой, - Меня приняли за любовника Исина. - Дэба-а-ак, - тянет китаец. Отчего-то его китайский акцент становится сильнее. Лухан знал историю Кенсу от начала до конца, и обещал обязательно написать об этом книгу когда-нибудь в будущем. С изменением имен, конечно же. Кенсу махал на его планы рукой, потому что не особо верил в это, но каждый раз китаец, словно обиженный ребенок, топал ногой и повторял одно и то же. - Младший брат Исина подумал, что я любовник его брата. А еще наш разговор про Бэкхена услышал его муж, Чунмен, я тебе говорил о нем, - китаец понимающе кивает, - И будучи Бэкхеном, я знал его, а он меня. - Ты говоришь о Бэкхене то как о другом человеке, то как о себе, - качает головой Лу. - Да, я тоже начал это замечать. Раньше я говорил «я – Бен Бэкхен!», а теперь у меня чувство, что Кенсу и Бэкхен – два разных человека. - Пока разум Бэкхена в тебе жив, ты остаешься им, Кенсу. Даже если тебя зовут по-другому, даже если выглядишь ты иначе, разум у тебя одного человека. Но с другой стороны, было бы лучше, если бы ты забыл о жизни Бэкхеном, потому что так ты мечешься между двумя, можно сказать, совершенно разными мирами. В этом мире у Кенсу есть истинный альфа, которого он в будущем встретит. Бэкхен же своего альфу… Прости, но я скажу это - потерял. Лухан был прав, и Кенсу понимал это. Что было, то не вернуть, как бы ты этого не желал. Сейчас куда важнее была сдача экзаменов и поступление в университет. Чанель – лишь пережиток прошлого. И хотя на коже все еще оставалось ощущение его прикосновений восемнадцатилетней давности, оно было в том далеком прошлом. И в голове омеги загорелась идея – найти своего альфу. Кенсу столько лет прожил прошлым, что совсем не думал о настоящем и будущем. Множество «было» оседало в голове, давая пространство ярким «будет». - А как ты себя чувствуешь? – Кенсу решает закрыть тему и снова хлебает чай, из-под темной челки наблюдая за другом. Тот поджимает губы и гладит длинный рукав рубашки пальцами, - Завтра идешь на занятия? - Да, иду, - кивает Лухан, - Течка закончилась этой ночью, так что я чувствую себя намного лучше и, думаю, переживу завтрашние занятия. - Хорошо, - сам себе кивает Су. Лухан очень чувствителен физически и морально. Он боялся боли, оттого и появился целый список фобий. Период течки для него был болезненным, и иногда он мог даже упасть в обморок. От одной мысли, что Лухан мог упасть прямо на улице замертво, внутри Кенсу все холодело. Раньше он даже провожал друга до дома, отмахиваясь тем, что им по пути. Лухан всегда знал, что Кенсу врал, но то, что о нем хоть кто-то заботится, грело душу. У самого китайца не было родителей, его воспитывала бабушка, скончавшаяся прошлым летом. Поэтому какая-то похожая на материнскую забота До была ему приятна до тепла в груди. - Я сегодня видел симпатичного альфу, - вдруг говорит китаец и отворачивает смущенное лицо к окну. Кенсу замирает с чашкой у рта, не верящим взглядом упираясь в копну каштановых волос друга, - Представляешь, я просто зашел в свой любимый индийский магазин, чтобы купить новое косметическое масло, а потом вошел он. Я почуял его еще с другого конца магазина и чуть не разбил индийскую вазу за триста тысяч. Когда я пошел на выход, он стоял с каким-то парнем у стенда с кучей браслетов и усердно их перебирал. Они выглядели озадаченными, поэтому я поддался минутному порыву и ткнул в первый попавшийся браслет, сказав, что этот самый лучший. Ты бы видел его глаза… - Ну, а потом? Ты взял у него номер телефона? – с надеждой спрашивает Су, стискивая край стола пальцами. - Ты что?! – Лухан чуть не проливает весь масала на себя, - Я только показал им браслет и тут же смылся, как последний трус. Мне было так страшно и трепетно одновременно, даже не знаю, как это назвать… - Влюбленность, - подсказывает Кенсу. - О Боже, кажется, так и есть, - ахает китаец. Он закрывает лицо ладошками и начинает тихо выть, - Этого мне не хватало. Нужно мне было вообще это дурацкое масло? Я даже не купил его, а сразу сиганул домой, как щенок. - То, что ты влюбился – прекрасный прогресс, - задумчиво тянет До, - Значит, ты можешь испытывать к альфам не только страх. - Не издевайся, - Лухан дует губы и как-то грустно смотрит на дно чашки, на котором осталось совсем чуть-чуть жидкости, в которой плавали чаинки. Кенсу смотрит на друга и улыбается. Лухан очень милый, и за ним бегает много альф, но все, как один, в итоге получают отказ от олененка. Этот отказ обычно передает им Кенсу, потому что Лухан не может общаться с альфами дольше двух с половиной минут. Лухан вполне мог стать знаменитостью со своими вокальными и внешними данными, но боязнь сцены и вообще большой толпы становились большой проблемой. Да и само нежелание китайца перечеркивала страницу возможностей большой красной линией. Зато Лу хотел стать писателем. Придумывать истории, выплескивать их на бумагу и потом видеть, как люди читают твои тексты, казалось для него непостижимым раем, но он старался изо всех сил. Читал разную литературу, даже если та заставляла его зевать каждые две-три минуты, расширял свой словарный запас, практиковался. Сейчас на стареньком ноутбуке у Лухана была почти законченная книга. Конечно, Лухан не доверял старому Самсунгу, а потому эта книга была скопирована еще на несколько носителей и даже в компьютер Кенсу, на всякий случай. Лежа на большой кровати Лухана, которая, по сути, была просто двумя одноместными койками, омеги решили поговорить. О чем-то отдаленном от их проблем, о чем-то, что не будет вводить их в тоску и печаль. Они мечтали. - Я стану писателем, а ты будешь самым лучшим в мире кулинаром, - шептал Лухан, смотря на звездный потолок (Кенсу подарил ему на день рождение проектор звездного неба, который теперь включается каждую ночь). Сейчас единственным источником света был этот самый проектор. Несмотря на то, что Лухан боялся темноты, Кенсу, все же, выключил весь свет в доме, кроме своего подарка, - А еще у тебя будет замечательный альфа и несколько милых детей. Вы будете приходить в мой особняк, уставленный в индийском стиле… А еще у меня будет отдельный шкаф для масала! - Чайный маньяк, - беззлобно смеется Кенсу и уворачивается от ударов небольшой игрушкой-слоном. Лухан тоже смеется и чуть не падает с края постели, в последний момент хватаясь за деревянную спинку мебели. До смеется еще сильнее, утыкаясь в подушку лицом. Они стоят друг друга.