Две могилы

- Он сказал, что в ту ночь я разрушила его жизнь. Оказалось, нет. Эмили понять не может, как же ее угораздило так гнусно лгать, клеветой покрывать человека, который из-за нее погиб. Как ее угораздило уничтожить светлую память для всех остальных, оставив ее только себе? Испортить Дэниэлу не только жизнь, но и смерть, и память о нем. Себе, Виктории (о чем Эмили странно сожалела, несмотря на всю ненависть), Марго и черт знает скольким еще людям; от этого нехорошо пекло в груди и мысленно выворачивало от самой себя. Эмили не успела сообразить, когда все стало так серьезно, когда перестало быть вендеттой против Грейсонов и стало так не все равно до этого своевольного придурка, который все говорил: "Я вижу тебя насквозь, Эмили". Увидел. Лучше бы не знал. - Ты хорошо выглядишь. На свидание собралась? Мне прочесть молитву за упокой этого несчастного? Как иронично получилось, думает Эмили. Едва ей стоило где-то в уголке сознания, свободном от махинаций, подумать, что таким, каким он стал, он ей больше нравится: свободный, поумнел в разы, и сам решает, как ему поступать, а не под нашептывание папаши идет исполнять долг, как под конвоем, стоило ей хоть на минуту отпустить мысль о том, что он заслуживает ее уничтожения, стоило подумать о помиловании... Стоило принять его просьбу об уходе с поля боя, как вот она, месть, которую не ждали. Принял за нее пулю. И так глупо сам же подставился. - Мы не друзья, Дэниэл. Я не буду тебя подбадривать и советовать бороться за Марго. Ты ни за что не борешься. Где-то глубоко внутри Эмили очень и очень жаль. Где-то там, куда она толкает все чувства, чтобы закончить дело, чтобы делать вообще хоть что-нибудь, пусть даже прокалываясь отвечать копам, хоть что-то говорить, делать вид, что ничего не произошло. Ведь ничего же не произошло, да? Эмили не так глупа, чтобы делать вид, что ничего не произошло. Она все держит в узде, у нее все под контролем, кроме собственных чувств и собственных воспоминаний, которые так и рвутся на похоронах, а потом еще несколько недель по ночам не оставляют. И не любила вроде бы, и жаль, как родного, и шевелится что-то в груди, стоит произнести имя "Дэниэл" даже про себя, что-то, как затуманенное, далекое чувство, которое никогда уже не испытать. Не проснуться и не обнять, не открыть шторы несмотря на все его недовольства, не, и не, и не... - Просыпаться с тобой - лучшая часть моего дня. А если откроешь шторы, все закончится. Эмили каждое утро открывает шторы в поместье Грейсонов и каждое утро думает, что перестанет. Перестанет винить себя, как за смерть Эйдана, из-за которой было в миллионы раз хуже, хуже по-другому: это горе было с ней повсеместно, всегда, каждую секунду каждой минуты. Дэниэл же - не во времени, он в вещах. И каждое утро она открывает эти шторы из лжи и чуточку радуется тому, что перед смертью она ему их открыла так же. Самую малость становится легче, а потом - это не боль, не скорбь, не грусть и не жалость - она не знает, как это назвать - накатывает, и все, волной ударяясь о берег той стены, которая служит Эмили Торн защитой от гадостей Марго и слез Виктории. - Встав на дорогу мести, вырой две могилы. Эмили бережет свое маленькое горе в себе, и никому не позволяет до него дотронуться. Она не устраивает истерик и не кричит Марго в лицо, что не виновата, Марго все равно никогда не поймет, что это было такое, между ними - Дэниэлом и Эмили - что это что-то ценное, что нельзя было разрушить никак. Марго не понимает. Виктория не понимает. А Джеку, по большому счету, есть дело только до ее чувств, напрямую связанных с той самой связью, которая оборвалась, когда Эмили прикрыла пальцами застывшие, еще теплые веки мертвеца, без контекста. Контекст был в руках только у Дэниэла, а словами его не объяснить. Контекст был в "ты ни за что не борешься", и в "ты уничтожила меня", и в "вот это было настоящим", а напоследок в "это не все было ложью. Не с тобой". Так вот, Эмили не льет слез, не кричит и не жалуется, а лелеет свое горе внутри, каждое утро открывая шторы, чтобы полоса солнечного света попала на лицо. И идет рыть могилу. Вторую могилу, для себя.