Против всех.

Это так просто и так нелепо, почти что как смотреть на себя самого со стороны. И еще неловко. Но, собственно, на это плевать с высокой колокольни, теперь уже и не важно. Мужчина закрывает глаза и вливает в себя очередную порцию крепкого коньяка — от виски уже тянет блевать. Обжигающая жидкость проваливается в горло раскаленной лавой, выжигая пищевод и попутно — боль. По крайней мере, он на это надеется. Как можно разлюбить человека за каких-то хуй знает сколько проклятущих дней? Как? Любить почти пять лет, а потом — резко исчезнуть. Граненый стакан со стуком ударяется о полированную поверхность. Мужчина наливает новую порцию этого обезболивающего. Это глупо. И нелепо. Но это все же реальность. Под кожей шипит, скворчит соляным раствором всепоглощающая ревность, заставляя выкашливать эту едкую дрянь из бронхов прямо на их совместную фотографию, что теперь стоит на столе. Их совместная фотография. Он закрывает глаза и прислушивается к себе — рассудок там еще не орет шахтерским матом о том, какой он долбаеб? Но рассудок молчит — предпочел благоразумно отключится к ебеням и не включаться, пока хозяин не перестанет наливаться гадким пойлом и затрахивать свое горе этой шикарненькой блондинкой с глазами Бэмби. Кстати о блондинке. Логан открывает глаза и всматривается в темно-коричневую жидкость в стакане, словно надеясь найти там ответы на свои вопросы. Катарина и впрямь трахается неплохо. Точнее — очень даже неплохо. Как блудная трассовая шлюшка с двухнедельным воздержанием. Когда она ввела его член себе в горло до упора, он было подумал, что у неё губы мягкие и пухлые, почти как у порноактрис. Он бы назвал её наивной, но суть далеко не в том. Она бы согласилась, если бы попросил. Она бы на все согласилась — Логан это видел в ее глазах. Катарина была другая. Не такая, как та, из-за кого все это безумие и пошло избитыми дорогами в трескающееся от боли сердце Логана. Она была... послушная, податливая — прямо как эскимо в жаркий день. Послушно прогибалась под него, послушно вставала на колени и практически ни о чем не спрашивала — идеальная девушка, черт возьми. Логан бы это оценил, не будь он так сильно занят своими новыми потерями. «Я тебя люблю». Разум злобно улюлюкает и качает головой — и снова осечка, хозяин. Кажется, из всех его отношений только одна-единственная Джинн не говорила ему о своих чувствах — безответная любовь, чтоб ее. Только когда он вогнал ей когти под кожу, он увидел в ее глазах немую благодарность и явное обещание, что в другом мире уж она-то будет о нем помнить. Логан криво усмехается и допивает черт-знает-какой стакан за вечер. Алкоголем ему ничего не исправить, конечно, но притупить злость можно. Злость на себя, на своего долбанутого братца-извращенца и на Мари. Издевающееся сознание услужливо подкинуло ему мысль о том, что уже не первый раз его девушка наебывает его чувства тем, что якшается с его братом. Правда, Кайла с ним не трахалась, но кто ж точно-то знает? Хотя нет, Кайла тоже была другая. Почти как Катарина. Но почему тогда именно Мари заставляет его выть, выворачивая ему вены и сухожилия одним только своим образом? «Потому что ты ее любишь, идиот». Логан снова закрывает глаза. Любит. До боли любит. Он готов был взорвать нахер весь мир и показать его руинам средний палец — плевать, главное эта несносная девчонка, играющая на его нервах как на арфе. Смешно сказать — взрослый мужик сидит и пускает нюни по девице, что младше его на столетие с гаком. Но он ее любит. А ему вдруг присылают видео, на котором она не то чтобы даже не вырывается, но и весьма громко постанывает, получая удовольствие. Как бы сейчас сказал Уэйд «променяла чувства на хер». Забавно. Ороро свято не верила в то, что Мари по своей воле пошла с этим психом, пока они не примчались в одну из гостиниц, где администратор вяло подтвердил - да, были такие. Нет, девушка вела себя спокойно, не вырывалась, не выглядела запуганной. Да, они уехали примерно дня четыре назад. Нет, сопротивления девушка не оказывала никакого, выглядели они довольно обычно. Ороро тогда молча сидела всю дорогу назад, не смея даже рта открыть — настолько ее потрясло вероломное поведение ее воспитанницы. - Может, у нее были на то свои причины? - Шторм тоскливо уставилась в окно, перебирая пальцами кисточки на шторах. - Не знаю. - Логан, - Ороро отошла от окна. - Не принимай поспешных решений... - Поздно, - он поднял голову и потухшим взором посмотрел на подругу. Ороро оцепенела. - Спать пора. И она ушла к себе, так и не поняв, к чему именно относилось это его «поздно». Потом поняла, но переубеждать не взялась — все равно не прислушается. А потом началась вся эта белиберда с Катариной. Тогда он, замутненный алкоголем, и не думал о чем-то — просто зашел к ней в комнату и на ее немой вопрос, плескавшийся в ее глазах, просто вжал ее в стену, бешеным напором сминая возможное сопротивление. А сопротивления и не было — издав протяжный стон, девушка мгновенно подняла белый флаг и капитулировала возможным последствиям. И теперь он сидит, наливается коньяком и смотрит на их фотографию в треснувшей рамке с разбитым стеклом — как апофеоз всего происходящего. Логан горько усмехнулся, не открывая глаз — к черту, переживет. Звучит довольно комично, если учитывать то, что он бессмертный, но когда тебя рвет на лохмуты изнутри — гораздо печальнее, господа. ***************** Если бы время не капало столь иронично на мозги и не требовало бы столько усилий, то Мари вполне бы могла сказать, что жизнь не такое уж и стремное занятие. Виктор бы подтвердил. «Никто не забыт, ничто не забыто». Мари точно сказать не сможет, откуда она это слышала, но уже с явной точностью может это подвести жирной чертой — в горле черничный ядом оседает боль, а на сердце серой накипью лежит тянущая тоска по Логану. Запоздалое чувство собственного идиотизма накатывает удушающими волнами и ей кажется, что не выдержит. А она выдерживает. Каждый раз возрождается. Да и Виктор не такой уж и плохой. После их молчаливого договора о ненападении, он стал даже чуть... спокойнее, если это можно применить к убийце-психопату с садистскими замашками. Шутит изредка и совсем-совсем не бьет. Если только так, подзатыльник. Мари приглядывается к нему и понимает, что на самом деле, все дело в восприятии — если для Логана весь мир хороших, то Виктор видит его лишь через кроваво-алкогольную пелену, что застлала ему глаза еще в ранней юности. Это его «девочка» щиплет ацетоном уши; хочется залить их цементом, чтобы отгородиться от нагловатого, но сексуального «девочка». Раньше Мари это коробило — теперь это ее успокаивает. По крайней мере, рядом с ним не приходится притворяться нормальной. Мари ему все рассказала — о Лугару, о силе и прочем. Кривоватая усмешка чуть трогает сухие, обветренные годами губы. - И какой дурак будет терять такой подарок? - его пальцы несильно оттягивают светлую копну шелковистых волос, открывая прекрасный вид на тонкую, нежную шею. - Мой брат и впрямь идиот. Мари только вздыхает и отворачивается от него. Виктору не стоит видеть ее тоскливого взгляда — она сама изъявила желание с ним ехать, бежать от Логана, так что толку теперь рыпаться — ноль. Да и он не опустил бы. Виктор перестал колоть ей транквилизаторы. Мари в первую секунду кажется, что это насмешка — она удивленно смотрит на него. - Что? - Ты точно не будешь? - в ее голосе столько непонимания, что мужчина рассмеялся. - Точно. - Ты мне доверяешь? - Мари все еще пытается докопаться до истины, но не получается. - Нет, - Виктор выдыхает дым изо рта и ухмыляется. - Просто зачем сажать не цепь того, кто сам не убежит? На это девушке возразить нечего. Она растерянно сидит на переднем сиденье и крутит в пальцах армейский жетон — теперь там висит и жетон Виктора. По прошествии третьей недели, по ночам, ей снится что-то страшное и она резко просыпается, вся мокрая. Виктор даже не реагирует — спит крепко, но чутко. Мари аккуратно стягивает мокрую майку через голову и снова укладывается рядом, прижавшись голым боком к мощному телу мужчины — видимость защиты срабатывает и она засыпает. До следующего кошмара. А теперь она сидит на полу в ванной, в очередном мотеле и наблюдает, как стрелки часов медленно вбивают время ей под кожу — синяки совсем сошли на нет и теперь Мари снова носит открытые майки на людях. Но дело совсем не в этом. Голова взрывается сотнями разноцветных петард и в горе сухо, как в Саудовской Аравии. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Мари неожиданно начинает тихо смеяться, истерично размазывая по щекам соленые реки слез. - Это карма, - в пустоту сквозь смех вырываются слова. Мари успокаивается и лишь глупо и вымученно, с нездоровым любопытством смотрит перед собой на пол. Интересно, в этой ситуации можно уже сходить с ума или еще рановато? Тест на беременность показывает положительный результат. ************************* Бастион тишины и молчания вспарывает головную боль резкими толчками. На мониторе мелькают данные, пальцы стучать по клавиатуре со скоростью света. - Босс, - бесцветный, почти механический голос раздается где-то за спиной. - Мы отследили два объекта. Остался еще один. - Кто? - Уэйд Уилсон, сэр, - голос чуть запинается. - Образец номер триста восемьдесят семь. Его местонахождение пока что остается неизвестным. - Остальные? - мужчина устало трет переносицу. - Триста семьдесят пять и триста девяносто девять, сэр. Мужчина неожиданно саркастично улыбается. - Зверь и Росомаха, значит? - Так точно, сэр. Отдать приказ по началу операции? - Нет, - голова болит, но уже меньше. - Зверь опасен. Он уже убил доктора Хайнеса и его ассистента, его пока тревожить не стоит. Росомаху тоже. - Ваши действия, генерал? Минута молчания - Установить слежку через спутник, - и снова утыкается в монитор. - Будем наблюдать.