Тёмное сердце

Тонкий пересвист сказочно-ярких птиц больше не заставляет её поднимать голову вверх, чтобы разглядеть диковинных птах. Низкий рык притаившегося где-то в джунглях хищника больше не заставляет её вздрагивать. Следы множества когтистых лап, ведущие прямиком в изумрудно-зелёную чащу, больше не пугают. Джейн идёт смело, глядя точно перед собой, сжимая в руке отполированную рукоять отцовского ружья. Этот след – именно то, что ей нужно, то, зачем она пересекла океан. Тарзан думает иначе, как и её отец. Но если от безграмотного дикаря она могла ожидать чего-то подобного, то от собственного отца, умнейшего человека, никогда… Кому нужны грифельные рисунки и пространные описания, когда можно самому увидеть гориллу, понаблюдать за нею, только что не потрогать? Кто захочет представлять себе необычных животных, когда есть их шкуры, острые клыки, черепа? Как бы ни неприятно это сознавать, но её отец, должно быть, спятил на старости лет, если думал, что после того, как он столько лет бредил этими гориллами, Джейн удовольствуется лишь созерцанием. Она ведь его дочь…неутомимая в своих поисках, жадная до знаний…но ещё и практичная. Университетское жалование отца не может обеспечить им достойное существование, а вот даже пара живых горилл, проданная в лондонские зверинцы, сделает из них настоящих богачей. Престарелый профессор даже и слышать об этом не хотел, но Клейтон быстро понял, чего по-настоящему хочет юная мисс Портер, и все долгие дни в открытом море он любезно учил её стрелять. Джейн ухмыляется, раздвигая блестящие, словно лакированные листья размером с большое блюдо. Клейтон глуп, как и все мужчины: он думает, что она – глупая девчонка, которая станет делиться своей добычей, как он поделился с нею своими навыками стрельбы. Не станет. Ох, как же раздражает её его глупость и бахвальство…и даже отец раздражает. А больше всех – Тарзан; он глупее всех остальных, но и ценнее тоже. В Лондоне ещё никто не видывал живую гориллу, но человек, воспитанный обезьянами станет настоящей сенсацией. Пусть Клейтон и отец забирают себе своих обезьян – она возьмёт Тарзана. Проще всего было бы заманить его на корабль, пообещав золотые горы за океаном и свою руку в придачу. Но мерзкие обезьяны не отпускают своего белокожего пасынка, что-то нашёптывают ему, и, хоть Джейн изо дня в день видит в его красивых глазах тоску и печаль, он не идёт за нею. Она просила, она умоляла, она рисовала перед ним радужные картины их совместного счастливого будущего, она даже расплакалась в их последнюю встречу, а Тарзан мрачнел с каждой новой минутой, но остался непреклонен. А ей надоело. Она выучила ради этого его дурацкий обезьяний язык, лазала по деревьям и ободрала кожу на руках и ногах, но теперь она поговорит с ним на своём языке – языке стали, огня и пороха. Того, чего больше всего боятся все дикие звери, но и лучше всего понимают. Теперь-то он точно поймёт её и не посмеет ей отказать. Но всё же ей стоит поблагодарить Тарзана: именно благодаря ему она так чётко слышит тяжёлую поступь горилл и более лёгкую, человеческую – его самого, благодаря ему сама замирает и пригибается, льнёт к земле, стараясь скрыться от острого звериного ока. Джейн отлично слышит, что Тарзан плетётся в самом конце обезьяньей колонны, позади больных и старых животных; она пропускает всё семейство горилл, оставляя их на милость Клейтона, поджидающего их там, впереди, и выныривает из кустов как раз перед своим диким возлюбленным. - Джейн? – он отступает назад, а глаза его взволнованно следят за скрывающимися в зарослях обезьянами, а затем во взгляде пригожего юноши вспыхивает радость. – Но что ты здесь делаешь? Я думал, вы уже отплыли… Он, кажется, не замечает даже ружья в её руках. Глупый, глупый дикарь. - Нам пришлось задержаться, - она стыдливо опускает взгляд вниз и добавляет: - к счастью. - Я думал, что уже никогда тебя не увижу… - Тарзан тянет к ней руки, и девушка позволяет ему себя обнять. Пускай…в последний раз. Больше он не посмеет к ней прикоснуться. - Я тоже, - и голос её дрожит, давая ему повод подумать, что этого она страшится больше всего на свете. Чёрта с два. Больше всего на свете она боится, что что-то всё-таки помешает ей вернуться в Лондон. – Я не хочу с тобой расставаться! Поехали со мной, прошу тебя! Теперь он сам отстраняется, хмурит брови. - Я не могу, ты же знаешь. Они – моя семья. - Они обезьяны! – восклицает она. – А ты человек, Тарзан, и место твоё с людьми… Со мной. - Я всё уже решил. Она отворачивается, притворно всхлипывает. А он оказался ещё упрямее, чем она думала. И слёзы женщины его ни капельки не трогают… Ну настоящий дикарь! Такому цены не будет в зверинце Лондона, а люди из провинции отдадут любые деньги за возможность взглянуть на него хоть одним глазком. - А ещё говорил, будто любишь меня! Тарзан вздыхает, а вместе с ним, словно подчиняясь какой-то магии, вздыхают и джунгли под порывом сильного ветра. - Я люблю, Джейн, но… Что это у тебя?! – ей приходится посмотреть на него, когда тоска в его голосе сменяется сталью. Она понимает, что юноша наконец-то заметил оружие у неё в руках. Ей стоит бояться его или хотя бы показать это, но на деле она его ни капельки не боится. Если станет его бояться, он почувствует и станет много сильнее – как животное, с которыми вырос. - Ружьё, - вместе с ним притворно удивляется девушка. – Джунгли небезопасны, ты же знаешь… - Не для тебя, - отрезает он. – Керчак запретил вам приносить ваше оружие на нашу территорию, - вот так одним словом он отрезает себя от мира людей. Что ж, ему же хуже. На какое-то мгновение между ними повисает напряжённая тишина, но уже в следующую секунду далёкий выстрел разрывает её. Потревоженная птица спархивает с зелёных ветвей к кристально-голубым небесам. Гориллы охвачены паникой где-то за поворотом узкой тропы, и Джейн знает, что в этот самый момент помощники Клейтона накидывают на испуганных зверей прочные сети. - Что это? – вскидывается Тарзан и устремляется на помощь своей обезьяньей родне. Джейн, преграждая ему путь, кладёт руку ему на грудь, чувствует, как под смуглой кожей беспокойно бьётся сердце дикаря. Так вот, каково это ощущение власти над волей другого существа, над его страхом и, в конечном итоге, над его жизнью и смертью! Отец никогда не брал Джейн на охоту, на лиса или кабана, аргументируя свой отказ тем, что это зрелище не для юной девушки. Но именно этого неповторимого ощущения ей и не хватало всю жизнь! Парень опускает удивлённый взгляд на ладонь Джейн, лежащую на его груди, словно видит эти тонкие пальчики впервые. – Пусти. Я должен идти. Должен им помочь. Джейн нарочито медленно качает головой. - Нет, не должен. Они обезьяны, но ты – ты человек, Тарзан. И то, что происходит там, - она слышит отдалённый рёв защищающихся зверей и испуганное повизгивание детёнышей – сегодня у Клейтона будет хороший улов, и они, наконец-то, смогут отплыть от этого проклятого берега, - не твоя забота. - Моя. Пусти! – он отшвыривает от себя её руку и, не глядя на девушку, шагает прочь, надеясь успеть помочь своей мнимой родне. Она вскидывает ружьё на плечо и прицеливается. Медленно, словно впереди у неё целый день, прицеливается; ей кажется, что прошли уже часы с того момента, как Тарзан прошёл мимо неё, но и он, обладающий нечеловеческой скоростью, успевает сделать только несколько шагов, прежде чем Джейн жмёт на курок. Полёт свинцовой пули грохотом отдаётся у неё в ушах, но все звуки мира меркнут по сравнению со сдавленным вздохом Тарзана. Левая нога его, пробитая насквозь ниже колена, подгибается и перестаёт слушаться, и юноша падает на землю. Но он не сдаётся: совсем по-звериному рыча, он пытается ползти вперёд, словно в таком состоянии он способен кого-то защитить, зажимает рану руками, бестолково глядя на то, как алая кровь сочится сквозь пальцы. Теперь Джейн спешить некуда; она разматывает спрятанную в кармане куртки сеть и вынимает из-за пазухи серебряный свисток. Тонкая трель его, чуждая для джунглей, разливается над зелёным морем, и другая такая же трель отвечает ей откуда-то с востока. Накидывая на Тарзана сеть, Джейн присматривается к полученной им ране, прикидывая, насколько это уменьшит его стоимость. Вероятно, не на много: раненый или нет, он всё равно выращен гориллами, а это делает его по-настоящему бесценным. Смотрящие на неё из-под спутанных прядей волос глаза блестят слезами и гневом. Цепляясь пальцами за толстые верёвки, из которых сплетена сеть, Тарзан спрашивает сдавленным голосом: - За что, Джейн? За что? - Сезон охоты на горилл открыт, мой милый, - она присаживается рядом с ним на корточки, - и мы не могли допустить, чтобы ты помешал нам. К тому же, я говорила тебе о том, что твоё место не с ними, а с нами. И теперь я заберу тебя туда, где тебе и место. Его такой ответ не устраивает. Впрочем, Джейн не может даже точно сказать, слышал ли он её или нет. Он так же смотрит на неё, как и прежде, и в глазах его, как и прежде, к удивлению девушки, любовь и восхищение, правда, теперь сдобренные разочарованием и ужасом. - Но я же любил тебя! – восклицает он, быть может, пытаясь этими словами купить себе и своей семье свободу. Ничего у него не выйдет. Джейн пожимает плечами. - А я тебя – нет.