Вход-выход

В горле нещадно першит, во рту к чертям сухо, веки налиты свинцом. Тело сковано холодом, колет иголками. Хреново, как же все хреново. Он медленно приоткрывает глаза. Картинка плывет, он сам будто дрейфует на волнах. Гул в ушах - как на глубине давит виски, отдается тупой болью в позвоночнике. Кончики пальцев щекочет ощущение все еще сжимаемой рукояти глока. Марево, бред. Он должен быть не здесь. Он вообще не должен быть. Отрывками лихорадочного сна, в голове проносятся отрывки воспоминаний. Он ждал его, так же как и всегда на снимаемой специально для таких случаях квартире клана. Дженсен помнит, как безразлично впился взглядом в рисунок на обоях, не находя в себе желания посмотреть на Джареда. Ложь. Всегда одна ложь. Выход. Пульс - странно быстрый; бьющийся под кожей, струящийся по венам – горячий, неправильный ритм. Дженсен поворачивает голову на бок, в попытке сглотнуть загустевшую, горькую вязкую слюну. Движение забирает все силы и подталкиваемый невыносимой болью, он вновь проваливается в небытие, которое подкидывает ему картины его худшего дня. Джаред улыбается сам себе. Не замечая, что Дженсен следит за каждой его эмоцией. Ждет. Впервые в жизни трясется рука. Впервые он целится в спину. Не может, не желает видеть его лица. Дженсену хочется выть, но горло отказывается выдать даже хрип. Он вновь открывает глаза, в пустой надежде, понять в какой ад его занесло. Кроме как на ад, он не рассчитывает ни на что, даже не веря в него. Предательство, кажется смертный грех? Именно там, в комнате с обоями в идиотский цветочек, где Джаред улыбается сам себе, сидя в продавленном старом кресле, Дженсен принимает последнее решение. Выбор. Джаред тарахтит как заведенный – довольный, неестественно горит энтузиазмом. План. Глупый, заносчивый мальчишка - верит в судьбу. Дженсен ни во что не верит. К горлу подкатывает тошнота, Дженсен сжимает зубы, пытаясь её сдержать, вспоминая свой оглушающий выстрел, осевшие красными пятнами капли на желтых цветах и, ничего. Что-то не так. Он не мог просто вырубиться, он не закончил. Две пули, всего две и один выстрел. Прежде чем… Прежде чем что? Секундная вспышка глухой боли толкает в темноту. Дженсен чувствует на себе руки Джареда его губы, слышит шепот. Мольбы и угрозы. То чего больше не будет, но сейчас транслируется эхом в воспаленном мозгу. Хрень. Нахуй все! Это ебаное чистилище. Просто плыть. Не открывать глаз, пока все не кончится. - Не закрывай глаза, чертов идиот! Голос. Невыносимо реальный, как щелчок затвора. Узнаваемый, настоящий. Пазл – сложить, увидеть. Дженсен разлепляет веки, фокусируется. Невозможно. - Твою мать! Наконец-то! Джаред. Рта касается что-то холодное, мокрое. Лед? Дженсена продолжает качать, как на водяном матрасе. Желчь бьется в глотке норовя выплеснуться фонтаном. - Дженсен смотри на меня! Теплые руки. Живые, сильные. - Джаред… - голос не слушается, кислота жжет горло. - Я это, я. Только попробуй еще раз отключиться, сам удушу. Почему ты мне не сказал? Хреновый план, Дженсен, очень хреновый! План? Да, план. Выход. - Пить… Вода – почти теплая, горьковатая, странная. И волны. Какого черта так качает? - Спокойнее. Не подавись. Это антидот, пришлось тебя вырубить и накачать, чтобы не дергался. Я сообразил, что ты удумал, но поздновато, пули успел заменить. Пришлось импровизировать, менять план на ходу. Ты - больной урод, ты это знаешь? Реальность – жестока. Как и бьющий наотмашь тон. - Живой… - Мог и не быть, фаталист хренов. А вот папаше, не позавидуешь. Уже греет нам местечко небось. Там. - Ты…маленький засранец. Снова руки на лице и мягкие губы на лбу. Восприятие, как смятый, исписанный лист – не собирается в одно целое и неровных кусков пазла. Все потом. Шум, голоса, несколько и единственный самый нужный: - Мы свободны, Дженсен. Пульс - неровные толчки крови, плывут пятнами перед глазами, зудят под кожей. Джаред – достойный сын своего отца, и прекрасный ученик. Он все просчитал, понял, сложил свой узор из чужой мозаики. Он сделал свой выбор. За них обоих. Правильный выбор.