Облом по Фрейду

      – Пожалуйста, прекрати, - Кирилл медленно опустил меня на пол и целовал мое лицо. От его прикосновений мурашки ходили табуном по всему телу, а внутри все замирало. Мне нравились эти чувства, пусть они и были давно забыты. Но я не хотела отдаваться им во власть сейчас. Больше всего на свете меня мучили вопросы, и я жаждала поговорить по душам.       – Что такое? – тяжелый голос Кирилла заполнил комнату. Он навис надо мной, наверное, еле сдерживаясь.       – Мне нужно выяснить очень многое, - призналась я и попыталась выползти.       – Что ты хочешь узнать? – губы Кирилла снова коснулись моего лица. Я вздрогнула.       – Кирилл, - взмолилась я, но не остановила его.       Снова наши губы встретились, но теперь уже более страстно. Я почувствовала руки Кирилла, которые обвивали меня, а затем легко подхватили. Секундой позже я уже сижу у него на коленях, запрокидывая свои руки ему на плечи и притягивая еще сильнее. Внутри меня растет желание. Давно я такого не испытывала. Я готова была сорвать с себя всю одежду, да и с него тоже, а потом заняться тем, что в моих играх запрещено. Запрещено!       Я прервала поцелуй и отстранилась. Кирилл этого не хотел, поэтому снова начал притягивать к себе, но я всеми силами отталкивала парня.       – Что? – уже зло говорит он, отрываясь от меня.       – Я сказала, что хочу поговорить, - пищу я, понимая, что голос сел. Внутри какой-то страх. Господи, куда я попала.       – Прямо сейчас? – нервно отзывается Дорохов.       – Да, - неуверенно отвечаю я и слегка ерзаю у него на коленях.       – Хорошо, - на выдохе произносит парень, приподнимает меня и выпрямляет свои ноги, а затем снова сажает меня на себя. – Я тебя слушаю.       – Когда ты понял, что… - мне было до жути неудобно разговаривать о своих чувствах. Я привыкла к их отсутствию. – Что, ну…       – Влюбился? – завершил за меня парень.       – Да, - тихо шепнула я и уперлась своим носом ему в шею. Я почувствовала, как напряглись его мышцы, но затем ощутила расслабление.       – Понял я совершенно случайно, недавно. Когда забирал тебя на качелях. А влюбился я в тебя, когда мы поцеловались в туалете. Парень замолчал. Он дал мне время переварить информацию. То есть, он влюблен в меня почти с самого начала!       – Сначала ты жутко меня раздражала. А потом привык. Твоя игра мне понравилась. Я решил сыграть в свою, - продолжил Кирилл. – Мне не нравилось, что ты вершила правосудие, не спрашивая разрешения. Я решил совершить свой суд над тобой. Но, как видишь, ничего не получилось.       – То есть, ты хотел сломать мое сердце? – с неприятным ощущением внутри спросила я.       – Получается, так, - выдохнул он. – Но я не хочу делать тебе больно сейчас. Ты не та, за кого себя выдаешь.       Я выпрямила спину и посмотрела, как мне показалось, в глаза Кирилла. В этой абсолютной темноте я могла чувствовать его взгляд, но видеть – увы. Я представила, как его глаза цвета темного шоколада сейчас исследуют мое лицо, как дергаются уголки губ, когда я улыбаюсь ему. Я представляла его, хоть и была сейчас в его объятьях.       – А кто я?       И снова молчание. Его чуть влажные губы коснулись моего виска. Я закрыла глаза от прилива нежности. И, кажется, нам абсолютно не нужны были слова. Лишь эти прикосновения.       – Ты – хрупкий цветок, который скрывается за маской сильной девушки. Ты сделана целиком из хрусталя – твоя душа такая же ребристая и в разных ракурсах у нее новый обзор. Я знаю тебя сильной. Я знаю тебя слабой. Я знаю тебя смеющейся. Я знаю тебя плачущей. И во всех положениях – ты по-своему прекрасна. Если честно, я еще не встречал таких людей.       И снова молчание. Его слова заставили меня окунуться в себя, чтобы соотнести и выявить правду. Не желая принимать своеобразные комплименты, я хотела что-либо сказать, но Кирилл меня перебил.       – Знаешь, на каждый поступок есть свое оправдание, свой смысл, - он выдержал некую паузу. – В чем твой смысл вот так обходиться с парнями? Навряд ли тебе это приносит удовольствие? Ты ведь не такая… Мы снова замолчали. Я глубоко вздохнула, взвешивая все «за» и «против», но потом все-таки решилась.       – Я расскажу тебе одну длинную историю, - несмело начала я, перебирая пальцы. Кирилл почувствовал мою нервозность и накрыл своей ладонью мои нервно трясущиеся руки. Я вздохнула еще раз, закрыла глаза и начала. – История моего треклятого прошлого. Ты прав, все начинают что-то из-за чего-то. Я попала в детдом совсем крошкой. Мне было три с небольшим года. Я понятия не имела на тот момент, почему я оказалась среди незнакомых мальчиков и девочек. Позже, когда я подросла, мне сказали, что родители спешили забрать меня из детского сада и погибли. Папа не справился с управлением, вылетел на встречку и столкнулся с большегрузом. Шансов не было никаких. Как и родственников. Дедушки погибли на войне, бабушки не могли обеспечить мне жизнь, так как пенсии еле хватало на свое содержание. Про существование дядей и тетей мне ничего неизвестно. Да и хорошо. Потому что я бы их ни за что не простила сейчас.       Я выдержала паузу. Мне было сложно рассказывать о родителях и своих недородственниках. Я знала, что где-то у меня есть дядя, брат мамы, но он ни разу даже не появился в моей жизни. Ну и пусть. Кирилл лишь легонько сжал мои руки в знак того, что он рядом и что он поддерживает меня.       – До определенного возраста, то бишь подросткового, все было хорошо. Маленькие дети мало в чем смыслят. Ну посадили нас в этот детский зоопарк, ну мы и сидим в ожидании родителей. Иногда бывали всплески, когда очень не хватало их, но воспитатели быстро находили нужные слова. Но ты повзрослел, тебе сказали, где ты и почему, и все вокруг изменилось в один момент. Все люди – ненавистны, подростки вокруг – черствые и такие же обозленные на весь мир. Было очень сложно. Я замкнулась в себе. Прошел еще год. Затем еще. Я ни с кем не хотела заводить дружбу, потому что все они были плохими людьми. Часто сбегали с детдома, пробовали курить, пить, принимать наркотики. А я просто тихо сидела в углу и считала дни до своего совершеннолетия. Я пыталась дать сама себе образование, потому что наш детдом не предоставлял такой услуги. Я ходила в подобие библиотеки и читала учебники. Я хотела назло всем сделать успешную жизнь. Хотела выучиться, обзавестись семьей и начать все с чистого листа. Но когда мне исполнилось 14, все пошло под откос.       Я сглотнула. На глаза выступили слезы. Вспоминать о детдоме – самое тяжелое из всего, что может быть. Выдохнув, я продолжила дрожащим голосом.       – У нас в детдоме была некая банда. Она состояла из старших мальчиков и некоторых шалавистых девочек. Мне тайком нравился один. Его звали Витя. Витя-чернокнижник. Смешная кличка, правда? Дело в том, что все свои нычки он прятал в книги, и воспитатели не могли их найти. Свои книги он мог отдать кому угодно и остаться незамеченным. Он нравился многим девочкам, но я и подумать не могла, что когда-нибудь он посмотрит на меня. Я сидела в столовой и ковыряла неразрезанную до конца картошку, как сейчас помню. Вдруг стул рядом отодвигается и садится он – моя мечта. Я вся сжалась, щеки сразу порозовели, а речь превратилась во что-то непонятное. Парень был очень вежлив и добр ко мне. Он расспросил о моем пребывании в детдоме, рассказал о себе, позвал как-то погулять. Мы сбежали из детдома раз. Потом еще раз. Потом третий. А на четвертый он позвал меня к себе в комнату. Сказал, мол, будет весело. Приходи, никто ничего не узнает. Когда я ступила на порог комнаты, я чуть не потеряла сознание. На одной койке уже во всю размножались мои сверстники, дети чуть помладше сидели в другом углу и ублажали себя, а мой дорогой «парень» сидел на какой-то девке и ритмично двигал бедрами. Я хотела уйти мирно и спокойно, забыть все, как о страшном сне, но внезапно дверь закрылась. Все обратили на меня внимание. А у дверей стоял светловолосый парень. Он скрестил руки на груди и закатил глаза, мол, еще одна пришла. Я испуганно прижалась к стенке. Витя подошел ко мне, даже не надевая штанов, грязно поцеловал и полез под юбку. Я так никогда не кричала. Мои слезы ни у кого не вызвали жалость. Я билась, рвалась, но никто, кроме того самого светловолосого парня не пытался остановить Витю. В конце концов, когда я посмотрела прямо в глаза тому парню и одними губами произнесла «помоги», он сорвался с места, откинул Витю, сгреб меня в охапку и вынес из этой комнаты разврата. Меня трясло еще около двух часов. Я билась в истерике прямо на груди у этого парня, а он просто молчал. Да и что он мог сказать? Он все видел. И, наверняка, в нем была настоящая борьба – Витя мог его просто повесить. Но зато он спас меня.       Мне нужно было перевести дыхание. Я вдохнула и выдохнула пару раз, потом вытерла бегущую слезу и продолжила. Кирилл был весь в напряжении.       – Когда я успокоилась, он отвел меня в комнату и молча ушел. Я даже не поблагодарила его. Следующие три дня я боялась вылезти из кровати, постоянно плакала, ночами просыпалась от ощущения, что Витя рядом. Он, конечно же, подослал своих девчонок, чтобы те пригрозили мне молчать, иначе… Да, в принципе, могли бы и не стараться, мне и без этого было страшно. Я слышала, как разговаривали соседки. О том, что светловолосого парня побили. Очень сильно. Что он больше не в компании чернокнижника. Мне было его жаль, но больше всего мне было жаль себя. Спустя неделю я снова пошла кушать в столовую, Витя подсел ко мне и пытался пригрозить мне, что разделается со мной, если я хоть слово пикну. Я пообещала молчать. Хотя я и так никому не хотела ничего говорить. Слишком уж была запугана. И самое поганое в этой ситуации было, что я действительно полюбила Витю. И его поступки, и его характер, и его внешность. Все в нем было идеально. В этот же вечер я возвращалась с учебного класса с новыми учебниками, решила полностью забыться в науке, но в одном из темных коридоров он меня поджидал.       Я поджала ноги к себе, обвила их руками и уперлась подбородком, вспоминая в деталях это ужасное время. На глазах снова появились слезы, но, себе на удивление, я рассказывала спокойно.       – Мои учебники с грохотом упали на пол, но этого никто не заметил, потому что все были в своих комнатах. В этом коридорчике было низко посаженное окно. Я молила Витю отпустить меня, но он бредил мыслью лишить меня девственности. Потому что «все, чего он хочет, всегда попадает в его руки». Я не должна была стать исключением. И не стала. Этим темным вечером он зажал меня, как мышку, и грубо вошел. Ему не нужно было меня грубо трахать или слушать мой визг, ему нужно было только порвать мою пленку. Он сделал это. Но целым оттуда не вышел. Поздно подошедший светловолосый парень вырубил этого громилу, попытался меня успокоить, хотя незачем было это делать. Я не плакала больше, не истерила. Просто с этой пленкой порвалась ниточка, связывающая меня с этим миром. Светловолосый позаботился обо мне. Я две недели ела с его рук. Он водил меня в туалет. И ни на шаг не отходил от меня. Когда я пришла в себя, я увидела в этом парне старшего брата. А он давно заметил во мне младшую сестру. Он ходил за мной по пятам. Казалось, что он старше меня года на три, но мы с ним были одного возраста. Вскоре он изменился до неузнаваемости – догнал свой психологический возраст. У него выступили мужественные скулы, появилась щетина, волосы стали темнее, он нарастил себе мышечную массу, таская мешки на кухню. Он стал моим лучшим другом.       – Что значит «догнал свой психологический возраст»? – впервые перебил меня Кирилл. И я была ему благодарна. Я слишком подробно вдалась в воспоминания о детском доме.       – Понимаешь, в детском доме все взрослеют очень быстро. В свои десять лет ты чувствуешь себя на все семнадцать, если не больше. Как только тебе говорят, что родителей нет, они отказались от тебя, или живут мирно и спиваются потихоньку – это не важно. Как только тебе говорят что-то подобное – ты ломаешься. Некоторые не выдерживают и сходят с ума. Но остальные взрослеют на пять лет вперед. А считая себя взрослыми, начинают пить, курить, ну и делать все остальное. Мы с моим другом были исключением.       – Дима? – догадался Кирилл. Я безмолвно кивнула.       – С тех самых пор он был моим ангелом-хранителем. И остается им по сей день. Поэтому я очень чутко переживаю все, что с Димой связано. И его смерть – это моя смерть.       – И никогда не хотелось быть с ним кем-то больше, чем другом? – наводил меня на мысль Дорохов, обхватывая меня двумя руками и прижимая к себе.       – Знаешь, нет. Мы много говорили об этом, даже пытались как-то, но все тщетно. Это такая странная любовь – родственных душ. Когда человек тебе нужен не физически, а морально. Когда в нем заложены все твои силы, когда он понимает тебя в полном молчании. Это то, что не объяснить словами. И я не знаю, как я могла заслужить такой подарок судьбы. Но я благодарна ему очень сильно.       – Он большой молодец, что выручает тебя, - подытожил Кирилл и поцеловал меня в макушку. – Поэтому ты мстишь парням?       – Я мщу даже не за то, что меня так грубо лишили девственности. А за то, что я глупо верила в человека, а он меня просто предал ради физического удовольствия. И после детского дома я часто наблюдала подобную картину. Меня одолевала злость. Дима никогда не поддерживал. Он считал это издевательством. Но и не останавливал меня никогда. Потому что прекрасно понимал меня.       – Это достойная причина, - наконец, согласился со мной Кирилл. И мы замолчали. Я предалась воспоминаниям из детдома и даже не заметила, как слезы начали катиться по щекам. Внутри себя я почувствовала опустошенность, как и десять лет назад. Я чувствовала, что меня сломали. Чувствовала, что меня вывернули наизнанку. И я хотела спрятаться куда-нибудь подальше, попасть в объятия Димы и никуда больше не уходить.       – Ты боишься меня любить? Потому что думаешь, я принесу тебе ту же боль? – разрушил тишину голос Кирилла. Я вздрогнула. Но решила ответить честно.       – Да. Я не вынесу эту боль еще раз. Я боюсь вообще любить кого-то. Мне чуждо это чувство. Ведь и родителей толком не было. Только Витя и Дима. И Дима – исключение из всех правил, - смотря прямо перед собой в темноту, говорила я.       – Не бойся меня. Я знаю, что такое боль, так же, как и ты. И я не позволю тебе плакать из-за меня, - снова губы Кирилла прикоснулись к моим волосам.       – Извини, но мы обязаны будем расстаться. У нас есть только эта ночь и завтра. А дальше – по сценарию, - холодным голосом заявила я, вспоминая, кто же такой для меня Дима. Он дороже, чем жизнь. Дороже Кирилла. И я сделаю все, ради его благополучия.       – Мы расстанемся, - вздохнул Кирилл. – А потом сойдемся. Все просто.       – Нет, Кирилл, - перебила его жизнерадостный голос я. – Если мы сойдемся, Ковалев снова заявится ко мне и потребует тебя убить. Только уже в физическом плане. Я не могу так рисковать.       – И ты пожертвуешь собой, ради Димы? Пожертвуешь всем? – удивленно спросил Кирилл.       – Да. Ради Димы я пожертвую всем. Даже своей жизнью.       Молчание разразило комнату. Мне стало очень тяжело находиться в ней. Все мои эмоции затупились после стольких часов рыданий. Я дала себе слово, что, не смотря ни на что, узнаю, где находится библиотека, порву с Кириллом и переживу эту любовь. Точнее влюбленность. Все еще не так плохо. Я отвыкну.       – Я так устала, - призналась я и снова уткнулась носом в шею Кириллу. – Пошли спать.       – Перекусить не хочешь? – каким-то отрешенным голосом спросил Дорохов.       – Нет. Только спать.       И не говоря больше ни слова, Кирилл поднялся, держа в своих руках меня. Я больше не брыкалась, лишь наслаждалась родным запахом. Не верилось, что придется расстаться. Но с другой стороны, между нами не было ничего такого, из-за чего я должна была убиваться. Да, целовались много. Да, сейчас будем спать вместе. Да, проводили хорошо вместе время. Но это все ничто, по сравнению с жизнью Димы. Я смогу. Я же сильная.       За своими размышлениями я не заметила, как начала медленно погружаться в сон. Мягкое одеяло накрыло мое плечо. Я ожидала, что рядом со мной сейчас ляжет Кирилл, и мы будем спать всю ночь вместе. Я буду ощущать ту защиту, которая мне так необходима сейчас. Но я так и уснула, не дожидаясь сокровенного прикосновения парня. Где он?..