Скажи, что я завтра увижу рассвет

Скажи, что я завтра увижу рассвет. Скажи мне, что солнце в ветвях заиграет. Скажи, что то утро однажды настанет, Где свет, и кошмаров где нет.

________

Акира полз по земле, не в состоянии подняться. Ветер дул знойный и сухой, а Акира уже не мог понять, где он находится и что это за место. В сознании всё плыло: какие-то обрывки воспоминаний врывались в голову, но тут же исчезали или затуманивались от нестерпимой жары и боли. Он был совершенно нагим. В раны, повсеместно бывшие на теле, попадал сухой песок, отчего они ещё больше болели и кровоточили. Раскрасневшимися от раздражения и усталости глазами он обводил местность: какая-то безмолвная пустынная равнина, рядом не было ни людей, ни построек - по крайней мере, он ничего не видел. Только впереди в нескольких метрах что-то слабо чернелось, уходя извилистой лентой вдаль. Он не сразу осознал, что это дорога, да и толку-то от неё было мало. Акире казалось, что по ней уже точно никто не проедет, что это конец всего - всей его жизни, наступившей так внезапно, что он ничего не успел понять и обдумать. И только мысль, что он ещё так мало в своей жизни сделал, острым когтем сожаления и отчаяния царапала сердце. Не в состоянии больше ползти, он откинулся на спину и закрыл глаза. Солнце жарко палило его измождённое лицо, губы высохли, и очень хотелось пить. Он почти хныкал, поминутно вздыхал и постанывал, теперь было всё равно: никто не услышит, ему некого стыдиться. Истерика в нём нарастала от безысходности его положения, от ужасной боли во всём теле, от затуманенного сознания, от того, что рядом не было Мизуки - его сестры. А он ясно помнил, что, когда это началось, она была с ним и, значит, сейчас тоже должна быть. Он попытался напрячь память и не безуспешно. В его голове потихоньку начало кое-что проясняться, и вскоре во всём своём ужасном свете предстала жуткая картина его недавнего прошлого. Всё началось с того, что мать объявила Акире, что Мизуки не родная его сестра. Она не только сказала, что не является её матерью, но и даже точно не знает, один ли у них отец. Это заявление тогда очень возмутило, разозлило и смешало Акиру. Почему мать сказала об этом только сейчас, когда уже тридцать лет жизни были за плечами? И как она не может знать, один ли у них отец? Но мать объяснила Акире, что у их отца ещё до неё была жена, а так как Мизуки - старшая сестра Акиры, то логично было бы предположить, что Мизуки – дочь первой жены их отца. Но мать не спешила верить этому предположению: она знала по рассказам мужа, что его первая жена была неверной, так что даже ему неизвестно было, его ли это ребёнок вообще. Акира не понимал, как они могли всю жизнь лгать Мизуки. А ведь она, сколько себя помнила, всегда думала, что мать Акиры – это и её мать, потому что никто не позаботился рассказать ей правду. И вот теперь вдруг матери Акиры для чего-то захотелось узнать эту чёртову правду! Зачем? Что бы это ей дало? Ведь прошло столько лет! К чему расшатывать нервы себе, ему и Мизуки, для которой услышать эту правду будет больно. Акире было плевать на правду, он злился, оттого что мать хотела до неё докопаться, и почему-то так настойчиво и, главное, зачем-то именно сейчас. Он считал, что Мизуки всё равно его сестра, и так всегда было и будет, и никакой генетический анализ этого не изменит. Она была его сестрой всю жизнь: он делил с ней всё пополам, защищал её от всего и всех и любил так, как только мог. Неужели родство их душ могла оспорить какая-то генетика? Не могла, и Акире было плевать на результат. Но, как бы он ни был зол и недоволен, просьбы матери всё-таки победили: они с сестрой сделали анализ ДНК на родство, но вот результата не получили, а вернее, не успели получить. Той же ночью в их квартиру ворвались какие-то люди. Он спросонья не успел собраться и понять, что происходит. В попытке защитить свою сестру и мать он получил по голове чем-то тупым и тяжёлым, а потом не было ничего до того момента, как он открыл глаза и увидел, что находится в тёмном и тихом помещении, напоминающем лабораторию. Он был привязан крепкими и эластичными белыми жгутами к медицинскому столу. На запястье правой руки было несколько следов уколов. Он повёл глазами в поисках сестры или матери, или хотя бы чего-нибудь знакомого, какой-нибудь зацепки, позволившей бы объяснить происходящее. И тут он увидел такой же стол рядом, и на нём лежала сестра, без сознания или нет, он не мог понять, а позвать её не было сил. Но что стало с матерью? Он не знал, хотя разум подсказывал, что могли сделать с женщиной, которая, конечно же, не хотела отдавать своих детей. Сердце сжалось от этой мысли страшной болезненной судорогой, неприятный осадок остался на душе. А надежда на то, что она ещё жива, несмело вкрадывалась в сердце, ещё сильнее раздражая и лишая сил, заставляя сердце биться в страшной безвыходной истерике. Сейчас же, лёжа на земле, воспоминание о матери вновь вызвало в Акире волну безвыходности и страха, он закрыл глаза, а по щеке прокатилась слеза, оставляя влажный, быстро высыхающий на ветру след. Акира вспоминал дальше. Он лежал тогда на медицинском столе, уже почти придя в себя и восстановив всю картину прошедшего. Злость и страх завладели им, а больше всего - растерянность от непонимания того, что происходит. И даже колкая обида за то, что это происходит именно с ним. Что было нужно тем людям? Он не мог понять и составить логическую цепочку. Почему он с сестрой здесь? Что с ним делают? Чем его кололи? Непонимание рождало страх: страх не только за себя, но и за сестру, которая – Акира почему-то подумал тогда - по его вине оказалась здесь. А страх перерос в злость и ненависть к тем людям, которые это делают, он хотел их убить. Его непонимание даже не рождало сейчас любопытства, потому что в данный момент он жаждал мести, мучений этих людей, их крови. Эти странные, никогда раньше на посещавшие его мысли завладели теперь каждой клеточкой его мозга. Он не помнил, сколько времени лежал, не помнил, как сюда они попали, он вообще не знал, какой сейчас день, не знал, сколько прошло времени с того момента, как их забрали из дома. Сестра, которую он пару раз, всё-таки набравшись сил, окликнул, не ответила. И он решил успокоить себя тем, что она просто ещё, так же как и он недавно, не очнулась. Хотя мысли и пострашнее вкрадывались в его голову, но он запретил себе об этом думать. Надежда – это то, что он всегда сохранял в себе в любой ситуации, потому что не смыслил, как может жить человек без надежды. Надежда рождает смелость, надежда призывает к действию. И он не позволял в себе её затушить, постоянно подкидывая на неё щепки в виде новой цели. Сейчас целью было спасти сестру и отомстить обидчикам. Пока разбираться во всей сути происходящего он не хотел и не мог, поэтому оставил это на потом, когда они уже - он до последнего верил - выберутся. Дальше Акира не мог ничего вспомнить: сколько он лежал и о чём думал, чего хотел, и сколько прошло времени. Следующий яркий, самый неясный и даже пугающий эпизод, вырисовывающийся после некоторого затуманивания в его воспоминаниях, был таковым: в комнату вошёл человек средних лет с тёмными, зализанными назад волосами, зелёными глазами под стёклами очков, в белом халате и санитарной повязке. Он надел медицинские перчатки и стал набирать что-то в шприц. Акира почувствовал, что можно выместить на нём всю злость, задать свои вопросы и свершить ту месть, о которой он столько думал в последнее время своего пребывания здесь. Но его вопросы человек игнорировал; выкрики, оскорбления и даже угрозы человек также пропускал мимо ушей, хотя они и вовсе могли показаться смешными, ведь Акира был привязан и обессилен, в отличие от этого стоящего на ногах человека. Судзуки ожидал подобную реакцию, но всё равно пришёл в ярость, он понял, что к этому человеку никак не подступиться, отчаяние одолевало его. Странное чувство того, что это всего лишь сон, продолжало лелеять и так уже спутанное сознание. Но разум подсказывал Акире, что это не сон, это реальность. Эти ученые или медики - Акира не знал - возможно, проводят какие-то эксперименты, ставят на людях опыты. Но почему именно они с сестрой? Связь, логическая связь – вот, что он так упорно во всём этом искал и не мог найти. Но от одного вида этого равнодушного молчаливого человека в больничном халате, который уже с минуты на минуту снова что-то вколет Акире, стало страшно, жутко. Холодный пот выступил на его лбу. «Неужели это конец? Неужели меня, как букашку, заморят здесь, коля чем-то странным? Нет, я не хочу умирать!» - думал Акира. Ненависть к этому месту, к этому человеку, страх за себя и беспокойство за сестру, отчаяние из-за матери и полная дезориентация просто свели его с ума. Мысли были всё больше похожи на бред, зрачки расширились, но только одно он знал – сейчас умереть не может. Поэтому, когда человек спокойно подошёл и хотел уже вколоть какую-то желтоватую прозрачную жидкость, находившуюся в шприце, Акира не на шутку испугался, озлобился, пришёл в ярость. И, стиснув зубы, он сделал какую-то непонятную и даже нелепую попытку выбраться. Он знал, что ничего не выйдет, но в этот раз знание обмануло его. Тугие жгуты разорвались, и он яростно соскочил на пол. Человек в халате с ужасом отпрянул к стене, в комнату вбежали люди с оружием. Акира не понимал, как ему это удалось, и только сейчас он заметил, что он почему-то так высок, что чуть ли не достаёт до потолка. Сердце его забилось непонятной тревогой, в одну секунду он вдруг осознал: со мной что-то не так. Но времени размышлять не было: на него посыпался град пуль, которые упруго отскочили от его теперь ставшей роговой и шипастой кожи. «Что со мной? Что я такое? О господи! - подумал Акира и заметался по помещению в бешеном припадке, снося всё на своём пути. – Что они сделали? Кто это? Это не я! Не может быть». Он совсем забыл обо всех своих намерениях: о сестре, о мести, и, выбравшись из комнаты, он побежал по длинным коридорам огромного здания. Шаги его были тяжёлыми, дыхание глубоким, грудным, с рыком. Там, где гладкие стены, покрытые пластиком, отражали хотя бы нечётко объекты, он увидел в них вместо себя нечто большое и серое, заключённое в панцирь с длинными роговыми шипами. Его глаза видели каждую пылинку, каждую чёрточку на полу, потолке и стенах очень отчётливо; ясно прорисовывались предметы до мелочей, хотя и в коридоре было сумрачно. Он слышал самые мельчайшие шорохи – это его пугало, потому что этого всего точно не мог видеть и слышать обычный человек. «Что они сделали? Что со мной сделали? – продолжал задавать себе бессмысленные и горькие вопросы Акира. - Как? Кто я теперь!? Я чудовище!» - пронеслось в его мыслях мрачное заключение. И теперь осталось только одно – бежать, просто бежать, куда глаза глядят, подальше отсюда, подальше от людей, подальше от цивилизации. Сумасшествие охватило его с головой. Он ничего не слышал: погони или не было, или он просто не замечал. Да он её и не боялся: стало горько, грустно, ситуация была для него безвыходной, отчего ненависть в нём нарастала с каждой минутой. Пробегая по коридорам, он заметил огромные стеклянные цилиндры, наполненные формалином. В них было что-то: какие-то существа, похоже, раньше, как и он, люди, только уже обречённые стоять здесь этими страшными уродами. «Видимо, неудачные эксперименты», – пронеслось у него в голове, но эта мысль была грубой, ужасной и какой-то неправдоподобной, а потому он больше не смотрел, а нёсся прочь по коридору. Не зная, куда бежать, он, наконец, увидел впереди дверь. Акира не остановился, хотя дверь и была заперта. Он проломил её на бегу: не было больно, ничего не было. Осталось только жгучее отчаяние и страх перед этими людьми, которые беззаконно, безнаказанно сделали из него урода, которые убили, наверное, столько людей и оставили их стоять, замурованных в стеклянных сосудах, на виду в этих страшных коридорах забытого Богом места. Увиденное врезалось в душу жестоким острым клином, и он просто бежал, сам уже не зная от кого и от чего, а кругом, казалось, было пусто: словно совершенно безлюдная местность. Хотя и по временам вдалеке чернелись посёлки и деревни, ему всё равно казалось, что он в безжизненной пустыне и теперь в целом мире один. Бог знает, сколько он пробежал километров, прежде чем, обессилев, упал на землю. Всё тело дрожало, казалось, что он умрёт от одной только невыносимой усталости и жажды, но тут вдруг резкая боль пронзила его тело: один шип входил обратно в кожу. Хотя куда это, обратно? Неужели это и правда теперь часть его? Акира пронзительно хрипло закричал; там, где шипы входили, оставались кровавые ранки. Что-то происходило с ним, казалось, что все кости ломали, а потом собирали снова, только уже совсем по-другому, как будто кто-то играл в конструктор. Кожу жгло, от слёз зудели щёки, и была только боль, дикая, притупляющая все чувства. Когда это прекратилось, он просто лежал и смотрел в небо. Было всё так же больно, так же горько и невыносимо. Почему? За что? Эти вопросы всё ещё стояли в голове, так и оставленные без ответа. Он лежал долго, но боль проходила медленно, голод и жажда одолели его сильней. И он приподнялся и пополз, сам не зная куда. Теперь, несмотря на данные себе раньше увещания, ему захотелось к людям, ему захотелось жить. Ради мести? Ради сестры? Конечно, и об этом он думал. Но в эти первые часы, после того, как он упал, ему просто хотелось жить для себя. Ведь он даже не был готов, что его повседневный ход жизни так резко и невозвратимо нарушат, поэтому желание жить и успеть в этой жизни всё то, что ещё не сделал, с каждой секундой только усиливалось. Вспоминая всё это, Акира теперь снова лежал, только уже у дороги. Ползти он больше не мог, а дорога была единственной надеждой, что он может попасться на глаза людям, хотя усталость и теперь снова нахлынувшее от воспоминаний отчаяние рождали сомнения и безысходность. И желание жить горько и постепенно угасало. Когда уже не осталось надежды, он вдруг услышал звук подъезжающей машины, она притормозила, и из неё вышел человек в форме полицейского - его голос раздавался неподалёку. Человек, судя по тому, что ему никто не отвечал, разговаривал по телефону. Разговор был деловой и малоинтересный, но Акиру он так или иначе не заинтересовал бы сейчас в его трудном положении. Он приподнялся и сиплым голосом позвал на помощь, тут же он раздосадовался на шипящую тишину своего голоса, но не мог позвать громче. Однако надобности в этом не было, потому что молодой полицейский уже закончил телефонный разговор и, кажется, заметил Акиру. Акира это понял по изрядно изменившемуся лицу парня. Тот подбежал, глядя большими карими глазами, в которых читались растерянность и лёгкий ужас. Он присел, в первые секунды не понимая, кажется, как себя вести с такого рода находкой. - Воды… - попросил Акира. - Сссейчас, - смешался парень. Голос у него был средней высоты, выглядел он очень чисто и аккуратно, копна коричневых волос выбивалась из-под полицейской фуражки, да и сам он не привлёк бы особого внимания Акиры, а тем более сейчас его внимание вряд ли привлекло бы что-то отвлечённое и маловажное. Акира лишь почему-то с облегчением подумал, что этот парень очень добр, и, казалось, эти его мысли уже ничто не могло оспорить. Вскоре полицейский вернулся с бутылкой воды и коричневым пледом. Он заботливо, однако, как будто немного стыдясь и с лёгким испугом, помог Акире выпить воды, приподняв его за плечи и поддерживая рукой голову. Акира жадно глотал, пусть и тёплую от нагревшего её солнца, и от этого - как бы он посчитал раньше - не очень вкусную, но так нужную сейчас воду. Теперь же ему казалось, ничего вкуснее он никогда в жизни не пил. Полицейский закутал его в плед и помог подняться; подведя к машине, он усадил его на заднее сидение. Акира облегчённо откинулся на спинку сидения и глубоко вздохнул, прикрывая глаза от усталости. Парень неловко помялся возле машины и после небольшого молчания начал говорить: - Не расскажешь, что случилось? – спросил он, но Акира не ответил, он даже не шевельнулся. - Я отвезу тебя в больницу. В участке… - Не надо! – встрепенувшись, сказал Акира. - Что? – не понял парень. – Но я.. - Прошу, - сказал Акира и посмотрел на полицейского так жалостливо, как только мог. Видимо, этот взгляд, ещё усугублённый плачевным видом самого Акиры, подействовал на полицейского. - Но тогда, что мне делать? – спросил он. - Ты можешь дать мне поесть и выспаться, и я потом уйду без лишнего шума, прошу тебя, - повторил всё тем же тоном Акира. Полицейский вздохнул, решаясь. Видно было, что он борется в себе между должностными обязанностями и личными чувствами и ощущениями. Лицо его, сосредоточившись на мгновение, тут же стало решительным, немного раздосадованным, но вскоре успокоилось. Акира понял: чувства и ощущения победили. - Ладно, - со вздохом сказал полицейский. – Едем ко мне, – Акира облегчённо вздохнул и вновь откинулся на спинку сидения. Его клонило в сон, он смертельно устал и мечтал поспать хоть где-нибудь, даже если бы ему предложили для этого пол. Полицейский сел в машину, развернулся и поехал; по дороге он кому-то позвонил. Акира это слышал, но не видел: он не спал, хотя почти не двигался и не открывал глаз. - Алло…Это Ютака, ты что, не узнал?...Ладно, забудь, тут есть дело…Ещё нет…Потому что ты должен приехать туда вместо меня и разобраться…Я знаю, но у меня тут ЧП…Не злись, это ведь такой пустяк!…Послушай, не пойми неправильно, но в тот раз я выгораживал тебя…Да, в воскресенье…Между прочим, из-за твоих личных проблем!...Я дежурил целую смену за тебя!…Тебе что сложно сделать такой пустяк?...Вот и всё…Да так, небольшая проблема…Нет, не надо звонить, я сам разберусь…Пока...Так ты сделаешь?...Спасибо. Полицейский положил трубку, а Акира приоткрыл глаза, хотя сонливость никуда и не ушла, возбуждённый разговор полицейского по телефону заставил его немного выплыть из дремоты. Ютака заметил, что Акира не спит, и осторожно спросил: - Слушай, ты не преступник? - Нет, - слабо ответил Акира. - Я бы мог доказать, но у меня при себе ничего нет… - пробубнил он что-то несуразное, а Ютака, видимо поверив, так как Акира говорил искренне и не был похож, по его мнению, на преступника, спрашивал дальше: - На тебя напали? Ты мне расскажешь? - Я не могу, - слабо вымолвил Акира. Ютака кивнул, видно, не так поняв фразу. Он подумал, что Акира устал и не может ответить ему прямо сейчас, но по приезде, как отдохнёт, всё расскажет. К тому же, Ютака на это ещё и рассчитывал, потому что помог Акире и не стал говорить о нём с напарником, и звонить в участок. - Твоё имя… - начал Акира. - Уке Ютака, я здешний полицейский, - поспешил ответить он. Акира кивнул, то, что Ютака полицейский, он и сам видел. Больше он ничего не спрашивал до того, как они приехали. По приезду Акира ослабел ещё больше и уже невыносимо хотел спать. При помощи Ютаки он принял ванну, Уке обработал его раны и уложил в свою спальню. От мягкого чистого белья, утихающей боли и недавно принятой тёплой ванны Акира разнежился, успокоился и совершенно счастливый провалился в забвенный сон. Когда он проснулся, был уже вечер. За окном было темно, а в комнате тихо. Акира включил лампу и спросонья непонятливо огляделся вокруг. Спальня была небольшой и очень чистой. Рядом с массивной кроватью, на которой спал Акира, занимающей треть всего пространства в комнате, стояла тумба, а на ней - тарелка с едой и стакан с соком. Больше Акира ничего не хотел рассматривать. Он жадно стал запихивать в себя еду, при виде которой явственно почувствовал жуткий голод. Вмиг опустошив тарелку, он так же быстро выпил сок и почувствовал, как силы возвращаются к нему. Он осторожно сел на постели, потирая руками лицо. Ничего больше не болело, это было и странно и хорошо одновременно. Он оглядел раны и с ужасом и удивлением заметил, что их не стало. Они не могли так быстро зажить – это точно. И вообще, после некоторых из них, как предполагал Акира, должны были остаться шрамы. Но кожа была чистой, на ней не было ни царапинки, ни хоть маленького следа или шрамика. Акира пришёл в ужас, никакого объяснения, кроме того, что он теперь чудовище, ему в голову не приходило. «Неужели это ускоренная регенерация?» – подумал он. Панически вскочив, он стал осматривать себя в большом зеркале, стоящем у противоположной от кровати стены. Он пытался отыскать какие-то изменения в своём внешнем виде, но ничего не мог найти. Однако мысль, пришедшая самой первой, как только он выбежал из того страшного здания, вновь посетила его: «Тут нельзя оставаться! Они будут меня искать. Я причиню зло Ютаке. Я должен уйти!» Эта мысль была холодной, но правильной, однако осознание того, что идти некуда, что сестра всё ещё у них, ставило Акиру в тупик. Подойдя к двери, он тут же заметил, что не одет и, оглянувшись, стал шарить взглядом по комнате в поисках Бог знает чего. И не ошибся: на стуле он увидел чистое бельё и комплект одежды. Предположив, что это для него, Акира надел одежду, которая была почти его размера, разве что не везде подходила по фигуре. Тихонько выйдя из комнаты, он хотел незаметно выскользнуть из дома Ютаки, потому что тот всё равно не внушал ему полного доверия. А вдруг всё-таки об Акире узнает полиция? Что он скажет? То, что его схватили, куда-то утащили и что-то ему кололи? А потом то, что он превратился в монстра? Нет, этого он не скажет, потому что тогда его затаскают по научно-исследовательским центрам, будут изучать, так же колоть, и не отпустят никуда под предлогом того, что он неуправляемое чудовище. Начнётся следствие, его будут всё время допрашивать, а могут вообще упечь в психушку, что вероятнее всего: с чего он взял, что в его рассказ вообще поверят. Да и как же сестра? А если эти люди разозлятся на то, что Акира их сдал, и убьют её? Этого он допустить не мог. Он должен сам разобраться – решение было непоколебимым. Как мышь, идя по прихожей, он вдруг услышал из гостиной голоса и, сам не зная почему, остановился. - Ютака, ты должен меня выслушать! Это дело всей моей жизни! – звучал чей-то мелодичный голос. - Какое дело, Таканори? Уймёшься ты, или нет? – уныло протянул полицейский. - Знаешь, чего стоит собрать информацию? – визгливо спросил собеседник Ютаки. - Така, успокойся. Пока молод - наслаждайся жизнью, а не забивай голову всякой ерундой! - Это не ерунда! Обещай, что выслушаешь! – поставил условие Таканори. - Ну, давай, - со вздохом сказал Ютака и сел на кресло, судя по звуку, предварительно пододвинув его. - Я не буду углубляться в мелочи биологии, химии и вообще в научные факты, я расскажу суть. Это важно, Ютака, и очень странно, - начал говорить Таканори таинственным голосом. Акира напрягся. На секунду ему показалось, что рассказ этого человека будет связан именно с тем, с чем ему пришлось столкнуться. Он уже передумал так быстро уходить и слушал внимательно, затаив дыхание, боясь упустить хоть слово. - Если только суть, то я не прочь послушать, - всё так же лениво и не словоохотно продолжал Ютака. - Разумеется! Ютака, всё, что я расскажу, очень серьёзно, пожалуйста, не принимай это за шутку. Придётся начать издалека, чтобы было понятно, – обрадовался Таканори и завёл рассказ. – Всё началось с одного человека по имени Стивен Блэк. Его родители были учёными и рано привили ему любовь к науке. Он занимался с самых ранних лет, и в школе, и в институте он вынашивал планы заниматься наукой всю жизнь. Он мечтал о чём-то грандиозном, о том, что в корне изменит направления исследований в медицине и науке вообще. И ему почти удалось. Блэки не были особенно богаты, не отличались какими-то талантами, их работа была лишь семейной традицией; наука – дело их жизни. Но сын не был на них похож: он был гением, обладал живым и изобретательным умом, невероятной целеустремлённостью и работоспособностью, о чём его родители не то, что не догадывались, но даже и не думали помышлять. Их интересы не выходили за пределы тех исследований, что проводил институт, в котором они работали, но Стивен мечтал о большем. Он всерьёз подумал, что возможно изобрести такое лекарство, которое давало бы человеку повышенный иммунитет от всех болезней, защищало бы его от химического, механического, теплового и биологического внешних воздействий, продлевало бы годы жизни. Так, человек мог умереть только от старости, но или, в крайнем случае, от сильных внешних повреждений. - Разве это возможно? – усомнился Ютака. - Блэк считал, что да. Вот только он не пытался изобрести именно лекарство; он понял, что изобретение вируса – это единственный путь к достижению данной цели. Тебе известно, Юта, что вирусы встраиваются в ДНК человека, и тогда организм начинает синтезировать вирусный белок. А что, если этот белок будет полезен для организма, и даже будет устранять некоторые ошибки генетического кода? - Неужели этот вирус так универсален? Вроде бы, генотип каждого человека специфичен? С чего они взяли, что организмы не будут этот чужеродный белок отвергать? Така, я вообще в этом ничего не понимаю! – взмолился Ютака. - Ты прав, - ответил Таканори. – С этой проблемой они и столкнулись. Они пытались её устранить, но это оказалось сложнее, чем думал Блэк. Первый вирус был неудачным. Его назвали А1. Этот вирус частично достиг цели. Но не все подопытные приняли вирус, организм некоторых начал противиться, как ты и предположил, и они погибли. Другим, что остались живы, не больше повезло. Да, эти люди приобрели большую выносливость и стойкость, но этот вирус изменял всё, вплоть до внешнего облика. Люди становились монстрами в прямом смысле этого слова. Они лишались воли, чувств и эмоций, выглядели уродами, ужасными тварями, не существующими в природе. Блэк пытался понять, в чём он осёкся. И тогда он создал А2 – усовершенствованную копию вируса А1, ему казалось, что он учёл всё, что упустил вначале, но попытка вновь провалилась. То же было и с вирусом А3, изобретённым позже. Вся эта группа вирусов порождала бездумных монстров, и Блэк отчаялся. - И неужели люди принимали участие в этих экспериментах? – удивился Уке. - Да, причём добровольно. Блэк никого не принуждал. Кто-то ради интереса, кому-то уже некуда было деваться. Блэка тогда ещё поддерживало правительство, а оно обещало преступникам свободу за участие в экспериментах. Но после новой волны превращения в монстров, после введения подопытным вируса А3, правительство отнеслось скептически к исследованиям Блэка и запретило их. - И он продолжал? - Да, был момент, после которого Блэк был просто обязан продолжить. Видишь ли, в молодости, когда он только начал свои исследования, одним вечером, возвращаясь домой с работы, он наткнулся на улице на мальчишку. Тот замёрз, был ужасно напуган и ничего не мог сказать. Видно было, что это какой-то беспризорный малец. Во Блэке взыграло милосердие, и он взял мальчишку к себе и воспитал, как сына. У самого Блэка детей не было, а этот паренёк глубоко запал ему в душу. Его звали Джеймс Макконэфи. Он-то и был маслом, разжёгшим вновь огонь Блэка. Макконэфи интересовался наукой, отлично схватывал налету и постоянно наблюдал за всеми опытами и работами Блэка. Последнему это увлечение парня казалось несерьёзным, но он недооценил Макконэфи. Блэк давно искал преемника, такого, который будет не просто, как его родители, делать то, что говорят в научном институте, а он мечтал о преемнике-учёном, таком же, каким он сам был, и не мог найти до одного дня. После провала А3 Макконэфи вплотную занялся делом с вирусами. Он решил синтезировать другую группу вирусов, отличающуюся по важным и чуть ли не решающим всё дело признакам. Новый, синтезированный им вирус он назвал В1. Так как правительство запретило исследования, Макконэфи обосновался где-то на окраине далёкого провинциального города; на заводе под полом он создал базу и построил там свою лабораторию. За деньги владелец завода не сдавал Макконэфи, и все были довольны. Синтезировав В1, Макконэфи пришёл к Блэку, показывая своё открытие. Блэк был поражён талантливостью Джеймса. Он был уже так стар, отчаялся и изнервничался настолько, что при любом случае мог разрыдаться или впасть в истерику. И тогда он также расплакался и решил, что нашёл себе преемника. Он тогда говорил с Джеймсом о лекарстве, о помощи миллионам людей, о добродетели, о Боге, но Макконэфи не за этим пришёл. Он выслушал Блэка и даже всплакнул, но он не разделял его идей. Макконэфи безжалостно убил Блэка и занял его место. В его планах не было создания лекарства от всех болезней: он один из тех придурков, что мечтают захватить мир. И все исследования пошли в другое русло. И тогда Макконэфи впервые испытал В1, методом проб и ошибок он всё-таки подыскал подходящее ДНК и ввёл вирус, результат превзошёл ожидания. Полученный монстр мог мыслить, соображать, совсем как человек; кроме того, он мог сохранять свою первоначальную человеческую оболочку, в которой сохранялись все его защитные свойства, как от бактерий и вирусов, так и от внешних прямых воздействий, а превращаться в монстра этот человек мог в экстремальных ситуациях. Вот то, чего Блэк так хотел! Если бы он был жив и проводил дальше исследования, он бы мог минимизировать превращение в монстра и даже свести его на нет. Только представь, Юта, какой фурор его открытие произвело бы в науке и медицине! - Неужели ты хочешь сказать, что такое и сейчас есть?- испугался Ютака. - Что? А, лаборатория есть и сейчас, и она функционирует. А если ты про монстра, то нет: они его убили, потому что он имел собственную волю, а это было невыгодно и опасно для Макконэфи. И тогда, чтобы исправить ошибку, он выделил из генотипа монстров группы А ген, кодирующий зависимость, подчинение хозяину, как тупой безмозглый скот, и создал как бы дополнительный вирус, встраивающий этот ген, - вирус «Подчинение», - сказал Така. «Жёлтый цвет, тот самый шприц!» - пронеслось в мыслях Акиры. Он всё понял: Макконэфи, как он теперь узнал, наверное, подкупил врачей той больницы, а ДНК его самого и его сестры подходили. Было больно осознавать это, теперь он понимал, что к чему, но то, что ему ещё не успели вколоть дополнительный вирус, его радовало, он праздновал тихую победу в душе и возможность отомстить. - Говорят, он собирает армию – целое полчище таких вот монстров, чтобы нападать на города и людей и захватить мир. А потом он планирует превратить уже сдавшихся ему людей в тупой скот, вколов им лишь один вирус «Подчинение», - продолжал Таканори. - Что за бред ты несёшь? – не выдержал Ютака, вскочив. - Это не я, это Макконэфи! – воскликнул Така. - Хватит с меня этих ваших вирусов и прочей ерунды. Всегда что-нибудь да есть, а жизнь, она идёт, знаешь ли! – ворчал Ютака. И тут Акира, сам не зная зачем, вышел из прихожей и спросил: - Откуда ты это знаешь? – он был поражён услышанным лишь потому, что верил в это, что видел собственными глазами, и речь Таканори не казалась ему такой смешной и бредовой. - Кто это? – удивился Така. - Это? – Ютака на секунду замялся. – Я помог ему на улице, подобрал, его избили, - отчеканил он. А Акира был рад, что Уке не требует объяснения, а может, только пока не требует, лишь потому, что тут этот Така. - А чего в больницу не отвёз? – спросил Така снова. - Он просил, да это не так важно, - отмахнулся Ютака. – С ним уже всё в порядке. Акиру перебили, но он не прочь был задать этот вопрос ещё раз. - Откуда ты знаешь это? – повторил он, не обращая внимания на недавний к нему относившийся диалог. - Я? – глаза Таканори загорелись. Это удивило, и даже немного завлекло Акиру. Видно было по всему, что Таканори очень нравилась тема, о которой он собирал столько данных. Его глаза, чёрные, юркие и блестящие были наполнены искренней радостью от проявлённого интереса к его теме. Акира сразу подметил, что Така ежеминутно о чём-то упрямо думает, переживает, ищет вопросы и ответы, что житейские мелочи мало волнуют его. Наверное, потому-то - как Акира мог предположить - Ютака сказал, что Таканори ничего не добился существенного, а занимается лишь какой-то ерундой. – Вам интересно? - Да, - выдавил Акира, стараясь скрыть своё волнение и вместе с этим истинную причину его интереса. - Это стоит больших трудов, - начал, сияя, говорить Така. - Сначала я по крупицам собрал почти невесомые сведения из публичных источников, а потом я нашёл одного человека, через которого получаю некоторые сведения. Это непросто, но мне доставляет удоволь… - Так, так, так, стоп! – вскрикнул Ютака. – Я тебя прошу, Мацумото, не начинай, - он умоляюще улыбнулся. - Пффф, и не с тобой вовсе говорю! – нахохлился Така. - Но в моём доме! Почему я обязан это слушать? Да и…Как ваше имя? – обратился он к Акире. - Сато Мамору, - мгновенно соврал Акира. - Итак, значит, - начал Уке медленно и с расстановкой. – Мамору-сан, я не буду вдаваться в подробности вашей ситуации, не стану задавать вопросов, но с наступлением утра вы уедете, вам понятно? И не станете больше говорить об этом вместе с Таканори, по крайней мере, не в моём доме и уж, если невтерпёж, то хотя бы не при мне: не пренебрегайте моим гостеприимством, - отрывисто закончил он. Така посмотрел на него удивлённо, но Акира ничуть не удивился: такой исход был более всего ему по душе, потому что от полицейского он всё-таки ждал заявления в участок о себе или хотя бы вопросов, на которые Акира не успел придумать ничего дельного в ответ. - Что с тобой, Юта? – удивился Таканори. - Ничего, я устал, оставь меня в покое. Мало того, что на работе в последнее время куча дел: развелось криминала и в нашем-то городке, так ещё и… - Постой, - оборвал его Акира. – Ты сказал – и в нашем-то городке…мы не в Токио? – Он удивлённо переводил глаза с одного мужчины на другого, которые смотрели на него, как на слабоумного. - Эммм, - начал Ютака. – Нет, думается мне, что Токио по-всякому шумнее и больше! – отрывисто бросил он. - Така всё объяснит, а я спать, не донимайте же меня больше, ради Бога! – и Уке удалился, всё ещё косо поглядывая на странного человека, которого он сегодня нашёл на обочине дороги. Оставшись с Таканори, Акира узнал, что отсюда до Токио на машине восемь часов езды и что он завтра может уехать на поезде, который уходит в семь утра. Он был удивлён, но тут же, вспомнив своё отражение в покрытых пластиком стенах базы, грустно про себя ухмыльнулся: «Я же монстр теперь! Разве это для меня расстояние?» К тому же, после рассказа Таки он многое открыл для себя и понял. Значит, если он действительно был на базе Макконэфи, то это и есть тот самый город, у которого обосновался учёный. Видимо, их с сестрой, когда похитили, отвезли сюда, а потом он просто добежал до дороги. А бедный Юта даже и не подозревает о том, как близко к нему всё то, о чём говорил Така. От этой мысли было и смешно и грустно, и даже немного не по себе. - Вы… - обратился он к Таке не ясно с какой надобностью. - Мацумото Таканори, - начал довольно парень, пожимая руку Акире. – Присаживайтесь, - он указал ему на кресло, и Акира присел, сам Така сел рядом на диване. Акира рассчитывал, как бы задать вопросы на явно уже закрытую тему, борясь с некоторой неловкостью, но Така не дал ему этого сделать, потому что он сам начал болтать и спрашивать. Казалось, он мог это делать без умолку. – Вы не обижайтесь на Ютаку! Он просто устал, - махнул Таканори рукой. – На самом же деле он очень добрый, я бы сказал, чересчур даже, вот вас, например, не только спас, но и не сообщил о вас в участке, как вы и просили. И вы не против, если мы с вами на «ты»? - Не против, - ответил Акира, задумчиво смотря в тёмные углы комнаты, освещаемой только настольной лампой. Така вдруг странно замолчал, но уже через пару минут его голос зазвучал вдруг робкой и тихой, но вместе с тем таинственной ноткой: - А почему ты просил Ютаку не звонить в участок? – Акира, ожидавший этот вопрос лишь от Ютаки, не задавшего его, теперь был крайне удивлён; он смешался, так как не придумал, да и уже не собирался придумывать какую-нибудь историю в оправдание. - Я не преступник, - поспешил развеять он, как ему показалось, подозрения Таканори. - А я и не говорю, что ты преступник, - глаза Таканори таинственно блестели в свете лампы. Акира почему-то сейчас так странно испугался этого маленького слабого паренька, что ему захотелось сбежать от него подальше. – Почему ты так заинтересовался этой историей? – вдруг спросил Така тихим, сниженным на тон голосом. - Я? – испуганно и растерянно спросил Акира. Почему-то ему показалось, что этот парень знает, зачем он просил Ютаку не сообщать о нём в участке. Знает, что этот вирус, как теперь Акира мог полагать, В1, есть в нём. И его поразил страшный испуг, хотелось быстро убежать отсюда без оглядки. Но на его лбу лишь выступил холодный пот, а сам он спокойно, совсем неожиданно для себя сморозил какую-то чепуху. – Я читал кое-что в официальных источниках, в старых газетах, мой отец этим интересовался. Так вот подумал, может, ты знаешь что-нибудь новое? - Нет, к сожалению. Я рассказал всё, что знаю, – сказал Така непринуждённо. Огромный камень свалился с души Акиры. То ли в Таке действительно было что-то пугающее и мистическое, что сейчас, конечно же, подумать было бы смешно, потому что Така выглядел очень дружелюбно и просто, то ли сам Акира стал мнительным настолько, что ему почудились ложные эмоции, он не знал, но вдруг резко стало плохо, тошно. Он почувствовал сильную усталость. – А жаль, кстати, - добавил Така погодя. – Очень интересная история, - сказал Мацумото, зевнув. – Прости, - неловко хмыкнул он. - Ничего, нам всем надо поспать. Мне завтра рано ехать, а ты уже устал, - сказал Акира, встал и, хлопнув Таку по плечу, направился обратно в комнату, где была ему расстелена постель. Квартира у Ютаки была трёхкомнатной, поэтому спальное место Акиры никто не потревожил. Он разделся, лёг и устало закрыл глаза, оставив в прошлом все намерения тихо сбежать, пока темно. А всё потому, что он теперь почему-то почувствовал странную отрешённость от прошлого, а эти люди теперь казались ему не подозрительными незнакомцами, а совсем наоборот – они казались ему родными.