Феникс

— Я всё еще не могу поверить, что ты не напиваешься вот уже 7 месяцев. Это слишком даже для твоей упёртости, Хеймитч. Он вздыхает и отламывает еще один кусок багета с кунжутом, только из печи. — Ты еще пожалеешь об этом, Мелларк, когда я съем все твои запасы хлеба. Сегодня мы оба пребываем в хорошем расположении духа — это редкость во все времена. Моя пекарня уже 3 месяца как возведена и даже обустроена, тут довольно-таки уютно: окна зашторены белыми занавесками, на столиках скатерти в тон, куча растений и безделушек, картин, полочек и прочего добра. В общем, здесь приятно проводить время. Мы решили опробовать новый формат заведений и теперь я не просто пеку и продаю, это своего рода эээ… ресторанчик. Многие до сих пор не могут привыкнуть, но сдвиги всё же наблюдаются. Чтобы справлятся со всеми заботами пришлось нанять себе двоих помощников. Хорошие ребята, работящие. Зои, молоденькая девчушка лет 15, прекрасно справляется с кассой и клиентами, пока мы с Лоссом работаем на кухне. С этим парнем дела обстоят сложнее. Он старше Зои и даже меня, замкнутый и не очень сговорчивый, хотя мы прекрасно понимаем друг друга, когда речь идет о работе. — Жуй свой завтрак. Хотелось бы заверить, что дела в Двенадцатом пошли вгору, но это не так. Шахты всё еще не наладили производство и вряд ли когда-либо вернуться в прежнее состояние. Старые шахты, которым больше 20 лет закрывают одну за другой, так как они опасны для жизни, а выхлопа дают чуть больше чем ноль целых ноль десятых. Управители занялись разработкой новых месторождений, однако на это нужно время. И, кажется, у нас его всё меньше. Случись такое во времена Сноу и в Дистрикте уже бушевал голод. Новые времена, вместе с отстраивающимся городом, подарили нам возможность выходить за старые границы округа. Люди могут выпасать свою живность на лугах со свежей травой, не запыленной и вялой, а также собирать всякие фрукты и ягоды, растущие в окрестных лесах. И даже охотится. Конечно, мало кто превзойдет её или Хоторна, по крайней мере сейчас. Но есть надежда, что жители Двенадцатого всё-таки смогут однажды обеспечивать себя, хотя бы частично. Звенит колокольчик над входной дверью — новые посетители уже здесь. Зои слегла с кишечным гриппом, поэтому сегодня за кассой я, а Лоссу приходится справляться на кухне за двоих. В дверях стоит женщина в светлом рабочем костюме и повязкой на голове, она внимательно окидывает взглядом зал, но я уже знаю куда она сядет. — Лосс! — Да мистер Мелларк? — доносится с кухни. До сих пор непривычно, когда кто-то называет тебя мистером Мелларком. Тот, кто в школу пошел, когда ты только родился. — Три маффина с черникой для миссис Буффе. — Есть, сэр, — чеканит парень. Женщина довольно улыбается и занимает своё место у картины с затейливым цветастым узором, перекрывающим каких-то сельских жителей. Этот коллаж, видимо, был сотворен кем-то из столицы как дань моде вернувшегося прошлого. Не зря он висит практически в самом центре зала — именно там, возле полок с разноцветными книженциями и обитает главная сплетница всего Двенадцатого — Дакотиана Буффе. Она из тех женщин, кто активно участвует в жизни социума только для того, чтобы выведать о какой-нибудь очередной новости. Я не слишком почтен её обществом, но она платит мне деньги, чего не каждый может позволить. Банально? Да. Странно для меня? Это факт. Но выгонять её я не собираюсь. Сейчас Дакотиана руководит проектными работами, кооперированием с реальным строительством. Конечно, она может не наряжаться в униформу, но этой женщине крайне важно показать свою занятость не только как оратора. Плюс уже то, что от нее действительно есть польза. Невероятно, как при жуткой бедности и отсутствии промышленности наш Дистрикт всё еще строится. Она своего рода Эффи Тринкет в сфере строительства. Та тоже умеет добиться чуда неизвестным способом. Итак, в пекарне находится в общей сложности около 5 человек, все вышеперечисленные персонажи плюс еще один средних годов мужчина, приехавший из столицы по каким-то административным делам. Откуда я знаю? Он поведал мне лично. Видно, что этот парень не из тех, кто много треплется, но возможно он сделал это из уважения к моей персоне. Или из жалости. Склоняюсь ко второму. Плевать. Хеймитч что-то бормочет себе под нос, методично жуя. Неужели он и правда верит, что окружающие улавливают его чавка-речь? И снова-таки, плевать. Хотел бы быть услышанным, нашел способ изъясниться. — Мелларк, как твой «бизнес», — последнее слово мой бывший ментор произносит с некой брезгливостью, отчеканивая каждый слог, — с таким обращением к клиентам еще не загнулся? Я наклоняюсь ближе к нему. Не знаю, что выражает мое лицо, но его бравада рассеивается. — Как там Эффи? Воспоминаниям о прежней жизни я предаюсь понемногу, так как мне все еще сложно понять в коих покопались, а какие обошли стороной. Однако если бы все сводилось к эффекту «охмора». На самом же деле, порой я просыпаюсь от кошмаров, в реальности которых уверен на 100%. И тогда успокоится значительно труднее. После возвращения мне не удалось ни разу. Мой запятнанный красками дом это доказывает. Только утро может развеять ужасы, что отравляют сны и заставляют ненавидеть себя, свое существование. Иногда я ору, в другие разы увечу себя, в лучшем случае просыпаюсь тихо в холодном поту. И каждый раз они кажутся настолько живыми, что не поверить в них невозможно. И снова иду за красками. Хорошо, что удалось раздобыть новую партию тюбиков. Образ Эффи Тринкет связан как с играми, так и с Восстанием. Сегодня утром, после очередной ночи борьбы с демонами, я решил, что с меня, пожалуй, хватит. Какой смысл боятся воспоминаний, когда они, так или иначе, настигнут. Какой смысл обходить стороной свое прошлое, когда пытаюсь собрать по крупицам себя прежнего, утонувшего в нем, потерянного в глубине души. Я изувеченный Пит, я все тот же Пит. Эти ипостаси обе живы, они внутри раздирают меня. Дальше бежать некуда, пора обуздать своё безумие. — Звонила вчера. Говорит, все в норме, — голос звучит как-то задумчиво. — Ты только представь, — уже бодрее продолжает он, — Она мне не верит. Звонит каждые два дня, дабы удостоверится, что я стельку и валяюсь в какой-нибудь канаве! Я закатываю глаза, ухмыляясь. — А то ты не доволен, Ромео. Эбернети шарахается от меня, словно от прокаженного. — Поосторожнее тут, — щурится он. В ответ я лишь посмеиваюсь. — Совет да любовь. Шутливый удар по плечу, деньги на прилавке (откуда они у безработного?), прощание. Остаюсь у кассы с абсолютно непринужденным видом, втайне надеясь, что об Эффи никто не слышал, а особенно Дакотиана. Иначе моя жизнь, закаленная огнем и медными трубами, оборвется бесславно в потасовке с Хеймитчем или, что еще хуже с самой Эффи. Слухи нам ни к чему, соглашаюсь с внутренним голосом я. Хотя Китнисс бы посмеялась на славу. Китнисс. Мы видимся каждый день с тех пор, как встретились в переулке. Специально. Иногда даже говорим. Неловко, будто бы впервые, но игра продолжается и после некоторых ночей мне особенно важно знать: правда или ложь. Она выходит поливать цветы, мои тоже. Я встречаю её чашкой чая. Она идет на рынок. Я иду с ней до пекарни. Вспышки слабнут каждый раз. Моя воля сильнее. Закрываю пекарню ровно в 6 вечера и выхожу на прогулку. Гравий все также хрустит. Костей нет. Кое-где пробивается трава. Местами иду по островкам свежей кладки. Весенний ветер прорывается сквозь разношерстные недострои, такой свежий, несущий… вдохновение. Вообще, строительство идёт на славу. Мой квартал был сдан в эксплуатацию неделю назад. Домики небольшие, трех или четырех этажные, плотно упакованные в аккуратный квадрат. Несмотря на архитектурные особенности каждого здания, выдержан общий стиль и цветовая гамма. Хотя я лично настаивал на изюминках. Таковыми стали те самые цветные ставни над пекарней, как на фотографиях Хеймитча. Совсем стемнело и, пожалуй, пора возвращаться. На площади почти никого нет, только у Дома Правосудия мечется пару работников. Основные работы уже закончены, осталось завершить башню — эту диковинку инженерной мысли Двенадцатого, — а также докрасить фасад. И снова краски. Теперь они прочно связаны с эмоциями, многие ассоциации я уже осознал. Самым проблемным цветом остаётся только красный, ибо им я выражаю и ярость и страсть. До сих пор не могу разделить их, даже не знаю с чего начать, неужто выбрать другой цвет? Иду дальше, но мысли все скачут вокруг красного и его оттенков: алый, морковный, шарлах, тициановый, сольферино, рубиновый, кардинал, ализаровый… перечислять можно очень долго. Я знаю их все, но даже не помню когда выучил. Как назло, только этот цвет и попадается в глаза. Держи себя в руках. Снова, снова и снова. Катастрофа на пороге. Меня прорывает сразу после осознания что я направляюсь в сторону Деревни победителей. Красный, красный, красный. Страсть или ярость? Оба чувства заставляют ощутить себя живым, однако не хочу ни того, ни другого. Как остановится? Мчу к дому. Краски: страсть или ярость? Внутри меня буря, которую не может заглушить даже этот дикий шум вокруг. Постойте, шумит только у меня в ушах. Сначала волны, потом звон. Я стремительно приближаюсь к Деревне, к дому. «Нужно успокоиться», — бубнит где-то сознание, заглушенное… чем? Страсть или ярость, Мелларк?! Выбирай, черт подери! Я не чувствую, что бегу, но это так — картинка вокруг размыта и ветер хлещет со всей силы. Я у дома! Ох… Той сознательной, адекватной части меня становится дурно. Я у её дома. Нет, нет, нет. Врываюсь внутрь. — Кто там? — доноситься звук из кухни. Туда. Нужно туда, тело тянет, и я не в силах сопротивляться. Не надо, Пит… Я столько времени боролся зря, однако это желание сильнее. Оно даже не желание, а требование, потребность. Не бегу, не чувствую своих ног, словно лечу. Не делай этого… Безумство, вот оно какое? Прежде чем я вижу силуэт, меня обволакивает тепло и ароматы, которые, однако, практически не улавливаю, просто знаю, что они присутствуют. Красный фартук, ох, нет. Расширенные от ужаса глаза, к которым я становлюсь все ближе и ближе. Страсть или ярость?! Жидкое серебро разливается предо мною, наверно потому я останавливаюсь. «Спасайся, прошу» — вопит внутренний голос, в тот момент произношу: — Страсть. Признание поражает нас обоих, но не успевает пройти один шок, как настигает другой: оказывается я её целую. Грубо, жарко, но она жива и этот факт радует. Возможно страсть и ярость — обратные стороны одной медали и их не следует разделять. Оставлю красный обоим. Я забыл, что бежал столько времени, что нужно дышать, что боюсь её, что ненавижу её. Я не хочу убивать Китнисс, но мне неловко из-за наплыва чувств. Отстраняюсь от неё, не глядя ей в лицо, и замечаю нож, зажатый в руке. Логично.