Ханин. Девочка, которая хотела умереть

      Когда я чувствовала боль в запястье оттого, что Гарри крепко держал меня, думаю, я еще не догадывалась, как далеко может заходить грань людской жестокости. Да я и не думала ни о чем таком в тот момент. Лишь подняла голову, ощущая, как песчинки отлепляются и падают с щек, и продолжительно смотрела на Зейна, который уже отвел от меня взгляд. Я пыталась объяснить себе мотив его предательства. Наркотики? Угрозы? Ведь что-то на него повлияло, я не верю, что все являлось давно спланированным планом. И по лицу его можно было понять: ему тяжело.       Я еще больше возненавидела Гарри. Чувствовала, что всё — его вина, это он заставил Зейна повести себя так! Поразительно, что, наблюдая за предателем, я все еще любила Малика и искала для него оправдания. Впрочем, когда мою спину оседлал Стайлс, вдавливая мое тело в песок и принося боль, любые мысли покинули голову. Я стала беспокоиться о дыхании.       — Ну неужели мы, наконец, всех вас собрали в неформальной обстановке, дорогие друзья? — послышался сверху издевающийся голос Гарри, после которого раздался смех его соратников. — Жаль, что ты не пришел на вечеринку Мирослава, Симон, — обратился он к трясущемуся другу Анки. — Тогда можно было бы все устроить еще вчера.       — Что за хрень здесь происходит?! — не выдержала и рявкнула Анка, пытаясь выбраться из хватки, обеспеченной Боженой. — Вы что тут все, рехнулись, что ли? — не дождавшись комментариев, обратилась она к толпе.       Я поняла, что бездействие — одно из самых страшных грехов человека. Там было человек пятнадцать — кто-то смотрел безразлично, кто-то с любопытством. Кто-то ехидно ухмылялся, а кто-то выглядел напуганным, но не смел и слова вякнуть, понимая, что иначе полетит в число жертв.       Гарри встал с меня, но, поймав его предупреждающий взгляд, я даже не собиралась дергаться. Сама понимала, что идея обреченная и бесполезная. Жирному теленку не убежать от гепарда.       Он подошел к Анке. Молча ухмыльнулся, высокомерно глядя ей в лицо, а потом произнес:       — Вообще-то ты, — бросил небрежно, — и ты, — указал на худую подружку Стефана, — никому не сдались. Так что если будете вести себя хорошо, девочки, останетесь не тронутыми. Но вот ваши дружки — как они меня достали — сегодня «повеселятся».       — Почему? — безэмоционально, лишь искренне непонимающе спросил Стефан.       — Почему? — усмехнулся Милош, который и держал его. — Да просто потому, что нам так хочется, придурок.       Я чувствовала, как внутри что-то расширяется и уже давит на легкие. Температура тела повышалась, дышать становилось все труднее. Я знала, что это такое… Мой взгляд вновь упал на Зейна, и на этот раз он смотрел. Одними глазами я говорила «Помоги», на что парень шевельнул губами, отвечая мне что-то. Но я не смогла понять, что он пытался сказать, и от этого стало еще обиднее.       — Ну нет, что ты несешь, Милош? С кем-кем, а с нашим другом Стефаном как раз все объяснимо…       Стайлс сделал шаги вперед, глядя на толстяка сверху вниз. Он психологически задавливал его с первых минут, унижая перед всеми, показывая свое превосходство и беспомощность Стефана.       Секунда и в лицо несчастного летит плевок. Кажется, что все, кроме жертв, ухмыляются.       — Я же обещал, что отомщу, помнишь? — совсем тихо процедил Гарри, притянув Стефана за ворот. — Я всегда держу обещания.       «В отличие от Зейна», — подумала я с неприязнью, впервые кинув в сторону Малика тот взгляд, каким он и должен быть: ненавистный.       Давя в груди нарастающий комок, я с горечью ухмыльнулась: Стайлс и Милош выбрали чудесное время и место для своих «развлечений». После полудня здесь и во всей ближайшей округе ни души, так как мало того, что сейчас слишком душно, еще и пляж этот — место давно заброшенное и непопулярное.       — Оставь свои понты, Стайлс, — ненавистно проговорил Стефан дрожащим голосом.       На его лице еще оставались капли слюны Гарри, что делало парня вдвойне обреченным на вид. Я опустила голову, не желая смотреть на это жалкое зрелище, потому что мне было противно, страшно и обидно. Я знала, что очередь дойдет и до меня, а потому предпочла ожидать ее молча и с закрытыми глазами.       Ком внутри давил уже на горло. Оставалось еще немного…       Послышался глухой удар, потом еще. Мне хотелось свернуть уши, чтобы не слышать этого. Не видя, я знала, что происходит. В какой-то момент последовал звук падения тучного тела на песок… и я не выдержала. Всхлипнула. Это все происходит сейчас. В самом деле. Вчера я чуть не убила себя, а сегодня меня и остальных неудачников в миллионный раз собираются наказать за то… ни за что. Просто так, потому что кому-то хочется выплеснуть злость, а мы слишком беспомощны.       В какой-то момент либо у меня в глазах потемнело, либо солнце действительно скрылось за плотными облаками. Подул ветер… Зашелестела сухая трава.       — Я придумал кое-что, — послышался голос Милоша.       Будет дождь? Я чувствую, как поднимается чертов ветер.       — Тебе пора научиться приносить хоть какою-то пользу людям. Начнем с того, что ты отсосешь Симону.       Тридцать четыре чистых листа в левом верхнем ящике стола… Я доставала их около пяти раз, чтобы попытаться написать прощальные письма.       — Да пошли вы!       — Хорошая идея.       — Иди сюда, Стефан, разве ты не хочешь порадовать своего приятеля? Я уверен, Симон не будет против. Да, Симон?       «Мама и папа…» — кажется, текст первого листа начинается так. Серьезно? Я была столь банальна и ленива, что начала свое обращение так?       — Перестаньте!       Почему Зейн так поступил? Неужели он такой же, как и они?       Симон молчит, слышно только Стефана… Первый, наверное, в шоке. Бедный парень, больной и странный — всего лишь, но за что он страдает вместе с нами?       — Давай, открой рот, упрямый жирный придурок.       А если распустить рану? Если сделать на ней новый легкий порез, кровь хлынет, как вчера?       — Перестаньте, пожалуйста… Отвалите!       Мне было пять, когда отец показал мне это место. Там река свирепо колыхается под обрывом, огибая валуны, а рядом стоит старейшее голое дерево, ветки которого, как казалось мне в детстве, достают до самого неба. Несмотря на мрачное описание, это место всегда наводило на меня спокойствие. Оно смахивает на тот уголок на Земле, которому тысячи лет. И время там будто замирает. Там никогда не шагнет нога такого человека, как Гарри. Там никогда не будет Зейна, Милоша или Божены. Слишком скучно для них, потому что слишком спокойно.       Думаю, я хотела бы остаться там навечно. Место для самоубийства найдено.       — И это все, на что ты способен, Стайлс?!       Мои мысли отключаются, словно в солидарность гробовой тишине, наступившей вокруг. Голос Анки заставляет меня поднять голову.       — Это все?! Ты можешь только быть последним уродом, издеваться над слабыми и трахать девушек своих лучших друзей?       Открыв глаза, я вижу, что Стефан вынужденно стоит на коленях, а его лицо практически вталкивают в пах Симона. Но Милош отпускает его, а после замирает. Его взгляд, направленный на Гарри, сначала непонимающий. Но гнев растет, судя по тому, как часто парень задышал. Божена онемела, отсановившись в одной позе. Гарри одними глазами спрашивает Анку: «Какого хуя?»       — Что? — Милош все еще стоит сзади Стефана, когда спрашивает. Его взгляд слетает с друга на свою девушку.       Он все понимает... Я не шевелюсь... Первая капля с неба падает на мое лицо.       Дождь. Раскат грома устанавливает свои правила, позволяя мне встать с песка, а Милошу вбить в голову мысль, от которой он становится безумным в секунду.       — Ты что, выебал Божену?       Шаг, шаг, шаг, Милош оказывается около Гарри и хватает того за футболку. Анка высвобождается и бежит отсюда сломя голову... Стефан поднимается с земли, утирая слезы… Симон еще не шевелится, стоит со спущенными штанами, но кто-то из толпы все же решается и толкает его, приводя в чувства.       Вот он — отвлекающий момент спасения. Милош сжимает руку и со всей силы бьет Гарри в лицо.       Я бегу. Уже не видя, не чувствуя и не думая ни о чем, я просто бегу куда глаза глядят. В страхе оборачиваюсь лишь на секунду, когда слышу, что за мной кто-то гонится. Но демоны еще дерутся между собой, не обращая внимания на сбежавших из под стражи. А за мной просто бежит Стефан…       Огибая холмы, уже не могу терпеть боль в груди, вызванную дурацкой неразвитой дыхалкой. Но не могу остановиться — слишком весомая была бы ошибка. Пляж остается позади, голоса уже не слышно. Я спускаюсь с пригорка, запинаясь и чуть не падая в грязь, но хватаюсь за поваленное дерево, отталкиваюсь от него и бегу дальше.       Дождь усиливается. До дома остается каких-то пару километров, когда я слышу хлопок. Машинально оборачиваюсь, продолжая движение. Снова чуть не падаю, смотря назад.       Останавливаюсь. Там Стефан. Он упал.       И ничто не мешало мне оставить его здесь, ведь он всего лишь поскользнулся. Выбежала бы на дорогу, поймала машину и вскоре была бы дома. Но я так не могла. Я не знаю почему, но здесь, сейчас, стоя под проливным дождем, я вдруг вспомнила о том, что я не чертов Гарри. Я Ханин. Точно такая же, как тот парень, что лежал, уткнувшись лицом в грязь, и всхлипывал. Я не могла оставить его…       Я вернулась.       — Пойдем, нельзя здесь оставаться, — сказала, потянув толстяка за рукав.       Он плакал. Парень семнадцати лет, который внешне выглядел совсем как мужчина, рыдал в свою руку, постоянно всхлипывая и хватая ртом воздух. Я обессилено опустилась на колени, не веря, что это Стефан. Толстый, веселый, жизнерадостный славный малый… До чего они его довели. Так непоправимо унизили, пытаясь всунуть член Симона ему в рот. Показали свою силу и власть над другим мужчиной, и теперь он сравнен с землей, с животным, над которым запросто поиздевались.       Я понимала, что он сломлен. Вся боль Стефана передавалась мне, пока мы сидели там, и незаметно для себя я тоже начала плакать, когда склонилась над ним.       А кто я? Сколько прав имею я? И что было бы со мной в итоге, если бы не Анка с ее храбростью?       Мы — я и Стефан — двое совершенно растоптанных людей. Его мужская сущность унижена. Интересно, сможет ли он после этого чувствовать себя человеком?       Лично я не чувствую себя полноценным человеком уже очень давно.       — Убей меня, — хриплый голос доносится до самого сознания, проникая внутрь, сжимая все внутренности. Я знаю, я знаю этот тон. Он состоит из смешения боли, отчаяния, страха и чувства беспомощности, нежелания жить и ненависти.       Но я отметаю его попытку.       — Пойдем, — повторяю, пытаясь поднять непосильную тушу. В позвоночнике сразу ломит.       — Нет! — ревом рявкает Стефан. Он тянет меня за руку, заставляя потерять равновесие и упасть на него. Я скольжу руками по мокрой груди парня, снова пытаясь встать. — Ханин. Ханин, убей меня, пожалуйста.       — Ты спятил! — выкрикиваю я, вырывая свою руку. Отчаянно продолжаю барахтаться над его телом и вскоре мне удается подняться. — Давай, — протягиваю ладонь, смотря на жалкое зрелище сверху вниз.       Стефан меня не слышит. Он взрывается и тянет меня за ногу, вновь вынуждая упасть.       Мы начинаем бороться. Парень не отпускает меня и несет всякий бред. Я, как в замедленной съемке, смотрю в его обезумившие глаза, где не отражается уже ничего, кроме сумасшествия, и понимаю, что иметь с ним дело бесполезно. Теперь уже просто пытаюсь оттолкнуть его, чтобы иметь возможность спастись самой, бросить его.       Но он крепко держит мои руки, а потом переворачивает так, что я оказываюсь под ним, и две огромные лапы вдруг опускаются на мое горло, сжимая его.       — Почему ты не можешь сделать этого? Почему не можешь просто убить меня, чертова ты сука?! Ты думаешь, я радуюсь этой жизни?!       — Стефан…       — Ты думаешь, она когда-нибудь станет лучше? Думаешь, Лилабей будет моей после того, что наделали эти двое козлов? Ты думаешь так?!       Я уже ничего не думаю, сосредотачиваясь лишь на заканчивающемся дыхании и боли в глотке. Понимаю, что Стефан спятил, громко кричит над моим лицом и пытается задушить неосознанно, но ни одна мысль не проскальзывает в моей голове, когда рукой я нащупываю камень.       Убить человека не сложно. Достаточно не соображать, что ты делаешь, а лишь действовать по инстинкту. Достаточно попасть четко в висок. Достаточно сделать это потому, что иначе все пошло бы не по плану и убили бы тебя.       Парадокс… Девочка, которая всегда хотела умереть, всего лишь на секунду испугалась этого и в итоге убила сама.       Девочка, которая всегда хотела умереть — а для лишения себя жизни нужно быть достаточно смелой — встала с земли с ошалевшим взглядом и понеслась вон от места преступления, руководимая лишь полностью поглотившим ее страхом.       И детектив не подумает на нее, потому что тот камень она заберет с собой, понимая, что он служит уликой. И следов не останется, потому что беспощадный сильный дождь всего лишь за каких-то полчаса справится с этим.       Девочка, которая хотела умереть…       На следующее утро впервые в жизни ее желание исполнится. В семь утра она спрыгнет прямо на камни, там, где река свирепо колыхается под обрывом, огибая валуны, а рядом стоит старейшее голое дерево, ветки которого, как казалось ей в детстве, достают до самого неба.       Девочка, которая всегда хотела умереть, наконец-то получила возможность смотреть на всех с высоты облаков.       Девочка, которая хотела умереть — умерла.