Когда ему исполнилось шестнадцать /сборник драбблов/

Это случилось вечером. Солнце еще не зашло, но было уже темновато, и потому Освальд попросил Гилберта принести канделябр со свечами. Поставил его на рояль, открыл, коснулся пары клавиш – еще не расстроено, можно играть, - и глубоко вздохнул, начиная. Неторопливо, так же, как и всегда, – наслаждаясь каждым звуком, но раня свое сердце ими. Вспоминая обо всем и обо всех; вспоминая каждый день из тех, когда он еще не был Гленом, и стараясь не забыть те, что были после. Освальд просто играл, вдохновлённо и горестно, потому что не мог иначе. Он был прекрасным музыкантом, но только одну мелодию играл по-другому каждый раз. Потому что люди меняются – разве не должна была меняться эта мелодия так же, как менялся человек, в память о котором она была написана? Это было… Закономерно. - Очень красиво, - услышал Освальд после того, как прозвучали последние звуки. Винсент вошел тихо, еле слышно, и остановился в дверях, но из-за эха его голос звучал слишком громко. – И снова по-другому. Это… В память о ней?.. Винсент не спрашивал, хочет ли Глен, чтобы его музыку слушали. Винсент не спрашивал, нужно ли Глену, чтобы его слушали. Таков уж был Винсент – он даже звал Глена на «ты», как и… Джек. И Освальд коротко произнес «да». - Мне Джек рассказал. Я… Ты ни разу не произносил ее имени при нас, Глен, но… - Оно прекрасно, правда? – прервал его Освальд, вздыхая. Лейси. Лейси была самым любимым его человеком большую часть жизни Освальда; Лейси была великолепна, неподражаема и… Опасна. Невиновна, но опасна, грешна от рождения – именно поэтому воспоминания о ней не просто грели сердце – они сжигали его дотла. - Ты говорил, что она была Дитем Несчастья, - подошел ближе мальчик. - Как я? - Как ты, - кивнул Освальд. Протянул руку, коснулся бледных век – Винсент прикрыл золотой глаз, а алый продолжил внимательно смотреть на Глена. Даже слишком внимательно. - Совсем как ты, - повторил Освальд, а потом осознал – Винсент не отшатнулся, не испугался. Несмотря на то, что произошло совсем недавно, на его пятнадцатом дне рождения, во взгляде Винсента не было отвращения, только интерес и… Какая-то странная боль. - Я похож на нее? Именно поэтому ты… Сделал это? - Нет. Ты совсем не похож на нее, - завороженно произнес Освальд. Винсент был особенным, и именно сейчас, когда на лице его плясали последние лучи солнца, Освальд понимал это… Глубже, чем когда-либо. Винсент, Дитя Несчастья, был тем, в ком нуждался Глен просто невероятно, и во всем этом было что-то неправильное – или самое правильное на свете. Освальд даже не заметил, как Винсент поставил колено меж его ног, на мягкий бархат сиденья. Освальд проворонил миг, когда Винсент наклонился, но неловкое прикосновение его губ, мягких, сладких, пропустить не сумел. Винсент поцеловал его, поцеловал открыто и искренне, не боясь ничего, даже немного напористо – и в то же время будто виновато. Сжал плечо Глена, пальцы другой руки запустил в темные волосы, вздохнул рвано, когда Освальд его обнял, – и замер, от чужих губ отрываясь. Поймал взгляд стальных глаз. Не сказал ничего, только прижал голову Освальда к груди своей, так что тот услышал биение его сердца. Живого. Человеческого. Такого, как у всех. И, притянув мальчика к себе, посадил его на свои колени, в острое плечо целуя.