Белый, как первый снег

      В классе было шумно, даже слишком. Несколько омег кучковалось около первых парт, активно обсуждая свои сновидения. Я вполуха следил за разговором, уткнувшись в книгу, которую притащил с собой из дома. Очередной дурацкий триллер, но это то, что нужно для расслабления. Уж лучше читать про убийства или жизненную драму людских душ, чем участвовать в подобных диалогах.       — А вот мне сегодня опять приснился какой-то странный сон... — вздохнул один из омег.       «Тони неплохой парень, но бывает слишком доверчивым. Для него слишком много значит авторитет. Мне его иногда даже жаль. На фоне своих дружков вполне неплохой кадр, но окружение его портит. Ещё помню этого омежку невинным созданием, неразвращённым, хотя не мне об этом говорить. Он сиял своей искренней чистотой и добротой, но, увы, всё когда-нибудь остаётся позади. Тони после первой течки заметно изменился и получил метку от своего альфы. Конечно же, после этого его приняли в свои ряды популярные в школе омеги. И так я потерял друга».       — Ох, расскажи-ка! Сон нужно обязательно трактовать, это же подсказка из другого измерения!       И тут я чуть не прыснул со смеху, еле-еле сдержавшись. Что за чушь только что сморозил мой одноклассник Мами? Но я весь превратился в слух. Если Тони считает сон странным, то так и есть. Хоть крупица логики в нём всегда присутствовала.       — Ну, мне приснилось, что на меня лает огромная злая собака, мне очень страшно. Она такая огромная и мохнатая... А потом приходит мой Луи, что-то ей говорит, собака становится совсем крошечной. Луи смеётся и берёт её на руки, гладит по спинке. Мне больше не страшно.       В классе повисла тишина. В воздухе прямо чувствовался скрежет омежьих мозгов, перелопачивающих поступившую информацию.       — Так Луи дал тебе добро на любовника! — подорвался с места радостный Мами.       Бывают такие моменты, когда сказать нечего. Ты просто сидишь и хлопаешь глазами. Вот за что я ненавижу омег и свою натуру. Именно в такие моменты я ненавижу себя больше всего, каждой клеточкой этого бренного тела и прогнившей насквозь души. Почему я не родился если не альфой, то хотя бы не бетой? Это несправедливо, я не хочу быть глупым омегой, несущим подобный бред!       Между тем одноклассники начали убеждать Тони в том, что Луи дал добро на любовника. Я не выдержал и с хлопком закрыл книгу. На меня тут же обернулись.       — Не несите бред, господа омеги. А ты, Тони, имей свою голову на плечах, ты же уже почти согласился с ними, да? — с укором произнёс я.       Тони весь сжался от моих слов и нравоучительного тона. Что ж, значит, он всё ещё прислушивается ко мне, а это хорошо.       — Тебе не кажется, что в твоей жизни всё происходит так же, как и в этом сне? Помнится мне, папа Луи против ваших отношений. По-моему именно ваш конфликт и является этой страшной собакой, а ты хочешь, чтобы Луи прекратил его. Просто поговори со своим альфой, Тони. И всё будет хорошо.       По озадаченному лицу парня я понял, что попал в точку. Да и он понял мой намёк. Всё же, Тони не совсем потерян для общества.       Но я привлёк к себе ненужное внимание. Омеги потеряли интерес к Тони и направились ко мне. Мами взял со стола мою книгу и стал разглядывать обложку.       — «Кладезь человеческого разума»? О чём эта книга?       — Бог мой, Мами, я не уверен, что ты хочешь знать. Серьёзно, — пытаюсь отговорить его, но омега смотрит на меня с нажимом, а против лидера класса как-то не хочется идти. — Убийца убивает своих жертв странным образом, и это пугает общественность. Суть в том, что в мозге содержится много воды. Именно этим и пользуется убийца. Под воздействием огня мозг закипает и увеличивается в размере, создавая гидростатическое давление в голове. При определённой температуре свод черепа может треснуть или даже взорваться...       Скрипнул чей-то стул. Я понял, что увлёкся только тогда, когда несколько особенно ранимых омег поспешно покинули класс. Забрав из рук обалдевшего Мами книгу, я открыл её на нужной странице и принялся читать, игнорируя перешёптывания о том, что я строю слишком много из себя для простой шлюхи.       «Это хрупкое тело было для меня слишком... Маленьким, что ли. Я всегда ощущал себя в клетке, запертым. Как соловей, который никогда не запоёт в неволе, я был не способен раскрыться перед другими. Меня называют шлюхой за глаза, в открытую, на переменах или просто когда я прохожу мимо. Но я не делаю ровно ничего для того, чтобы опровергнуть слухи. Именно потому, что это почти правда, я не могу открыть её окружающим. За одной правдой спрятана другая, ещё более пугающая, которую никому не стоит знать. Это то, чего знать они обо мне не должны. Я не хочу, чтобы меня жалели, нет. Только не сочувствие в глазах окружающих».       Оставшиеся уроки достаточно быстро пролетели. Зная, что новости о моих очередных злоключениях дошли и до ребят из компьютерного клуба, я решил не идти сегодня к ним. Просто не смогу смотреть в глаза Кёе. Он вообще чёрте что думает обо мне, так что нет, не сегодня.       В километре от школы есть чудесная пиццерия «Соло Пизза». Мне нравится это место. Оно популярно у всех сословий миланцев, тут не важно, как от тебя пахнет, и как ты выглядишь. Потому я заказал себе пиццу и сел за стойку у окна, любуясь на прекрасный вид берега Навильо Павесе.       Когда мне принесли заказ, я с удовольствием вгрызся в тесто, сдобренное томатной пастой и множеством ингредиентов. Пускай придётся потом поупражняться на тренажере, но мне сейчас нужна вредная, но такая вкусная пицца. Я достал книгу и начал читать её прямо жирными руками, с удовольствием слизывая сыр и соус с пальцев.       Интересно, чем там заняты ребята? Играют или опять что-то взламывают? Я невольно улыбнулся, представляя Кёю, говорящего: «Я в этом не участвую, делайте, что хотите!» — а потом как ни в чём ни бывало присоединяющегося к ним. Таков уж этот альфа.       За окном потемнело. Я попросил пакет на кассе и забрал с собой остатки пиццы — всё равно дома есть нечего, я ничего не покупал, и уж тем более не готовил. А Деймон пусть сам о себе позаботится.       Взяв пакет, я вышел из пиццерии, закутываясь в шарф. Как же холодно на улице. Не удивлюсь, если уже около минус десяти. Вот ни на грамм, ни на йоту не удивлюсь.       Вечерний пейзаж невероятен. Всё утопает в снеге, а он искрится в свете витрин и уличных огней. Город оживает, везде люди. Вокруг меня смех, запахи, но я всё ещё чужак в Милане. Пришелец. Папа Джотто удивителен, раз смог тогда бросить этот город и уехать в Японию, к своему альфе. Я уже плохо помню те времена и отца, я тогда ещё был совсем крохой. Но папа определённо был счастлив. А потом его альфа погиб. Мы остались одни, отец воспитывал меня в одиночку до девяти лет, за что я ему благодарен. А потом в нашу жизнь пришёл Деймон и, забрав нас обратно в Милан, женился на папе.       Автобус подъезжает к моей остановке, а я всё ещё погружен в воспоминания. В тот день, когда папы Джотто не стало, всё рухнуло. Наши нейтральные с отчимом отношения лопнули, словно мыльный пузырь. Нашего самого дорогого человека не стало, а я был слишком похож на отца. Слишком. Когда Деймон предложил мне, трясущемуся в страхе от неопределённости, стать заменой папы, я отказался. Но пара дней в детдоме сделала меня сговорчивым. Я стал заменой Савады Джотто в полной мере этого слова, во всех смыслах. Мне тогда было всего-то одиннадцать лет, и именно тогда я стал тем, кем являюсь ныне. То ли продажная тварь, то ли жертвенный агнец. Я и сам бы хотел знать, кто я теперь...       Чуть не проморгав свою остановку, я пулей вылетел из салона, чуть не забыв пакет с пиццей. Дом встретил меня не очень радушно, тёмными окнами и полным отсутствием семейного уюта. Просто место, где я провожу ночь и существую в те часы, когда я не в школе.       Скинув ботинки в прихожей, я прошёл через гостиную с высокими окнами. Всегда чувствую себя в ней как на подиуме, даже когда задёрнуты шторы.       Около десяти вечера хлопает входная дверь. Я понимаю, что вернулся отчим. Но встречать его не собираюсь и утыкаюсь вновь в книгу, желая узнать развязку истории. На первом этаже слышатся шаги Деймона, что-то со звоном падает и разбивается. Боже, нет, только бы он не напился, нет, умоляю… Но мои молитвы остаются безответными. Дверь в мою комнату распахивается и на пороге появляется тот, кого я всеми фибрами души ненавижу.       — Так... ты дома? Прекрасно!       Мне не нравится то, как он идёт ко мне пьяной походкой, пошатываясь. В его глазах похоть, которую Деймон даже не пытается скрыть. Если мы с ним переспим снова, то... Нет, не хочу даже об этом думать...       — Деймон, нет, прошу... — пытаюсь возразить я, уже зная, что это бесполезно. — Я сегодня не в настроении...       Но ему всё равно. Меня переворачивают на живот и спускают спортивные брюки вместе с бельём, лаская живот под футболкой. Тело предательски реагирует на ласки, отчим знает все мои эрогенные зоны. Ткань на спине трещит. Деймон просто разрывает мою любимую футболку и откидывает обрывки в сторону. Он как обычно жесток, принуждает меня. Самое противное то, что я давно получаю удовольствие от секса...       Язык касается моего ануса. Из моих лёгких словно выкачали весь воздух, я весь горю. Почему, ну почему мне так приятно? А между тем язык проникает во внутрь, лаская. Перед глазами неясные вспышки, мне дурно от возбуждения. Я уже весь влажный там, в самом ненавистном для меня месте... И Деймон чувствует это.       Я слышу смешок над самым ухом. Меня несильно кусают за плечо, я вздрагиваю и подаюсь к нему, поводя бёдрами. Он правильно меня понимает — я больше не могу.       — Да... Возьми меня уже, Деймон... Прошу...       Когда он входит в меня сзади, я лишь протяжно стону. Сжимаю пальцами простынь и выкрикиваю его имя. Член скользит во мне, принося удовольствие. Деймон обнимает меня за живот, его руки гуляют по моей разгорячённой коже. И тут меня резко переворачивают на спину, сгибая ноги в коленях. Да, да, с этого ракурса я люблю больше, он знает. Он знает всё о моих сексуальных предпочтениях. Глубже, вот так. Ещё. Я люблю это, я люблю грязно, похотливо. Самому противно, я ненавижу себя и свои омежьи замашки. Оргазм медленно подступает.       Мы без презерватива — зачем? Всё равно я сижу на таблетках, пропивая их курсами. Матрац хорошо пружинит под нами, эротично постанывая. Мне жарко, капельки пота катятся по телу, собираясь на животе, в кругляше пупка. Ненавижу это — наполненность на грани боли, завершающаяся сцепкой. Тело ломит, словно в лихорадке, я кричу в голос, истекая смазкой. Внутри я чувствую узел величиной с бейсбольный мяч.       Я тихо вздрагивал. Меня трясло, когда удовлетворённый Деймон покинул мою комнату, оставив в помещении свой запах. Я был опустошён, убит. Меня четвертовали заживо. Уткнувшись в подушку, я тихо заплакал, сжимая зубы до скрежета. Я давился рыданиями.       Когда я более-менее успокоился, то просто натянул на себя одеяло, укрываясь им с головой. Сил ни на что уже не было, я слишком устал. Он меня вымотал. Самобичевания оставим на потом, на утро.       Проснулся я под мелодию своего телефона, спросонья вовсе не соображая, где находится этот дурацкий мобильник. Наконец, нашарив его в школьных брюках, я посмотрел, кто звонит мне в такую рань.       — Гокудера, не мог ещё раньше позвонить, а? — сонно пробормотал я вместо приветствия. Да и какая вежливость может быть в три часа утра? Я уже вторую ночь не сплю.       — Прости, если помешали твоим любовным приключениям, но пропал Шоичи. Похоже, что его похитили — мы получили видео. Сможешь приехать на квартиру Хаято?       Я вздрагиваю и тут же окончательно просыпаюсь. На меня будто вылили ведро ледяной воды — так на меня действовал голос Хибари Кёи — человека, к которому стремилась душа, которого я искренне и безответно любил уже два с лишним года. Но вынудило меня проснуться далеко не это. Если Шо пропал — это плохо. Значит, они объявили на нас охоту.       — Я скоро буду, не трогайте пока без меня ничего! — крикнул в динамик я, тут же отключаясь.       Я не сомневался в том, что всему виной те данные, что мы украли и которые по дурости продали три года назад, пока к нам не присоединился Кёя. Происходит именно то, чего я боялся — нас хотят устранить. И это только начало.