Клетка

Он слышал, как девчонка рыдала, когда он нес её к себе в квартиру. Он слышал, как бешено билось её сердце, когда он посильнее прижимал её к себе властной рукой. Она была такая невинная, молодая и красивая, что Виктору то и дело приходилось скрывать собственную наглую усмешку - все-таки, сегодня у него особенно ценный улов. - Анна Мария, - медленно, вальяжно протягивал он, словно дразня девчонку, желая, чтобы она расплакалась сильнее и еще сильнее, так, чтобы почувствовала, что слез уже больше не осталось, чтобы чувствовала, как легкие уже сжимает от недостатка кислорода, чтобы горло саднило так, что не было бы сил больше реветь. Он хотел морально выжить её, чтобы она даже не думала сопротивляться. - Анна Мария, - вновь повторял он, заставляя её вздрагивать. - Какое чудное имя. Такое чистое, словно ты какая-то святая. Нет, действительно, - он презрительно хмыкал, - твои родители, что, священники какие-то? - Нет, - робко отвечала она, продолжая вытирать катившиеся слезы рукавом пальто. - Они обычные люди. - Жаль, - Виктор оскалился, - а то была бы великолепная ирония судьбы. Дверь его квартиры открылась с едва слышным скрипом - и сердце Мари пропустило несколько ударов. "Неужели до неё только дошло, что её никто никуда не отпустит?" - почему-то удивленно подумал Виктор, но вслух ничего не сказал - она и так запугана до смерти, авось еще и помрет тут, чего ему очень и очень не хотелось. Виктор прошел вглубь квартиры, осторожно прикрыв дверь за собой, чтобы ненароком никто не заглянул на огонек - люди-то тут совсем уж непорядочные, лишенные всяких моральных ценностей, в основном - наркоманы и алкоголики, которые доживают тут последние дни. - Кто ты такой? - Виктор медленно ставит её на пол, все еще придерживая одной рукой - мало ли, насколько она сумасшедшая - еще попытается сбежать. Лицо Анны Марии блестит от слез, глаза красные-красные, а губы чуть приоткрытые от нехватки кислорода в легких. Она боится. - Тебе так важно знать? - он слегка толкает её назад, заставляя упасть на его кровать - она падает с едва уловимым писком, а как только её тело соприкасается с мягкой поверхностью, она мгновенно подбирает ноги и забивается в самый угол кровати. Он слышит невнятное, слишком тихое "Да", а может быть, ему просто кажется. В любом случае, её любопытство он может удовлетворить. - Я? - Виктор хватает Мари за ноги, стаскивая при этом её ботинки и вновь притягивая к себе - хватка у него мощная, так что девочка всего лишь всхлипывает от боли, которая пронзает её щиколотки. - Дай-ка подумать, - Крид стаскивает с неё абсолютно ненужное сейчас пальто, и откидывает его куда-то далеко - теперь у него на полу валяется слишком яркая красная тряпка, - ну, стоит начать с того, что я, во-первых, - его руки властно подминают девушку под его тело, заставляя ту невообразимо покраснеть, - убийца, - короткий выдох прямо над ухом - ответная дрожь по её молодому телу, - психопат, - Виктор практически слышит, как она закусывает губу, чтобы не раскричаться вновь, - зверь без всяких моральных ценностей, - он стаскивает с неё узкую юбку, разрывает когтями тонкую блузку, колготки - теперь она лежит тут в своем необычайно красивом кремовом белье, практически под его весом, совсем беззащитная, с тонкой и, как уверен Крид, совершенно чувствительной кожей с синими венками под ней. - Зачем я тебе? - она задает вопрос, практически на одном выдохе, затем вновь зажмуривает глаза, так как Виктор переключается на её шею - медленно проводит языком по коже, словно пробуя на вкус. - Зачем-зачем, - издевательски тянет он. - Слишком много вопросов за один раз, милая, - укус, как гром среди ясного неба - тонкая кожа сразу же сдается под его напором - мягкие ткани разрываются и маленькая струйка крови стекает вниз, очерчивая красивый изгиб. Виктор озадаченно хмыкает, проводя рукой слизывая с губ её кровь. Теперь взгляд у неё совсем потерянный, только теперь от ужаса. Она выглядит даже хуже, чем загнанный в клетку зверь - дичайший страх за свою жизнь, при котором кровь в жилах стынет и даже на слезы нет сил. Виктор выворачивает руки Мари - практически не сильно, по его меркам, но её кости неумолимо трещат и она издает пару мучительных стонов. Крид заводит её руки за голову, не давая ей возможности даже злостно поцарапать его - единственное, что она может сделать. Её грудь подымается и опускается в такт неровному дыханию. Страх, который огнем горит в её ясных и блестящих от слез глазах, все больше и больше заводит Виктора, не давая голосу разума вырваться наружу и слегка образумить его. «И ей всего семнадцать лет», - вкрадчиво шепчет внутренний голос, когда его пальцы оставляют довольно значительные отметины на её ключицах, груди и плечах. Довольно грубые поцелуи спускаются все ниже и ниже, оставляя за собой темноватые синяки на особо чувствительных местах. Он срывает с неё так ненужную сейчас тряпку кремового цвета, называемую трусиками, и, откидывая их, устраивается между ног, заставляя её раздвинуть их еще шире. Виктор налегает на Мари, краем глаза отмечая, что та закрыла глаза – ясное дело, из-за страха, удивительно, что еще не молится, и дрожит в два раза больше. - Открой, - практически рычит он. – Открой глаза. Я хочу их видеть, - приказ, ослушавшись которого, можно быть убитой в течение следующего часа. Мари открывает свои глаза, в которых нет ничего, кроме тихой и неслышной мольбы о помиловании. Да уж, конечно. Не каждая девушка мечтает о таком. И вообще, никакая девушка о таком не мечтает. Быть изнасилованной психопатом-маньяком в непонятном месте, смахивающим на притон – это явно не мечта семнадцатилетней. - Вот так лучше, - с заметной усмешкой и сарказмом в голосе говорит Крид, в следующую секунду совсем грубо врываясь в неё. Крик, застывший в горле девушки не долетает даже до стен – он рукой закрывает ей рот и чувствует, как она со всей силы кусает его, раздирая толстую кожу до крови. Чувствует также, как её тонкие ноги со всей силы сжимаются вокруг его торса. Чувствует, как она пытается отодвинутся подальше от него, подальше от боли. Виктор видит, как её глаза застилают слезы – практически целый поток скатывается по щекам. Но ничего, черт возьми, не может остановить его – Виктор продолжает машинально, со всей присущей ему жестокостью трахать её, словно вымещая на ней всю злость, скопившуюся за все это время. Слегка останавливается только тогда, когда понимает, что Анна Мария задыхается. «Ну конечно. Ты же закрыл ей рот», - как-то слабо думает он, отпуская руку. Ладонь вся в крови, но быстро затягивается, что вызывает огромное удивление Мари. - Что, сука, - медленно протягивает он, не переставая её трахать, - думаешь, мне больно? Она не отвечает ему, хотя бы потому, что внутри у неё все стискивает от невыносимой боли где-то внизу, которая разрывает её на маленькие кусочки и заставляет немыслимо извиваться в его руках, безнадежно пытаясь отодвинуться. Виктора же вообще не волнует, что она чувствует, насколько ей больно или дискомфортно. Он заносит свободную руку и наотмашь бьет её по лицу, заставляя задрожать и расплакаться еще больше. Плевать на то, что она сейчас потеряет сознание от боли. Ему просто плевать. Сейчас тут есть место лишь звериной ярости, которая рвется наружу. Виктор быстро кончает, а после, выдернув Мари из-под себя, толкает её, да так, что та просто плашмя падает на холодный и грязный пол. Кажется, она уже даже не плачет. Её просто всю трясет, как припадочную. Она хаотично шарит руками по полу, надеясь в этом слабом освещении найти хотя бы какой-то уцелевший предмет одежды. - Можешь не пытаться, - обращается к ней Крид, вставая с кровати и натягивая на себя привычные штаны. Она его совершенно не слышит. Видимо, её здорово еще об пол приложило. Виктор ругается отборным матом про себя, подходит к девушке и хватает её за волосы, приподымая над полом, чтобы она стала на ноги. Затем, когда она на дрожащих ногах все-таки подымается, он с силой тащит её в ванную комнату. Там он включает воду, наполняет ванну и жестом показывает Мари на неё. - Тебе стоит искупаться, - тихо, даже как-то отрешенно говорит он, рассматривая то, как кровь медленно скатывается и размазывается по её ногам. - Хорошо, - она говорит хрипло, потому что сорвала к чертям весь голос. Когда она залезает в ванную, Крид молча садится напротив, поясняя это тем, что «Как бы ты не надумала чего натворить, милая», а у самого в это время в голове мелькает мысль, как бы было здорово сейчас просто подойти к ней, слегка надавить на голову и грудь, чтобы Анна Мария не смогла выбраться с воды. Он практически видит эту картину перед лицом, как вдруг она окликает его своим хриплым голосом: - Какая-то одежда есть? - Да, - отвечает он ей, качая головой. Все-таки, сейчас он не будет её убивать. Она слишком дорогая игрушка, чтобы вот так ею разбрасываться.