Клетка

Она молчит. Это убивает Виктора больше всего – на самом деле, ему гораздо больше удовольствия приносило бы то, если бы она кричала, била и пыталась вырваться отсюда. Но, черт возьми, ничего подобного! Он пробует все, чтобы заставить её вымолвить хоть одно несчастное словечко: угрожает, несильно бьет (только сначала), вольготно и показушно задирает купленную им ей юбку, но, видя, как глаза девчонки стекленеют, останавливается, не в силах продолжать. Такая игра в молчанку длится не особо долго – нервишки Виктора сдают и он в следующее мгновение прижимает её к стене одной рукой, неприятно царапая нежную кожу шеи своими когтями. - Ты так ничего и не скажешь мне? – хрипит он прямиком ей в лицо. Анна Мария задыхается – его рука держит ей слишком крепко, чтобы хотя бы вдохнуть капельку воздуха. Легкие неприятно сжимает, голова начинает кружиться, в глазах темнеет. Она несильно бьет его по рукам, потому что собственные силы покидают её еще стремительней, чем девушка это замечает. Царапая его кожу обгрызенными и поломанными ногтями, она даже не понимает, что это – её спасение. Виктор ухмыляется и сразу же отпускает её, да делает это так, чтобы она не успела прийти в себя – Анна Мария сползет по стенке, словно тряпичная кукла. - Вот так уже лучше, - он садится на корточки напротив неё, приподнимая её голову двумя пальцами. - Что ты хочешь? – голос у Мари тихий, хриплый и до ужаса будоражащий кровь. Крид ухмыляется еще раз, понимая, что он все-таки смог её разговорить. - Ничего особенного, - он пожимает плечами, невесомо целуя её в лоб, словно маленького ребенка. Она смотрит на него с удивлением, да таким, про которое говорят «глаза на лоб вылезли». Крид уже попросту улыбается – оказывается, он еще может удивлять. Следующий поцелуй приходится на щеку – Анна Мария даже не отстраняется, а лишь шумно дышит, ведь легкие до сих пор саднят. Виктор медленно приближается к её губам, выдерживая зрительный контакт, и наконец-то не видит пустого страха перед собой. Когда он целует её уже в губы, все также невесомо и практически не по-звериному, он понимает, что эта девчушка сдалась. И сделала это полностью и безоговорочно. Поэтому сегодня его ничего не останавливает от того, чтобы как следует вдавливать её в матрас собственной кровати и заставлять ей кричать. От боли или от наслаждения. Не важно.

***

Для него дни проходят достаточно быстро – вторник сменяет понедельник, среда сменяет вторник и так далее. В тот момент, когда для Виктора каждый день отличается лишь очередным заказом на чье-то убийство или же выпивкой, которую он поглощает в баре, то для Мари дни тянутся словно веревка, которая медленно, словно наслаждаясь процессом, затягивается у неё на шее. От мерзкого ощущения, что она принадлежит, в буквальном смысле слова, кому-то внутри все неприятно сжимается, а к глазам подступают слезы. Она практически видит, как Виктор самодовольно хмыкает, видя её страдания, и от этого плакать, нет, даже реветь, хочется намного больше. Утром его постоянно нет дома – в это время она может посмотреть телевизор, пойти поесть, скупаться в холодном душе – все, что душе угодно, вот только даже не сметь выходить на балкон, хотя бы. На дверях – замок, который она, при своих недалеких умениях во взломе подобных вещей, явно не сломает. Квартира на пятом этаже – не выпрыгнешь, а по балконам и крышам, как Питер Паркер, не поскачешь. Она – словно принцесса в башне, только вот спасения ей не видать. Последней каплей для неё становится утренняя передача новостей, где говорится о пропаже девушки. О её, Анны Марии, пропаже. Её мать и отец там, в телевизоре, плачут на камеры и умоляют вернуть дочь домой. Это аут. Последняя точка. Точка невозврата. Телевизор выключается, и в квартире становится удручающе тихо – даже слышно, как стучит её собственное сердце. До прихода Виктора еще три часа – сегодня четверг, и она успела выучить его расписание. Ей как раз хватит времени для того, что она задумала. Мари закрывает глаза, когда подставляет руку под остро наточенный нож. «Одно движение, потом второе – и ты свободна», - невыносимо громко шепчет внутренний голос и Анна Мария слушается его, не смея противостоять. Для того, чтобы резать вены вдоль у неё явно не хватает смелости, а вот поперек еще куда ни шло – нож быстро разрезает тонкую кожу и Мари морщится от неприятного чувства, словно ей прожгли чем-то очень горячим руку. Она не чувствует пальцев, не чувствует того, как по ним уже вовсю стекает темно-алая кровь, сердце стучит где-то в висках, отказываясь дать разуму пробиться сквозь пучину отчаянья. Работа сделана – четыре кривых пореза на обеих руках. Мари сплетает руки в замок, они все скользкие от большого количества крови, и оседает на пол, придерживаясь за кухонную тумбу.

***

По иронии еще той суки-судьбы, Виктор Крид возвращается домой намного раньше, чем через три часа. Еще не дойдя до своей квартиры, его великолепный нюх улавливает что-то другое в привычных «ароматах» их дома. Запах крови забивается в ноздри и Виктору кажется, что его желудок неуловимо сводит спазмы - он практически чувствует этот тонкий железный привкус крови. Дверь его квартиры надежно заперта. У него не хватает сил, чтобы просто повернуть ручку и узнать, что же случилось внутри. Входная дверь открывается настежь и с неприятным звоном хлопается об стену. Запах крови тут просто невыносимый – Виктор даже не может себя сдерживать. Он медленно закрывает за собой дверь, чтобы отгородить себя и свою квартиру от ненужных сейчас свидетелей и простых зевак, оказавшихся не в том месте не в то время. Его шаги практически эхом раздаются в квартире, которая сейчас окутана мрачной тишиной. Виктор еще с прихожей видит огромное алое пятно, расплывающееся непонятной лужицей на полу кухни. Его шаги ускоряются и в следующую секунду он стоит на коленях перед полумертвой девочкой, и его руки в её крови. - Мари, - кричит он, абсолютно бессмысленно пытаясь докричаться до уже практически остывшего трупа. Виктор приподымает её лицо, как когда-то и смотрит на расслабленные черты её прекрасного личика, на закрытые глаза и уже бледные губы. Крид проводит по рукой по её щеке, и чувствует смертельный холод её кожи. Что-то идет не так. Его сердце замедляется, руки начинают дрожать, по телу проходит ощутимая дрожь. Он тупо переводит взгляд на запястья девушки – порезы начинают медленно затягиваться. Виктор открывает рот, словно выброшенная на берег рыба, не смея сказать и слова – точнее, он просто не может, ведь его силы стремительно покидают тело. Наконец-то он находит в себе силы, чтобы разорвать телесный контакт – и сразу же ничком падает в лужу её крови, тяжело дыша и тихо наблюдая за тем, как её лицо вновь приобретает живой оттенок, губы вновь становятся розовыми, а глаза наконец-то открываются. - Я, - она говорит, глотая слишком много воздуха. Её грудь быстро подымается и опускается, Анна Мария смотрит на свои руки недоуменно, словно не понимая, что случилось. - Жива, жива, - саркастически бросает Виктор, находя в себе силы подняться и протянуть ей руку. И снова та же ошибка – прикосновение вновь словно высасывает из него все силы, и Виктор слышит, как Мари кричит, когда он вновь оседает на пол. Лежа на полу в луже её крови, Виктор как-то отстраненно думает, насколько же смешная картина получается – прям триллер можно снимать. Он отдаленно слышит, как девчонка всхлипывает, забившись в дальний угол кухни. «Тебе нужно встать!» - командует внутренний голос и Виктор ему безоговорочно подчиняется. Он нехотя подымается с пола, хрустит шеей и внимательно смотрит на Мари, которая вся сжалась от страха в метре от него. - И какого черта? – задает риторический вопрос он. Черт возьми, а сейчас он просто невероятно зол на все, что произошло! Девчонка не отвечает и Крид, кивнув головой, бредет в комнату, попутно вытирая руки об хлопковое полотенце. Достав пару чистых вещей, Крид бросает их в ванную. - Или прими душ, - безразлично говорит он. – Через полчаса мы выезжаем.

***

Заснеженная дорога уже мельтешит перед его глазами, но ему стоит ехать, потому что так дело не пойдет. Нахрен ему сдалась эта девочка? Теперь-то вообще не нужна! Виктор видит в её глазах страх, и почему-то явно и четко понимает, чего именно она боится. - Не думай, что я тебя убью, - довольно спокойно говорит он, когда вновь ловит на себе встревоженный взгляд. – Так, выброшу где-то на обочине, - он усмехается, глядя на то, как она сразу же начинает дрожать, поплотнее кутаясь в теперь уже свой длинный зеленый плащ. - А что тогда сделаешь? – задает вопрос она, не глядя даже на него. - Отвезу куда-то. Ты же сама сказала, что не вернешься домой. - Потому что я мутант, - тихо добавляет она, и Виктор хмурится. – Я такая же, как и ты, да? - Не думаю, - резонно отвечает он. – Ты не такая. - Почему? - Ты не убийца, - четко и прямо говорит он, не желая растягивать слишком философский разговор. – Ты не виновата в смерти тысячи людей. Анна Мария не отвечает на его слова, вновь утыкаясь взглядом на неизменный заснеженный пейзаж за окном автомобиля. Они останавливаются только под вечер возле какого-то захудалого бара, откуда слышны пьяные крики и где ходит непонятный контингент. - Приехали, - безразлично бросает Крид, вытаскивая ключ из зажигания и выходя из машины. Мари даже не двигается с места. Через секунду как-то отвлеченно выползает из пассажирского сидения и становится на промерзлую землю. - Где мы? – с испугом спрашивает она. - Лофлин-сити, если не ошибаюсь, - равнодушно бросает Виктор, закуривая сигарету. Она стоит совсем рядом с ним. Так, что он даже видит, как трепещут её ресницы. - И что теперь? – севшим голосом говорит она, поглядывая на Виктора из-под капюшона. - Теперь ты сама по себе. Сама сказала отвезти тебя куда-то подальше, - он пожимает плечами. – Я выполнил свою часть. Теперь мы сами по себе. Анна Мария не смотрит на него, она смотрит вперед, оглядывая явно небезопасный бар, пьяных мужиков, валяющихся вдоль стен, шлюх, которые поджидают подвыпивших клиентов. Прежде, чем она делает всего один шаг, он стремительно разворачивает её к себе и, наплевав на то, что она достаточно опасна, целует её в обветрившиеся губы, прокусывая нижнюю до крови. Так же стремительно он отпускает её, потому что чувствует, что силы вновь его покидают. - Иди, - говорит он, вновь запрыгивая в машину. – Теперь ты одна. Виктор Крид не оглядывается, когда покидает это место, хотя прекрасно знает, что Анна Мария не сводит своего взгляда с его машины, так стремительно уезжающей вдаль.