Цвет папоротника, или Дети солнца

      Кто не знает Беловежскую пущу – один из крупнейших заповедников Европы и старейший на Земле. Уникальный участок первобытного леса, покрывавшего в постледниковую эпоху, 8000 лет назад, равнинные пространства от Урала до Атлантики. Упоминания о пуще появляются в летописях с середины X века. Уже тогда она называлась летописцами «древним девственным лесом». С начала XV века польские короли ввели на её территории строгую охрану зверей. Пускай этот шаг и был продиктован меркантильностью властей – звери-то охранялись исключительно для увеселительных охот королевского двора, – но прецедент имел место; и в последующие столетия к Беловежью относились именно, как к «царскому заказнику».       Постепенно в пуще начал вестись учёт не только за «дичью», но и за вырубками лесного массива. В разное время лимиты лесозаготовок были разными, но так или иначе, польское, а затем российское государства стремились к сохранению первозданности этого природного комплекса. Только во время войн пуща подвергалась разорению. Чего впрочем, не избежала никакая пядь земли, на которой люди выясняли отношения с оружием в руках.       Решением ЮНЕСКО в 1992 году «Беловежскую пущу» включили в Список Всемирного наследия человечества. Ещё через год ей присвоили статус биосферного заповедника. А в следующие восемьдесят лет сам Государственный национальный парк, его руководство и сотрудники множество раз награждались мировым сообществом дипломами и грамотами за успехи в природоохранной деятельности.       Когда в конце 30-х годов XXI века Советом Галактики рассматривался вопрос о членстве Земли в Галактическом Союзе, заповедник «Беловежская пуща», как образцовый пример положительного взаимоотношения человека с природой, сыграл не последнюю роль в формировании у приёмной комиссии позитивного мнения о землянах. Голубую планету приняли в Союз Млечного Пути. С испытательным сроком и некоторыми оговорками. Но сейчас не об этом…       Мы говорим о Пуще? Так вот: вступление Земли в Союз Галактики коренным образом сказалось на дальнейшей судьбе именитого заповедника.       Стоит начать с того, что новообретённые инопланетные друзья поделились с землянами своими прогрессивными знаниями и изобретениями в области техники, энергетики, строительства, медицины и всего прочего. Благодаря такой мощной научной инъекции в модернизацию всех отраслей хозяйственной деятельности сапиенсов, в Цивилизации последних начали происходить серьёзные сдвиги в социально-экономической географии. Стремительными темпами происходила перепланировка и расширение мегаполисов, а так же урбанизация средних городов. Маленькие города, посёлки и деревни, в свою очередь, столь же стремительно теряли в численности населения – народ массово переезжал в мегаполисы. Обусловлено это было появлением там доступного жилья. Миграция из глубинки, из провинции в крупные районные центры происходила всегда. Но сдерживающим её фактором оставалась проблема «крыши над головой». Теперь же, если люди ехали в мегаполисы за образованием или с целью трудоустройства, то перед ними уже не стоял такой сложный вопрос, как поиск жилья, необходимого для реализации каких-либо долгосрочных планов на новом месте.       Немало землян вербовалось в наёмники для работы в международных космических колониях. Это сулило им существенные социальные льготы и перспективы карьерного роста. Последнему на Земле многим мешала жёсткая профессиональная конкуренция и высокие требования по профпригодности. Инопланетян же такие нюансы мало интересовали. Они быстро оценили неприхотливость и трудолюбие сапиенсов и с радостью заключали с ними долгосрочные трудовые контракты. Работники-волонтёры летели на другие планеты, часто забирая с собой семьи, потому что их родным на новом месте нанимателем предоставлялся широкий спектр соцобеспечения с минимальными обратными обязательствами. Это как раз была одна из упомянутых соблазнительных льгот.       Не суть, насколько честны были «работодатели» к работникам, порой отправляя их на опасные и вредные производства. Жаловались единицы, поскольку обещанная социальная поддержка и разнообразные дотации выполнялись чётко и без проволочек. Менталитет же большинства сапиенсов отличался тем, что ради материальной выгоды (причём не для себя, а для своих семей) они были готовы безоглядно рисковать и здоровьем, и жизнью. Такое положение вещей и отношений устраивало всех. А итогом их явилось то, что не прошло и трёх десятилетий, а с Земли эмигрировало более двух миллиардов человек. На сотнях колониальных планет Союза Галактики вырастали города-государства неутомимых сапиенсов. Много их постоянно проживало на Луне и Марсе, где они были заняты работой на периферических базах космических сообщений.       Так сам собой разрешился давнишний кризис перенаселения планеты. Разрешение его, в совокупности с парой других процессов, о которых речь пойдёт ниже, обернулось несколько неожиданными, но счастливыми последствиями. Оба упомянутых процесса так же были связаны с миграцией.       Первый из них – это транспортная и энергетическая революция. Появление новых высокоскоростных (и в основном воздушных) видов транспорта с применением энергоёмких типов топлива, позволило отказаться от многих промежуточных станций в старых наземных логистических маршрутах. В прежнее время такие станции, например, вокзалы или автозаправки, образовывали вокруг себя различного рода поселения. Они имели огромное значение: без них были не возможны любые перевозки или путешествия, если путь занимал более одних суток. Благодаря временным остановкам в «поселениях-станциях» люди получали необходимый им отдых от дороги, покупали провизию и другие товары, если в том случалась необходимость. Кроме того, жители таких поселений следили за состоянием отдельного участка торгового пути, проходящего через их населённый пункт. В общем, существование промежуточных станций было удобно для транспортной коммуникации, но требовало от государства значительных затрат по их финансовой поддержке. Когда же чуть ли не у каждого жителя голубой планеты появилась возможность перемещаться с одного её конца на другой за считанные часы, а половина грузов вообще стала переправляться с помощью телепортов, роль промежуточных пунктов маршрута свелась на «нет». Необходимость в них отпала. Понятно, что бережливые экономисты уже не видели смысла поддерживать изжившую себя инфраструктуру бывших узлов дорожного сообщения, и те либо целенаправленно расформировывались, либо сами постепенно приходили в запустение. Нужно отметить, что столь бесславная участь постигла не все промежуточные станции и связанные с ними поселения. Наиболее крупные из них сохранились, но были перестроены в соответствии с требованиями времени.       Второй процесс затрагивал сферы пищевой промышленности и сельского хозяйства – в них тоже произошла революция. Извечная тема получения изобильной и дешёвой пищи наконец-то утратила свою злободневность. Необходимый людям животный белок теперь получали за счёт органического синтеза микроорганизмов, что оказалось и проще, и продуктивнее разведения скота и птицы. Нет, животноводческие, молочные и птичьи фермы остались, но число их значительно сократилось; какие-то закрылись; какие-то подверглись соответствующей модификации, и на них уже выращивали не коров и кур, а микроскопических продуцентов. Одновременно, развитие производства искусственных тканей, синтетики, не уступающих по качествам натуральной шерсти и хлопку, заставило сокращать и посевы хлопчатника, и объёмы овцеводства. Все вместе подобные экономические меры привели к тому, что появилось много ничем не занятых земель, ранее бывших хлопковыми плантациями и лугами выпаса скота.       В то же время, повышение урожайности сельскохозяйственных культур и новые методы долгосрочной консервации урожая, обернулись огромными излишками продуктового сырья. Земляне просто растерялись: куда это всё девать? В итоге, начали передавать излишки в химическую промышленность. Ну, не на Альдебаран же их переправлять? Продолжалась эта странная страда года три. Потом экономисты взбунтовались и потребовали от фермеров прекратить валять дурака. «Зачем, – спрашивали они, – пускать на полимеры первосортную картошку и пшеницу, когда для этого есть бытовой мусор?» Снова всё свелось к элементарному сокращению посевов. Сократили. А земля-то под них осталась! Остались десятки, а где-то и сотни сёл и деревень, потерявших смысл своего существования, исстари основанного или на животноводстве, или на хлебопашестве. И люди покидали их, ища новую работу…       Были коммерческие предложения: модернизировать деревни в дачные посёлки. И с некоторыми произвели такую трансформацию. Но в целом вопрос завис в воздухе. Госструктуры никак не могли договориться о полезности подобного шага.       Ситуация получалась неоднозначная. И на это многие обратили внимание. Так, заканчивая свой доклад на экономическом пленуме Совета Земли, один из министров посетовал на то, что, несмотря на превосходные показатели экономического роста и благосостояния населения, его беспокоит факт запустения и одичания обширных пространств бывших агроценозов на территории Польши и Беларуси, а также наблюдаемое местами затухание процесса геоурбанизации в этих странах.       На эту озабоченность прозвучала ставшая знаменитой шутка тогдашнего польского министра природопользования Ежи Каленика. «Это не одичание, – сказал он. – Это экспансия Природы. Просто на занимаемые нами земли распространяется естественное культурное влияние Беловежской пущи».       Экологи и прочие натуралисты правильно поняли намёк министра. Скоро было дано официальное добро на расширение границ заповедника, и он разросся почти вдвое. Теперь занимаемая им территория пролегала с востока на запад – от Пружан до Нарева; и с севера на юг – от Большой Берестовицы до древнего Каменца.       Прежде всего, был увеличен резерват – то есть, та зона Беловежья, где запрещалась любая человеческая деятельность, где Природа жила по своим правилам и законам. Но львиная доля новых площадей всё же превратилась в буферную и туристическую зоны. На базе заброшенных деревень и сёл выросли городки-санатории, станции лесничества, новые животноводческие фермы… Всё вернулось на круги своя, но в несколько ином русле: раньше человек использовал Природу – теперь она использовала человека.       Потакание «культурной экспансии» не замедлило принести плоды: Беловежская пуща быстро заняла видное место в списке достопримечательностей космического туризма. А это оказалось практически неисчерпаемой золотой жилой. И уже с неё вдосталь получали финансирование самые смелые научные проекты землян.       Одним из них стал давно назревший эксперимент по восстановлению вымерших и истреблённых животных. Беловежская пуща стала первым заповедником, где взялись за его реализацию.       Опыт был. Ещё в период между двумя Мировыми войнами здесь путём селекции и поглотительного скрещивания с американскими бизонами удалось восстановить казавшуюся обречённой популяцию зубров. Той же селекцией от домашних лошадей вернули в леса тарпанов. К моменту контакта землян с инопланетными цивилизациями, польскими и голландскими учёными велась работа по «воскрешению» прославленных славянскими былинами туров. И снова селекция. Только к ней добавились попытки выделить ДНК из сохранившихся останков диких быков.       Во всех трёх случаях происходил долгий и трудный процесс. И, увы, старые методы селекции позволяли воскресить только те виды животных, у которых в природе ещё сохранялись близкие родственники. А как быть с теми, чье кровное родство уходило корнями вглубь геологических эпох? И на филогенетическом древе родственные виды оказывались на таких удалённых ветвях, что их уже объединяло только общее семейство, а то и отряд. Право, никакой селекцией вам не удастся вывести из медведя доисторическую медведе-собаку, а из слона – мамонта. Гены необратимо изменяются. О том, чтобы разводить таких животных, можно было только мечтать…       Но прогресс не стоял на месте. И он, как локомотив, тянул за собой амбиции учёных. Всё чаще раздавалось на конференциях: «А что, если…» И когда только проводились тестовые испытания машины времени, биологи уже записывались в очередь для путешествия в прошлое, чтобы добыть уникальные образцы ДНК исчезнувших животных.       Да-да, при упоминании словосочетания «исчезнувшие животные», на ум сразу приходят динозавры. Но о зоопарке с ними пока продолжали трубить только фантасты. Для учёных же воскрешение животных даже из сравнительно недавнего прошлого Земли виделось задачей непростой. Как они адаптируются к новому миру: атмосфере, пище, температуре? Выдержит ли их иммунитет борьбу с неведомыми в их времена болезнями? Не станут ли они сами причиной каких-нибудь болезней? Эти вопросы волновали не только скептиков проекта. В самом деле, невозможно просто так переместить живое существо из одной эпохи в другую, как какую-то бездушную вещь. Это очень деликатный процесс. Тот факт, что животное буквально рождалось в пробирке и с первых дней жизни пребывало в условиях современности, не отменял его слабости перед внешней средой. Потому что все, все параметры окружающего мира и его экология оставляют свой след в геноме животного. И конечно, у доисторических животных геном автоматически настроен на доисторическую эпоху. Чтобы его перенастроить под современность, нужно было, ой как, попотеть!       Нам кажется – в прошлом такая же трава, такая же вода? Но животные чувствительнее и избирательнее нас. Потому не удивительно, если звери из прошлого вдруг отказываются есть траву, выросшую под солнцем XXI века и пить чистую ионизированную воду. Не удивительно, если на них нападает необъяснимая хандра, и они увядают, как былинки на бесплотной почве.       Всё это понимали учёные Беловежской пущи. Со всем эти им пришлось столкнуться на практике и заново переосмыслить свои опасения: что заветное преодоление временного барьера – это только первый этап очень сложной работы.       Лишь спустя четыре года после начала эксперимента из добытого при активном содействии сотрудников Московского Института Времени генетического материала, кропотливо трудясь, в питомниках Беловежья получили первое жизнеспособное потомство доисторических зверей. О хищниках речи не шло. По первости решили сконцентрироваться на травоядных, а именно на великолепных, поражающих воображение своими грандиозными рогами мегалоцеросах.       Алиса очень надеялась, что её практика окажется связанной с этими удивительными оленями. В Северном питомнике их насчитывалось уже 47 голов. На волю их ещё не выпускали, потому что им для жизни требовался особый редколесный ландшафт, который и моделировался в расширенной буферной зоне заповедника. А пока мегалоцеросы оставались одним из гвоздей туристических экскурсий.       Другим гвоздём были древние хоботные. Не мамонты. Климат Беловежья им однозначно не подходил. Но учёные выбрали для заповедника не менее экзотичных великанов. Родственников слонов – мастодонтов ананкусов. От своих родичей они отличались заметно вытянутым телом и укороченными ногами. Но самым примечательным в их облике были бивни – лишь слегка изогнутые трёхметровые копья!       Последние ананкусы жили на территории Европы около миллиона лет назад. Селились они в прибрежных лесах и болотистых поймах. И того и другого в Беловежье хватало. Вопрос был лишь в том, как звери будут переносить межсезонье. А особенно, короткую, тёплую, но зиму. Как и мегалоцеросы, небольшое стадо ананкусов пока содержалось в питомнике на юге пущи. Наблюдения за их развитием и здоровьем внушало учёным оптимизм, что животные сумеют благополучно адоптироваться к природным условиям Беловежья.       Ещё одной головной болью биологов и сочувствующих им долго оставался вопрос допустимости охоты. Это касалось и заповедника (его буферной и туристической зоны), и вообще планеты в целом, даже её неохраняемых территорий. Подразумевалась, конечно, не варварская охота с истреблением всего, что движется, а профилактическая, которая длительное время являлась формой регуляции численности животных.       Дело в том, что в природных условиях понятие «стабильность» по отношению к численности популяций зверей может быть применено только с серьёзными оговорками. Поголовье тех или иных животных может либо резко падать по независимым от человека причинам, или, наоборот, резко повышаться. В случае с увеличением, скажем, популяции оленей или зайцев хищники не всегда справляются со своей функцией регуляторов. Из-за чего полчища травоядных могут нанести урон лесному хозяйству, что, в свою очередь, может привести к изменениям ландшафта, сокращению лесных угодий и появлению пустошей.       В принципе, это естественный эволюционный процесс. Но в заповеднике, по понятным причинам, не были заинтересованы в его развитии. Люди хотели сохранить именно лес в том виде, в каком он был тысячу лет назад.       Кроме этого, помимо проблемы с кормовой базой размножившегося зверья, возникала куда более серьёзная опасность распространения внутривидовых заболеваний и генетического вырождения популяции. Чтобы этого избежать, больные и имеющие проблемы с генами животные отлавливались и передавались в специально огороженные охотничьи хозяйства. Там уже егеря организовывали на них спортивные и трофейные охоты.       Подобная практика существовала повсюду и так долго, что могла называться «классической». Никто не оспаривал её эффективность для сохранения заданного экологического баланса; равно, как и финансовую выгоду такого метода. Беспокоила этическая сторона вопроса.       В конце концов, после долгих дебатов «кровавые забавы» решили не запрещать. Но так задрали лицензионные лимиты, что большинство любителей пострелять по живым мишеням сочли разумным удовлетворять свои охотничьи страсти в виртуальном пространстве. Благо охотничьи симуляторы день ото дня прибавляли реалистичности.       А что касается тех самых больных животных, на которых устраивались охоты, животных, над которыми висел этот своеобразный дамоклов меч, то их продолжали отлавливать и изолировать от остальных особей. Каких-то стерилизовали и отпускали обратно на волю. Так защищалось генетическое наследие популяций, и сдерживался их рост. Отдельные экземпляры оставались в питомниках, где изучались их заболевания и искались способы их лечения.       То есть, в охотничьем вопросе был достигнут компромисс. И звери быстро почуяли выгоды от него. В частности, свою защищённость от давнишнего врага, ставшего теперь их охранником. Это не замедлило сказаться на их поведении…       Появление диких животных на улицах расположенных в Беловежской пуще посёлков превратилось в обыденность. Примечательно, что бродящие по городу звери вели себя вовсе не как обнаглевшие от осознания безнаказанности мародеры. Скорее они всем своим видом показывали, что имеют равные с человеком права и не претендуют ни на что большее, как уважительное отношение к этим правам. Так оно и было. Проживающий в пуще и рядом с ней народ быстро усвоил простую истину. Звери, в отличие от людей, не так глупы, чтобы убивать всё, что попадётся им на глаза. Даже потенциально опасные хищники склонны вести себя мирно по отношению к человеку, потому что тот просто не входит в их привычный рацион. И когда в лесу полно обычной добычи, а двуногие не провоцируют на агрессию и не лезут на чужую территорию – да кому они вообще нужны? Ради объективности всё же необходимо отметить, что молодые хищники склонны были из любопытства «идти на контакт». Тогда уже всё зависело от крепости нервов выбранного ими визави. Нервных в районе Пущи не жило. Люди и звери привыкли друг к другу.       Завершая этот рассказ, коротко остановимся на моменте слияния польской и белорусской частей Беловежской пущи. Предшествовали ему драматические события.       Вступление Земли в Союз Млечного Пути требовало создания единого выборного органа управления, который бы представлял интересы планеты перед Советом Галактики. В члены этой организации – будущий Совет Земли – планировалось избирать по одному кандидату от всех стран, население которых превышало миллион человек.       Тут-то и началась политическая катавасия. Мелкие государства, из-за малочисленности своего населения лишённые возможности выдвигать кандидатов в Совет Земли, озаботились подозрением: как бы вообще не лишиться права голоса даже на родной планете. А потому, закрыв глаза на свой суверенитет, они начали объединяться между собой или присоединяться к крупным государствам. Такая хитрость быстро обернулась геополитическим хаосом, грозившим перерасти в глобальный вооружённый конфликт. И это позорная грызня происходила на виду у всей Галактики!       В кипящей перепалке всё чаще и отчётливей вырисовывался простой исход всех споров: либо Земля вступает в Союз, если большинство стран объединится в дружную семью; либо она остаётся у разбитого корыта и сама превратится в чёрную дыру. К счастью, мировым лидерам удалось прийти к согласию, что пора забыть о «синицах» и начать думать о «журавлях». Государства объединились, сохранив лишь условные границы. А в Совет Земли договорились избирать тысячу парламентариев. Свою кандидатуру мог предложить любой достигший пятидесятилетнего возраста сапиенс...       Вслед за объединившимися государствами единым целым стала Пуща. Ни польская, ни белорусская стороны не находили смысла в создании какого-то нового общего центра управления. Организовали его в посёлке Каменюки, где давно располагалась администрация белорусской части заповедника. Часть эта была больше польской, основной резерват находился на ней – возражений против такого решения никто не имел.       А теперь вернёмся в Москву, где Алиса спит и видит сны о Беловежье и мегалоцеросах.