Play with fire

Лавеллан сидит тихо, лениво потягиваясь на плоском камне и вытягивая вперед длинные уставшие ноги. Сегодня был не самый легкий день, одно лазание по каменистым холмам Внутренних Земель стоило немалой кучи нервов. Не то, чтобы он был привередлив. Родившись долийцем априори привыкаешь к суровым условиям дикой природы. Подобные реалии уже стали частью его жизни, а псевдо-удобные сапоги из нажьей кожи – нет. Стягивая пыльную обувь, Лавеллан лениво разминает затекшие стопы, которые не успели привыкнуть к подобным переменам. За спиной то и дело маячит Сера, рьяно объяснявшая что-то Блэкволлу. В очередной раз. Наверняка говорили о еде. Или скорее спорили. С темой угадать не сложно, когда все выдохлись под конец пути. Ему же, в отличии от остальных, по вкусу нежиться в теплых лучах багрянца, слушать тишину и отдыхать в одиночестве. Последние два, правда, преследуют все реже, а уют леса он заменяет душным вечером таверны Убежища. Подобные новшества не к лицу дикому эльфу, но к лицу Лавеллану, которого манит «человеческая» жизнь. И манят сами люди. Стыдно, грязно, соблазнительно. - Я нагло разрушу твою интимную молчаливую беседу с самим собой своим обществом, не против? Конечно, нет, - Лавеллан лишь щурит фиалковые глаза и поворачивает голову чуть в сторону, с вялой улыбкой наблюдая за Дорианом. Тот садится неторопливо: оценивающе оглядывает поросший мхом валун, откидывает богато расшитую ткань в сторону и плавно приваливается к прохладному краю бедром, явно довольный собой. Иначе и быть не может. - Думаю, мне отвечать что-либо бессмысленно? – Лавеллан приподнимает смоляную бровь и ухмыляется. - Почему же? Я всегда готов послушать сладкие речи Вестника Андрасте. Только не обещаю, что внемлю им, экий поганец. Вестник задумчиво разглядывает эту самодовольную улыбку и колкий взгляд серых глаз, зловеще алеющих от лучей заходящего солнца, но затем фыркает. - Ты задел меня до глубины души, - эльф пародирует излюбленную фразу мага и притягивает ноги к себе, обхватывая их руками. - А я-то думал в самое сердце, как жаль, - наигранный полный печали вздох слетает со смуглых сухих губ, которые недолго могут прожить без очаровательной улыбки. Далее Лавеллан молчит. Только так же сдержанно улыбается, по привычке кусает губы, пока к ним не приливает кровь и прикрывает глаза. Дыхание глубокое и тихое, осторожное, подобно пугливой лани, которая тут же несется вскачь, стоит не-магистру из Тевинтера снова открыть свой болтливый рот. - Эти рисунки… - как только речь заходит о происхождении Лавеллана, Дориан всегда немногословен, вдумчиво подбирает слова, хмурит брови и водит по губам камнем дорогого перстня. Боится показаться некомпетентным, попросту глупым. Боится задеть. Вестник внутренне удивлен, уверенный, что этот вопрос должен был прозвучать куда раньше, при первых разговорах в Убежище, а не сейчас, среди дикой пряной травы, пота уставших товарищей и сонливости. Тем не менее, он отвечает, с плохо скрытой гордостью и каким-то своим харизматичным добрым высокомерием. - Vallaslin, - родной язык срывается с губ подобном своей, особенной музыке. Опережая любые вопросы, долиец добавляет: - Письмо на крови. - М, повеяло мрачностью и кровожадностью, мне нравится. А Вестнику отчасти нравится это самое «мне нравится», как и любая другая заинтересованность его персоной. Быть особенным иногда весело, как сейчас, поэтому услышав эту довольную и заинтересованную речь, только сильнее льнет щекой к колену, ожидая продолжения. И Дориан не разочаровывает, а вдобавок удивляет. Его аккуратные, мягкие пальцы, украшенные многочисленными кольцами, в жадном жесте тянутся к лицу Вестника. Мягкие – только догадка Лавеллана, но какими еще они могут быть у избалованного «тепличного» мальчика. - Можно? – рука застывает на самом малом расстоянии, которое только возможно. Как раз то самое, идеальное, когда уже можешь почувствовать тепло собеседника, но еще не чувствуешь контакта. - Только осторожно, вдруг сломаюсь, - иронично шепчет долиец, скрывая за кривой улыбкой удивление и едва не нахлынувшее смущение. Он не любит физический контакт, но сейчас отказать не может. Остается только выпрямить спину и развернуться, блеснуть во всем своем великолепии, как бы сказал сам Дориан. - Не волнуйся, я буду предельно нежен, обещаю, - смех снова наполняет этот голос, наполненный теплом северного солнца Тевинтера. «Не волнуйся» звучит так знакомо, что Лавеллан невольно морщит нос, но сдерживается, чтобы не фыркнуть. В тот раз он доверился и не оплошал, поэтому верит и сейчас. И почему-то удивляется, когда не ошибается в своей «теории о мягкости». Кожа Дориана изнеженно гладкая и пахнет приглушенной пряностью, разбавленной сырой землей и горьковатым потом. Кончики пальцев медленно очерчивают продолговатую линию на щеке, пропуская отдельные завитки и скользят по скуле. Кожа у Вестника по-долийски серая, но всю холодность с избытком перекрывает легкий карамельный загар, что впитался еще когда-то давно, в северных долинах Вольной Марки. Татуировки же черные, насыщенные, яркие, струятся по угловатому лицу не менее угловатыми змеями, впиваясь в глаза и губы и переплетаясь где-то на лбу и шее. Контраст играет во всем нем, бьет по глазам своей инородностью и неясностью. Наверное, по этой причине тевинтерец продолжает свое исследование, мало чем отличающееся от тех других, когда он запирался в своей комнате, погружаясь в бесконечные страницы древних фолиантов, ибо в его глазах плескался все тот же энтузиазм и жадный интерес. Лавеллан вынужденно поджимает губы, словно боится, когда смуглая рука прочерчивает путь к подбородку, приподнимая лицо долийца. И следом прикрывает глаза, может от усталости, а может от желания показать черные, такие же татуированные веки. - Не хочу показаться излишне банальным, но процесс наверняка не самый приятный? Ну там крики, стоны, мольбы остановиться и все такое, - напоследок Дориан касается шеи, ведя пальцем вдоль рисунка, но тут же убирает руку, когда Вестник бросает подозрительный взгляд. - Это не просто прихоть и желание выделиться, Дориан, - Лавеллан опускает голову, привычно сверля собеседника взглядом снизу-вверх. – Это целый ритуал, где ты показываешь свою… Зрелость и верность традициям, наследию. Выдать свою боль значит стать недостойным юнцом. Открыто не осуждается, конечно, - он покачивает головой, кривя губы. – Но все дети злые. - И что мы имеем? Допустим кто-то не справился, он что, так и будет ходить с наполовину размалеванным личиком, пока не созреет? Создатель, да вы куда более жестоки, чем описывается в книжках, - улыбчивые морщинки залегают около ярких глаз мага, которые не могут испортить даже хронический недосып. - Публичное унижение сородича подобным диким образом, кто бы мог подумать. - И это мне говорит тот, кто не прочь взять своего сородича в рабство, - парирует Лавеллан, который старается серьезно нахмурить брови. - Оу, ты решил задеть эту излюбленную тему распрей народов. Хитрый, но крайне предсказуемый шаг с твоей стороны. Я разочарован. Почти. Кажется, Дориана эта тема только забавляет. Знает, что из нее выйдет победителем, но определенно не хочет пока оканчивать их с Лавелланом излюбленную игру, так что предпочитает сменить тему. Для начала усаживает немного ближе, вальяжно закинув ногу на ногу и отодвигает посох Вестника подальше, как бы всем своим видом говоря о важности предстоящего разговора, в которую эльф не верит. - Так значит ты у нас стойкий и терпеливый? Не побоялся случайно испортить свое очаровательное личико каким-то там древним ритуалом? – Дориан хмыкает в усы, наблюдая как легкий румянец касается щек долийца. - Нет, - серьезность не конек Лавеллана, когда дело касается подобной… Обстановки. Приходится отвести взгляд и начать хмуро сверлить им ближайшие камни. По правилам этой никем не обговоренной игры сейчас он должен был ответить чем-то не менее двусмысленным и колким. Лавеллан уже привык к подобному общению, редко оставался в выигрыше, но и в абсолютном проигрыше тоже. - Без него было бы лучше? – неожиданно задает он отчаянный вопрос, нарочно безразлично описывая пальцев воздухе собственное лицо. - Создатель упаси, как ты мог такое подумать. Этот валласлин, - чужое слово звучит в устах Дориана неправильно и излишне грубо, что он и замечает, недовольно скривившись, но продолжает. – Безусловно наделяет тебя неповторимым шармом. Как увидел, сразу подумал «срочно сделаю такой же, если доберусь до Тевинтера хотя бы с головой на плечах». Из головы сразу вылетел этот Алексиус и вся неважная чепуха со временем… Кажется нужно немного меньше иронии, как считаешь? - Нет, в самый раз, я почти поверил, - Лавеллан неловко сдержал смех, превращая губы в одну тонкую линию, которая становилась все шире от улыбки. – И что, действительно такую же? - Я даже не знаю, - Дориан с наигранной задумчивостью обводит пальцами свой подбородок, обхватывая его. – Несколько лет назад, у нас в моде как-раз были всякие замысловатые татуировки. Геометрические сложные фигуры, прямые линии, переплетенные в самые разные узоры, которые несли в себе очень глубокий смысл. Понимаешь, насколько глубокий, да? – саркастичный смешок снова сходит с его уст. – Правда чаще всего на руки, на грудь… На иные, мужественные и не менее интересные места. Не буду кривить душой, сам думал над этим, но вовремя отказался. - Интересно, почему? - в этот раз подлинный интерес скрыть не удалось. - Может потому что я всегда особенный и неповторимый, герой, идущий наперекор всему обществу? – искренне проговаривает каждое слово тевинтерец, бросая внимательный взгляд на Вестника, который тут же послушно кивает. – Вот видишь. Да и разве это тело создано для боли? Слишком расточительно. - Это было бы очень большой потерей, не сомневаюсь, - и Лавеллану становится любопытно для чего же тогда создано это тело, что каждый раз летит в первых рядах навстречу врагу. - Твоя забота так вдохновляет, - уголки темных губ дрожат в лукавой улыбке, когда эльф вновь обращает внимание на Дориана. – Я ведь и привыкнуть могу. - Привыкай, - с такой же неясной интонацией отвечает долиец, приподнимая брови, словно говоря, что ничего не понимает. Только вот он на самом деле не понимал. Не мог разобрать пересек ли ту самую черту, подошел ли слишком близко. Если это так, то ему пора остановиться, а не продолжать бессмысленный флирт. - Эй, задница, хватит пускать слюни на татухи нашего почти эльфанутого Вестника, - загорланила Сера где-то под ухом, от чего Лавеллан вздрагивает и недовольно оборачивается назад. - Неужто я уловил нотки зависти в твоем голоске, Сера? – Дориан повторяет движение Вестника. – Этот ревнивый эксцентризм тебе к лицу, моя дорогая. - Че? У меня на жопе цветочек и то краше. Давай покажу, оценишь своим сверкучим глазом, - девица быстро разворачивается к ним спиной, готовая нагнуться. Лавеллан же предпочитает шепотом начать молить Создателя и его Невесту, вплетая в поток несколько красноречивых слов, выученных еще во времена юности, когда клану по пути попадались караваны людей. - Пожалуй, не стоит… - Дориан медленно отворачивается, неожиданно находя спелый закат, что запутался в кронах высоких деревьев куда более стоящим зрелищем. Вестник следует его примеру, стараясь кулаком сдержать хриплый смех. Губами обхватив костяшку пальцев, он вновь протягивает ноги вперед, в этот раз наслаждаясь уютной прохладой. Вечер обещал быть веселым, безрезультатно стараясь прикрыть наготу опасности конца света.