Miracle Of Sound – When Winter Comes
Fever Ray — Dry And Dusty
Ваас растолкал меня, приказав подниматься. Было ужасно лень, хотелось поспать ещё, но пришлось, потирая сонные глаза, вставать и идти к ждущей колонне машин. На улице сгущались сумерки, и, выйдя из дома, я почувствовала, как холод обнимает со всех сторон. Потирая озябшие плечи я ждала, пока мне скажут, в какую машину садиться. Ваас сновал то тут, то там, помогая грузить ящики в машину. Ко мне подошёл Сабал и без слов отдал свою куртку, тут же запрыгивая в стоящую рядом машину и жестом приказывая садиться в неё же. Куртка, что очевидно, была мне большой, но теплой, и защищала от ветра руки. — Спасибо, — поблагодарила я его, забираясь на заднее сиденье. Он кивнул и улыбнулся, а затем похлопал по боку машины, призывая всех поторопиться. Кроме холода ветер нёс запах благовоний, разожжённого костра и запаха чая с погрузочных станций. Закрыв глаза, я прислушивалась к этим запахам. Они отвлекали и успокаивали, а холод не давал погрузиться в дрёму. Рядом со мной на сиденье плюхнулся Ваас. Мотор зарычал, а вскоре под колёсами зашуршал гравий. Пират бесцеремонно протянул ноги, положив их мне на колени, и закурил. Облокотившись на дверь машины, я принялась его разглядывать. Бороду подровнял, аккуратнее стала. Зеркало дали, что ли? Он выдохнул в приоткрытое окно дым, задрав голову, и замер в таком положении. Мой взгляд скользнул ниже, на кадык, ключицы, виднеющиеся из-под куртки, кое-где в шрамах и дошёл до футболки. Машину тряхнуло на ухабе, я от неожиданности прикусила язык, и убрала руку с дверцы, с досадой глянув в окно. Гляди да не заглядывайся. Сабал спокойно вёл машину, при этом ни издавая ни звука, Ваас, кажется, дремал, не забыв выкинуть сигарету в окно, а я смотрела по сторонам. Мимо проносились деревья и кусты, где-то вдалеке грохотали выстрелы. Мне показалось, я даже носорога видела между деревьев. Несмотря на всё, я мысленно возвращалась в город, в Лос-Анджелес, где мы жили с Джейсоном. Как он там? Смирился или по-прежнему…? — Приехали! — сообщил Сабал. — Буди Вааса, и пойдём. Нас уже ждут. — Кто? — я с сомнением нахмурилась, протягивая руку к Ваасу. — Народ Кирата, кто же ещё, — хмыкнул Сабал. Я коснулась ладони Вааса, тормоша его и призывая встать. Он рефлекторно сжал мою ладонь, а затем открыл глаза. Я кивнула ему на дверь и он, отпустив мою руку, убрал свои ноги, вываливаясь из машины. Я вышла вслед за ним, оглядываясь и потирая плечи. Нас привезли к подножью храма, возвышавшегося над простертой долиной словно монолит. Тут была целая толпа народу, все смотрели на нас с Ваасом и перешептывались, пока мы шли к самим дверям. Сабал остановился, и мы стали рядом, впереди я, а чуть позади, за моим плечом, Ваас. Вскоре я заметила Бхадру, отделившуюся от толпы и стоявшей там Амиты, и присоединившуюся к нам. — Народ Кирата! — произнёс Сабал громко, и его голос эхом отдался от стен храма. — Банашур услышал наши молитвы, и вознаградил, послал нам помощь! В наши изнеможённые войной земли пришли двое из Пророчества Анритты! Да, оратор из Сабала отличный. Народ ловил каждое его слово, восторженно улюлюкая в паузах. Ваас за моей спиной вздохнул. Я чуть отклонилась назад, к нему поближе, и он шутливо тыкнул меня в плечо. — Их имена Ваас и Чарли, они помогут нам отвоевать Кират у узурпатора, и вернуть его исконным жителям Кирата! Ваасу надоело быть на второй роли, и он выступил вперёд, оттеснив меня за плечи в сторону. — Хватит терпеть то, как армия короля берёт что хочет, забирая ваше по праву! Уничтожает традиции и культуру, предаёт огню дома и жителей! Пора прекратить время правления Мина, время, когда брат становится врагом сестре, отец — матери и друг — другу, — он не случайно сказал про сестру. Мне сразу стало ясно, что он просто говорит то, что раньше говорили предводители Ракъят. Знали бы местные, в какой роли был Ваас раньше. — Сама Тарун Матара на их стороне, — все обратили взгляд на Бхадру. Та переступила с ноги на ногу, а затем сделала шаг вперёд. — Это так, — кивнула она. — Я подарила им своё благословление, — она отступила, и глянула на Сабала. Тот едва заметно кивнул. — Покажем королю, кто здесь правит на самом деле! — крикнул Ваас, и люди все, как один, закричали, поднимая вверх руки. Солдаты по сторонам от нас выпустили несколько очередей в воздух, оглашая пространство храма криками. Сабал смотрел на народ с улыбкой, положив руку на плечо Бхадре, а та махала толпе. Я посмотрела на стоящего передо мной Вааса. Он вскинул руки вверх, кричал что-то про свободу, народ, смерть от старости, но я не вслушивалась. Ему шло быть… таким. Словно зажжённым тем, что он делает. И видела я только его. Ваас словно... словно был выше всех сейчас, раскинув руки, он казался непоколебимым, азартным, таким, как на Рук. Он словно изнутри светился. Ему нравилось, что люди его слушают, внимают, торжествуют, видя его. О, несомненно, в его голове он уже сидит во главе Кирата с золотым венцом на голове. Как бы он не стал тернистым. После этой церемонии, нас повели в храм. Тут было тихо, монахи поприветствовали нас, и повели дальше. Нас разделили, Ваас с Сабалом, а я — с Бхадрой. Она дала мне палочку благовоний, и зажгла. Вместе мы шли по тёмному коридору, где светила только пара жаровен, метрах в двух друг от друга. Она показывала какие свечи зажигать, пока мы, в конце концов, не дошли до молитвенного барабана. Я положила на него руку, и с трудом провернула. Бхадра кивнула. — Почти готово. — А зачем это всё? — мой голос казался очень тихим в этом месте. Или это я перехожу на шепот, от всей атмосферы священного места? — Это обряд… посвящения. Одна из традиций Кирата, — объяснила Бхадра. — Пойдём. Мы прошли дальше, где мне предстояло… раздеться, и, ни много, ни мало, «омыться» в какой-то священной бадье. Хорошо хоть в одиночестве, и на том спасибо. Вода была теплой, и я с головой погрузилась в неё на несколько секунд, выныривая, как сказала Бхадра «полностью очищенной душой». Интересно, а грехи, такие как убийство, она тоже счищает? Если бы. Мне дали другую одежду, и проводили в комнату. Там уже сидел Ваас, с невозмутимым видом чистя пистолет. В комнате было две кровати, стоявшие по разным сторонам, несколько факелов, жаровня в середине комнаты, и большой ковер у дальней стены, где было что-то вроде алтаря с кучей благовоний. Он сидел прямо там. Мне хотелось сказать, что тыкать в храме дулом в лицо богу, как минимум, неэтично, но решила, что это лишнее, и просто села рядом. Он глянул искоса, и продолжил своё дело. На его загорелой коже играли золотистые отблески огня, причудливо дрожали на волосах и серьге-обманке, скрывали черты лица, выделяли шрам, идущий вскользь по виску до брови. Серые глаза казались черными, только золотистый отблеск позволял увидеть их истинный цвет. Внутри поднималось знакомое чувство. То, что приходилось душить в себе месяцами на Рук. Коснуться. Но нельзя, нельзя, нельзя. Я перевела взгляд на огни факелов, языки которых кротко лизали стальные края, отсвечивая на каменной стене. Так нельзя же. Почему стоит только посмотреть, а уже хочется оказаться совсем рядом, даже… даже прикоснуться. И сделать ничего нельзя. — Эй, — Ваас еле ощутимо ткнул меня в плечо. — Опять втыкаешь? — Задумалась, — ответила я рассеяно, убирая волосы за ухо, и обнимая колени. — О чём? — спросил Ваас совершенно спокойно, откладывая пистолет в сторону. — Да так, — я смутилась и отвела взгляд. — О своём. Ваас кивнул, и в золотистых всполохах на его губах мне почудилась хитрая, лисья улыбка, тут же исчезнувшая в маске спокойствия. Серо-зелёные глаза блеснули ярко, прежде чем прищуриться, и вновь взглянуть на меня. — Расскажи, — продолжил он, повернувшись ко мне всем телом. Эти губы, обнажившие клыки и манящую улыбку в притягательной усмешке, глаза, глядящие лукаво. Даже Джейсон помнил, как я плачу. Когда ночью шёл попить воды, и слышал всхлипы у дверей. Поворачивал ручку, медленно, словно чтобы дать время, и входил. Этого как раз хватало, чтобы задержать дыхание, прикрыв рот рукой. Не знаю, думал ли он, что я сплю или просто не хотел травить душу, но поправив одеяло, уходил, закрывая дверь. А в голове мелькали картинки горящего лагеря, мертвых пиратов, тех, кого раньше я знала, как песок стал красным, багряным от крови, черным от сажи. И Ваас, мой Ваас, он был где-то там, в песке, в копоти и крови, мертвый и холодный, уставившийся безжизненными, пустыми глазами в пустоту. Где-то там. Мертвый. Один. Такой же одинокий, как и я, оставивший саму, наедине с этими мыслями. Иногда так хотелось оказаться рядом в тот день. А теперь эти глаза вновь здесь, такие живые, искристые, в них словно огонь горит, тот самый, прежний, что и раньше. — Не уходи, — говорю я, и всё вокруг словно замирает, как и тени на его лице. Он смотрит на меня, недолго, опускает взгляд вниз, а затем вновь поднимает. Сердце пропускает удар, и я делаю то, на чтобы решился только суицидник. Прижимаюсь пылко губами к его губам, и жмурюсь, даже не зная от чего, надо так или потому, что страшно до смерти. И даже не знаю, чего ждать. И уж точно не того, что Ваас ответит. От неожиданности и испуга я едва не поддалась назад, но тяжелая рука пирата опустила на затылок. Иронично, что целоваться с ним я боюсь едва ли не больше, чем спорить. Мысли напрочь покинули голову, оставив только это. По-це-луй. Ваас несильно давил на затылок, пропуская между пальцами прядь, а в голове крутится то, что даже целуется он так по-Ваасовски, непременно показывает, кто тут главнее, но не идёт напролом, сам решает, что и как. Господи. Низ живота словно завязывается в узел, и я буквально чувствую, как краснеют щёки, подрагивают руки, а сердце колотится как бешеное, того и гляди, выпрыгнет из груди. Ваас, Ваас, Ваас. Мужчина замирает на секунду, отстраняется, касаясь лбом моего лба, и тихо дышит. Я осторожно открываю глаза, и Ваас тоже. Смотрит на меня пару секунд, и взгляд его мечется, что-то лихорадочно ища. Непонимание отзывается во мне, Ваас встает, убирая руку с моей шеи, подбирает пистолет и идёт к кровати. Я сглатываю, пытаясь что-то ответить, но не могу, язык словно прилип к гортани. На дрожащих ногах поднимаюсь, смотря ему в след и просто… жду? Чего? Чего вообще можно ждать? — Не уходи, — повторяю я, а Ваас кидает пистолет на кровать, под подушку, и стоит, замерев. Я тоже стою, не двигаясь. — Gato, — начал Ваас. Слова, как и мне, давались ему с трудом. — Бля. Это… не делай так больше, лады? — он посмотрел на меня через плечо. Я попятилась назад. Весь воздух из меня словно вышибло одним ударом. Не делать? Но почему? Что не так? Это ведь… ведь было замечательно. И точно испуганный зверёк я юркнула к двери. — Чарли, стой, блять, я же сказал, стой! «Всего лишь Чарли» Бежать от Вааса дело гиблое, хоть на острове ты, хоть нет. Бегает он быстро, а выслеживает и того быстрее. От Вааса нужно прятаться, замереть, застыть где-нибудь в тени, и не бояться. Монтенегро словно слышит страх, но острове Рук он легко находил пропажу. Но на всякого охотника найдётся тот, кто его хитрее. И я повадки Вааса знаю. Вылетев из храма, я тут же бросилась в сторону, к большим каменным статуям. Они соприкасались с неровными, нависающими стенами храма, оставляя пространство словно для таких случаев. А в темноте все кошки серы, попробуй разбери. Ваас, Ваас, Ваас. Как мне ему в глаза смотреть теперь? Когда стоит зажмуриться, и перед глазами возникает он, поцелуй, его горячая ладонь на затылке. Ох. Низ живота вновь скрутило, и дрожь отдалась по всему телу. «Не делай так больше» В голове последние полчаса прокручивались постоянно, заставляли вспоминать, анализировать, пытаться понять. Он сам хотел! Иначе бы оттолкнул, рассмеялся или… или что-то ещё, но уж точно не поцеловал бы в ответ. Да ещё и так… целомудренно. Нет, Ваас целовался не так. Я знаю, как он вёл с себя женщинам, продающимися за пару долларов. Как наплевательски брал силой то, что хотел, кусал до крови и сжимал до синяков. И ласковая рука на затылке — это то, что с образом знакомого мне Вааса не вязалось никак. Может потому, что я, всё-таки, не просто Чарли? То, что произошло просто было лишним, не нужным, и такого делать не стоит. Если только он… сам не захочет. Спать уже не хотелось. Темное полотно неба Кирата, усеянное звёздами, завлекло мой взгляд. Такое спокойное и красивое, оно позволяло отвлечься. Горы Тибета, окружавшие Кират, были видны даже отсюда. Они нависали на равниной, как огромные каменные стражи. Где-то вдалеке послышался короткий вой. Вслед за ним, по очереди, раздавались другие. Волки перекликались между собой в ночи, рыская по высокой траве киратских долин в поисках добычи. По небу плыли облака, совсем светлые из-за широкой Луны, чья улыбка плясала на озёрной глади чуть впереди. Ноги сами повели меня к ней, и сняв обувь, я коснулась воды пальцами. Теплая совсем. Кират не спал даже ночью, неприятный голос какой-то ночной птицы словно доносился со всех сторон, а за ним можно было различить и другие. Цокот сверчков, тихое шуршание и перещёлкивание других насекомых, рычание и подвывания ночных зверьков, выбравшихся на ночное рандеву. За спиной послышались шаги, и я уже знала, кому они принадлежат. Запахло сигаретным смогом, и на землю, рядом со мной, сел Ваас. Зажжённая точка сигареты перекочевала в руку, и он выдохнул серую дымку, вздымающуюся вверх. Мы сидели, но между нами не было гнетущего молчания. Я следила за дрожью воды от моих движений. Широкие листы кувшинок елозили во поверхности, и вслед за ними покачивались пышные цветки лотосов. — Прости, — несмелое извинение вырвалось из моих губ, он замер, глядя на меня задумчиво, а затем, затянувшись, кивнул, выдыхая дым. Но как же… как же хотелось, чтобы то, что было, повторилось. Дотронуться до шрама, прислониться к щеке, на секунду хоть, чтобы почувствовать, каково это. Как я могу смотреть на него теперь, как? Когда щёки заливает предательский румянец, а по спине бежит холодок, заставляя плечи дрожать. В голову закрадываются мысли, будоражащие кровь. А Ваас по тигриному спокоен, ждёт, сам себе на уме, и никогда не поймёшь, чего. Пока перед лицом не окажется ощеренная в оскале пасть. Но невозможно смотреть на него, и видеть только тигриную масть. Он был… Ваасом, и мне этого хватало и этого хотелось больше всего. Хотелось, к несчастью, самого неподходящего.