Глоток свободы

Дорога к новому дому не заняла много времени, да Эмма не особо и следила за его течением. Она отвернулась к окну и постаралась полностью раствориться в спешащих людях. Нужно было найти занятие, чтобы не заводить беседу. Кто-то делал торопливые глотки кофе из пластиковых стаканов, кто-то поминутно смотрел на часы, надеясь, что опаздывающий знакомый все же появится, один тянул за руку ребенка, а тот упирался и голосил на всю улицу, другой пытался поймать такси, но водители его будто не замечали. Все спешили, обгоняли друг друга, и ни на секунду не отнимали телефон от уха. Улица больше походила на ход в гигантском муравейнике, где жизнь протекала с фантастической скоростью. Движение было настолько стремительным, что скоро люди казались неприметными мельтешащими точками, назойливой мошкарой, заунывно жужжащей над ухом и отвлекающей. Только каким-то чудом вся эта система функционировала без сбоев и поломок, вихрь, совершенно не поддающийся управлению, исправно проворачивал винтики. Пока Эмма не была таким винтиком. Она находилась вовне и могла спокойно наблюдать за маховиком. Перед ней разворачивалась ознакомительная версия спектакля, в котором ей в скором времени также придется играть роль. Подчиниться системе или пойти на дно. Она отвыкла. Это Эмма поняла еще на подходе к госпиталю, а теперь открывшееся знание встало перед ней во весь рост. Она отвыкла взаимодействовать и подпускать кого-то ближе, чем того требовала обычная вежливость, отвыкла быть среди людей, окруженных такими же стенами, которые до недавнего времени угнетали ее саму. Как они сумели убедит себя и окружающих, что никаких барьеров нет? Неужели и правда не видят ограничения, выстроенные вокруг и бьющие током, как только кто-нибудь осмелится приблизиться? Или уверили себя в этом, добродушно посмеиваясь над собственной судьбой? Не замечают очевидных вещей и умудряются чувствовать себя счастливыми – этому определенно придется поучиться. Пока Эмма предавалась размышлениям, не замечая того, что творится в салоне, Регина беззастенчиво рассматривала ее. Им предстояло оказаться в замкнутом пространстве, где не будет больше никого, а она ничего о ней не знает. Совсем. Да и знакомы они какой-то час. Останавливаясь на светофоре, Регина засомневалась. Не поспешила ли она? Не разумней было бы сначала раздобыть информацию об этой Свон, а уж потом впускать ее в свой дом? Уже одно то, что она только что вышла из колонии, делает ее опасной. Что она сделала? А если она – убийца? Почему то сразу Регина даже не подумала о ситуации под этим углом, а теперь все больше стала убеждаться в том, что совершила глупость. Пальцы самопроизвольно начали постукивать по рулю, тридцать секунд ожидания медленно перетекали в вечность. Ей уже было тесно, хотелось бросить машину и бежать от того безрассудства, в которое сама же себя и втянула. Кто ее за язык тянул? Не стоило поддаваться на ее провокацию, подход всегда можно найти, необходимо лишь время. Что с того, что она не угадала с первого раза? У нее ведь был и второй и третий, а она просто отбросила их и согласилась на чужие условия. Ее провели, как девчонку, а она и рада обманываться. В квартиру тоже зашли молча. Эмме была показана ее комната, и Регина едва удержалась от замечания, что именно в ней и следует проводить большую часть времени; вся остальная часть квартиры – в безраздельном пользовании хозяйки. Видеть и слышать Свон хотелось как можно меньше. Она сумела разбудить Генри, именно она, и что бы ни говорила Регина, этот факт не мог не волновать ее. Остаток дня прошел спокойно: каждая в своей спальне, ни единой реплики в каменной тишине стен. Как будто они живут вместе так долго, что им уже не нужны слова; или их нет, оттого, что что-то назревает, а в такие моменты не до пустых разговоров. Проблемы обозначились уже утром, когда Эмме понадобилось выйти из дома. Сегодня был ее первый рабочий день и лучше прийти вовремя, чтобы сразу же не настраивать шефа против себя. Если быть честной, Эмма не ожидала, что работа найдется так быстро и что, узнав о ее прошлом, ей все равно предоставят шанс. Девушка рассчитывала на долгие, изнуряющие поиски, взгляды свысока и сплошь отказы. Однако или судьба была на ее стороне, или ей просто повезло, но сегодня Эмма отправляется на работу. На первую честную работу в своей жизни. Как минимум ей нужны были ключи. Однако именно их ей никто не предлагал. По идее, она должна была получить их еще вечером, но Регина оставила без внимания эту важную деталь. Как же она будет уходить и возвращаться? Ведь работать предстояло в две смены, а, значит, их с Миллс графики совпадать не будут. Эмма легонько постучала и дождалась приглашения, прежде чем войти. Регина сидела перед зеркалом и даже не повернула головы в ее сторону. Как будто простой сквозняк прошелся по помещению и отворил дверь. - Я ухожу. Мне нужны ключи, - сухо проговорила Эмма, безразлично разглядывая хозяйку квартиры со спины. - Вы их не получите. – Регина сказала это так просто, что Эмма даже растерялась. А потом Миллс продолжила: - Думаете, я доверю ключи первой встречной шавке, способной устроить здесь притон? Думаете, раз вы здесь живете, у вас появились права? У вас тут не больше свободы, чем в колонии. Я буду контролировать каждый ваш шаг, ни на секунду не спущу вас с поводка, мисс Свон. Будете уходить и приходить, когда мне будет удобно. Кстати, у вас двадцать минут, чтобы собраться, иначе вы останетесь внутри. Вечером я прихожу к шести. Вам все понятно? На последних словах Регина уже стояла перед Эммой, наслаждаясь ее непониманием вначале и зарождающимся гневом после. Ее собственный роился внутри всю ночь, ширясь в поисках выхода. Но так и не найдя отдушины, через которую смог бы излиться, не переставал затапливать каждый доступный уголок сознания. Он диктовал, устанавливал и контролировал, и Регина легко отдалась его воле – слишком много всего было внутри, она просто не могла больше молчать. Миллс не собиралась устраивать Эмме райскую жизнь. Она сама захотела жить в ее доме, пусть теперь принимает последствия. Здесь ей будет даже хуже, чем в клетке, из которой она вышла, здесь она не посмеет даже голос подать. Регина понимала, что зависима. От этой девки, явившейся в их с Генри жизнь, от ее решений, ибо она вольна исчезнуть в любой момент, от ее присутствия, которое бальзамом исцеляет душевные раны сына. И потому ей хотелось причинить боль, зацепить сильнее, задеть за живое, оставить кровоточащий след на ее глупом сердечке. Пусть рыдает ночами, пусть хрипит в подушку, ее страдания только порадуют Регину, только они хоть немного смогут облегчить ее собственные. Она достучалась до Генри. В таком случае, Регине следует достучаться до нее, но она не будет столь же аккуратна. Она зависима и должна действовать мягче, должна предупреждать и заботиться, однако несправедливость и обида побеждают, и Регина не может ничего с собой поделать. Эмма мирится с подобным положением вещей. Даже себе не хочет объяснить, почему терпит выходки Регины, но принимает правила и исчезает из дома на целый день, возвращаясь лишь в семь. Работа изматывает девушку, и она с радостью променяла бы несколько часов, которые проводит на берегу, на мягкую постель и глубокий сон, однако в квартиру она не попадет раньше означенного времени и у нее не остается выбора. Эмма и сама не понимает непривычную для себя прежней смиренность. Она – боец и никогда не шла на поводу у обстоятельств. Но то было до встречи с сыном, теперь почти взрослым, до брошенного украдкой взгляда в его просящие глаза, глаза его отца, до живой радости от того, что она будет рядом. Она и не предполагала, что мальчик не будет обозлен или настроен решительно против, не думала, что сможет заслужить прощение так просто. Теперь не так просто позабыть неподдельный восторг и радость, теперь она и сама ждет встречи, даже если не вполне отдает себе отчет в этом. Первые несколько дней совместного проживания так и прошли: Регина всячески провоцировала Эмма на конфликт, а Эмму сдерживалась и спокойно проглатывала каждое обидное слово, что без всякой меры лились на нее. И Регине быстро надоело. Нет, она не перестала, просто решила отвлечься от всей этой возни с новой гостьей, и забыла предупредить Свон. Эмма вернулась домой ровно в семь, как и делала все дни до этого. Обычно Регина уже была дома, и ей требовалось лишь нажать кнопку звонка, чтобы попасть в квартиру. Но не сегодня. Сколько бы Эмма не звонила, к ней никто не спешил выходить. Когда ей надоело, Эмма спустилась вниз, и привратник сообщил, что мисс Миллс еще не возвращалась. Ничего не оставалось, как снова возвратиться под дверь и ждать хозяйку на пороге. Как будто она должна терпеть подобное отношение, как будто она не может ответить тем же. Когда прошел час, Эмма поняла, что очень голодна и больше не может ждать. Когда прошли два, и от заказанной пиццы осталась лишь коробка, Эмма уселась прямо на полу, потому что ее день начался рано утром. Когда прошли три, Эмма уже дремала, пристроившись в угол между стенами, и поминутно вздрагивала от холода. И только когда минуло четыре, двери лифта бесшумно раскрылись, и из них вышла обнимающаяся парочка явно навеселе. - Смотри-ка, а у нее тут настоящая пирушка. Похоже, она не очень-то и скучала, правда, Свон? Эмма проснулась еще тогда, когда цокот каблуков замер у ее лодыжек, и незнакомый мужчина, окинув ее пустым взглядом, вернул все внимание своей спутнице. Вернее той ее части, что скрывала строгая юбка, и где теперь беспрепятственно шарила его ладонь. Но Регина, казалось, не замечала его нетерпеливых поглаживаний, она неотрывно смотрела на Эмму, и в ее мутном взгляде читался вызов. - Можно было хотя бы предупредить? Я легко бы нашла место для ночлега, раз уж вы решили … прогуляться. - Нисколько не сомневаюсь в ваших талантах, мисс Свон. Но ваше место здесь, под этой дверью. Так что вы будете ждать столько, сколько я захочу. А отчитываться перед вами я вовсе не обязана, ведь так? Как бы Эмма не старалась сдерживаться, как бы ни пыталась держать ситуацию под контролем, но чаша терпения переполнилась. Ее привычный бесцветный мир снова мигнул, как тогда в пустыне, но растекся только одним цветом – красным. Им окрасилось все: стены, потолок, пол, но самой яркой точкой на этом пульсирующем алом фоне была Регина, которая заливисто смеялась, довольная произведенным эффектом. Ее следовало хорошенько проучить, и Эмме было плевать, что они все еще стоят в коридоре. - Детка, пойдем уже внутрь. Утром поболтаешь со своей соседкой. Только эта реплика, сказанная утробным, рычащим голосом и напомнила Эмме, что к тому же они и не одни. Прикрыв на минуту глаза и глубоко втянув тяжелый воздух, она приказала себе успокоиться. Это может подождать до утра. Сегодня она очень устала. Прошмыгнув в открытую дверь, Эмма заперлась в своей спальне и, не раздеваясь, повалилась на кровать. Утро наступило неожиданно, будто девушка и не ложилась вовсе. Она просто вынырнула из сна и с удивлением заметила, что в окно уже заглядывает солнце. Съеденная накануне пицца давала знать о себе жестокой жаждой, и Эмма поплелась на кухню, начиная вспоминать события прошедшего вечера. Из ванной доносились приглушенные всхлипы и непонятная возня. Эмма притормозила, не понимая, что происходит. Вернее, почему она вообще стоит под дверью и прислушивается. Ее это совершенно не касается, ей нет никакого дела до этой выскочки, возомнившей себя центром вселенной. Единственное, что она пообещала себе – это помочь сыну, она не обязана беспокоиться и о его мамаше. Но то, что творилось в запертом помещении, не было похоже на обычные утренние процедуры. Или все дело лишь в ее разыгравшемся воображении? Хахаль Миллс ушел, вероятно, еще ночью, потому что в квартире больше никого не было. Возможно, они поссорились, и Регина расстроилась именно из-за этого. А теперь просто не может сдержаться, чтобы не выплеснуть эмоции. Похоже, у нее тоже есть чувства, как бы она не пыталась выглядеть холодной и держащей под контролем каждую мелочь. Может, она даже любит его. Или он что-то сделал. Конечно, Эмма не слышала ничего подозрительного, но она особо и не прислушивалась. Она так устала вчера, что заснула, как только голова коснулась подушки, и разбудить ее мог разве что обрушивающееся прямо на нее здание. От последней мысли Эмма похолодела, несмотря на злость на Регину, которая уже успела загореться в ней снова. - Регина! Открой немедленно, или я вышибу эту дверь, к чертям собачим! – проорала она, отходя назад, чтобы тут же осуществить задуманное. Она просто убедится, что все нормально и вернется к своим делам. К тому же, ей скоро на работу, так что несколько дополнительных часов сна не помешают. Шорох и всхлипы сразу прекратились, и Эмма отчего-то напряглась, ожидая щелчка замка. Она удивилась самой себе, когда поняла, что боится заходить внутрь. Потому что может увидеть то, свидетелем чего становиться не было желания. В голове уже рисовались самые мрачные картины, и она корила себя, что вообще вздумала пойти на кухню. Не услышь она плачь, уже спокойно нежилась бы в постели, а не стояла бы сейчас как истукан, ожидая непонятно чего. Щелчка не последовало. Вместо него раздался голос: - Мисс Свон, займитесь своими делами и не лезьте в мои, – голос был так же холоден, как всегда. Почти. Эмма угадала, что Регина пытается унять дрожь на неверных окончаниях. У нее не получалось. Нет, она так просто не уйдет. Не теперь. Вот хотя бы ей назло нужно заставить открыть эту чертову дверь. - Я жду ровно десять секунд, Миллс, после этого звоню в полицию. Будешь разбираться с ними. Эмма не слышала ничего, ни малейшего движения, ни единого звука не доносилось из ванной. Либо Регина раздумывала, что делать, либо просто решила ее игнорировать. Что же, если она выбрала второй вариант, то ей придется придумать хорошее объяснение, потому что копы не любят, когда их беспокоят понапрасну. Когда Эмма уже готова была идти за телефоном, клацнул замок и дверь немного приотворилась. Эмма сделала шаг вперед и толкнула сильнее. Регина склонилась над раковиной и судорожно мыла руки до самых локтей. Вода, сбегающая в слив, была алой. На белоснежном полу, у стены, бросалось в глаза небольшое пятно крови. Похоже, плохое предчувствие не подвело. Свон даже не поняла, что сумела различить этот цвет. Эмма заглянула в зеркало. Лицо Регины наполовину закрывали волосы, но даже так она смогла разглядеть покрасневшие и припухшие глаза. - Что он сделал? – Эмма не желала знать подробностей, но одновременно не собиралась облегчать Миллс задачу. Она не хотела, чтобы Регина отвечала и начала злиться, когда поняла, что она действительно не собирается этого делать. - Не смей меня игнорировать, поняла! Я задала вопрос, и хочу услышать ответ, так что потрудись объяснить, что здесь происходит! Когда Эмма уже выплеснула все слова в спину женщины, то подумала, что стоило говорить мягче. Хотя какое "мягче", учитывая ее вчерашнее поведение? Окрик Эммы помог. Миллс развернулась злая и взъерошенная. Эмма видела, как открывается рот, посылая, очевидно, очередную порцию оскорблений, видела, как блестят глаза от недавних слез, смешанных теперь с яростью, видела, как напряжена шея. Но все это было лишь декорацией, неважной, малосущественной деталью. Взгляд приковывали к себе свежие порезы на левой руке. Они шли от запястья и поднимались почти до локтя. Не такие глубокие, чтобы стать проблемой, но достаточные, чтобы начать кровоточить снова, как только напор воды перестал прятать кровь. Регина выкрикивала какие-то слова, но ее голос служил только слабым фоном. Эмма старалась понять, что происходит, найти логическое объяснение. Ее ночной утешитель явно ушел уже давно, а раны свежие. Как он мог порезать Регину? Мозг метался от одного предположения к другому, и не находил правильного. Взгляд автоматически скользнул на другую руку, проверяя, есть ли порезы на ней. Их не было, но на пальцах Эмма заметила маленькие ранки. Нет, она бы не стала! У нее ведь все хорошо. Ну, почти все. Но лезвие, лежащее на краю раковины, подсказало, что самое простое объяснение и было верным. Все произошло здесь и сейчас, и никаких других действующих лиц не было. - Я вызываю копов. – Эмма не знала, как разбираться с подобным. Ее жизненный опыт ограничивался умением выжить. Сейчас он был бесполезным грузом. Она не хотела рассматривать, но как прикажете абстрагироваться, если Регина была на расстоянии вытянутой руки, а кровь тоненькими струйками опять скользнула к ладони? Эмма видела такие порезы – Миллс не собиралась убивать себя. Скорее, наказывала. Себя же. Какая вина пожирала женщину изнутри, Эмма не имела представления. Может, это связано с Генри, а может, и нет. Ясно только, что оболочка, как бы она не была красива, скрывает нечто, не столь приятное. В принципе, дело обычное, но только не каждый запирается в ванной, чтобы оставить кровавые борозды на руках. Регина панически боялась огласки. Ее не должны видеть такой. До сих пор удавалось скрываться и теперь получится. Никаких посторонних; никаких сочувствующих или осуждающих взглядов, никаких протоколов и допросов. Все должно остаться так, как прежде. - Не нужно. Вы не должны были этого видеть, - голос утратил резкость, Регина больше не нападала. Но и не оборонялась. Она спокойно ждала, в полной мере осознавая преимущества нахождения на своей территории. Тут действуют ее правила и не Свон менять их, свидетелем чего бы она не стала. Миллс открыла аптечку и разорвала упаковку бинта. Было неудобно. Поврежденные пальцы отдавались остриями боли, порезы, даже от малейшего усилия, начинали кровоточить сильнее. Но нужно было перевязать руку, чтобы Эмма убедилась, что она не станет продолжать. Чтобы оставила ее в покое. В конце концов, какое ей дело? Регина чувствовала тяжелый, неотступный взгляд, преследующий каждое ее движение. Он давил тяжестью и безаппеляционностью, она поежилась бы под ним, если бы это можно было сделать незаметно. Она избегала встречаться с этим негласным орудием, но от этого оно не становилось доброжелательнее. Наоборот, Эмма закипала все больше, наблюдая за неумелыми пальцами, соскальзывающим бинтом и вновь открывающимися порезами. Ситуация раздражала, как и Миллс, пытающаяся выставить произошедшее, как нечто обыденное. Действительно, такое ведь происходит сплошь и рядом! «Вы не должны были видеть», - она считает это достаточным разъяснением? Может, в этой небрежно брошенной фразе и извинение припрятано? Да, Эмма считала, что заслужила извинения. Она не собиралась становиться очевидцем распадающейся жизни, не собиралась наблюдать летящие осколки. Обычно они глубоко впиваются в тех, кто оказывается рядом, а у нее и своих проблем достаточно. Регина, конечно, и не думала извиняться. Перед Свон она не ощущала вины, только стыд. Оттого, что Эмма застала ее уязвимой. Раньше она всегда оставалась одна в такие моменты, а теперь на нее смотрели без единого намека на сожаление. - Давай я, - зло бросила Эмма, устав наблюдать за безуспешными попытками. Она туго перебинтовала руку, давая покой ране. Дать такой же покой Регине она не могла. Впрочем, это не входило в ее планы. - И как я должна реагировать на все это? Притвориться, что ничего не было? А в следующий раз ты заденешь вену, и меня обвинят в доведении до самоубийства? Я на это не подписывалась. – Эмма не останется здесь, если ей грозят подобные неприятности – с ней долго церемониться не станут. Регина молчала. Почему она просто не уберется из ванной? К чему эти вопросы? Кто она такая, чтобы задавать их? Безумно хотелось спровадить Свон и прилечь хотя бы ненадолго – по телу вдруг разлилась тягучая слабость, чего раньше не случалось. Просто закрыть глаза и провалиться в сон. Когда она проснется, все снова станет прежним, не правильным, но терпимым. И можно будет продержаться еще какое-то время. Наверное, слишком много крови – перед глазами все плыло. Регина попробовала удержаться за край раковины, но тело уже сдалось, и в следующую секунду она падала на пол. Эмма успела подхватить ее в последний момент.