Глоток свободы

Регина в один момент растеряла весь запал. Больше всего на свете она хотела повернуться и взглянуть на сына. Однако не делала этого. Неприятное оцепенение сковало все тело, а из мыслей осталась только одна: «Тебе показалось». Так просто выдать желаемое за действительное, так просто поверить в то, чего на самом деле нет. Сколько раз за последние три месяца Регине слышался родной голос, окликающий ее из глубин того безумия, в которое она погружалась с каждым днем все больше, сколько раз она с дрожью всматривалась в восковое лицо сына и не видела там ни одной эмоции. Это случалось слишком часто и, несмотря на всю свою любовь и на неисчерпаемый запас веры, она боялась ошибиться снова. Всему есть предел и у всех, а ее собственный был очень близко, и поняла Регина это именно сейчас, когда смотрела в холодные серые глаза, в которых не видела ни малейшего следа беспокойства – лишь безразличие и удивление. И еще что-то неуловимое. Обстановку разрядил доктор, который оказался случайным свидетелем происходящего, и к счастью Регины мог с уверенностью подтвердить, что ей вовсе не показалось. Он не спеша подошел и присел возле ребенка на корточки, внимательно следя за наименьшей его реакцией. - Генри, как ты себя чувствуешь? – мягко поинтересовался мужчина, зная, что даже минимальный нажим может тут же вернуть мальчика в прежнее состояние. Это был первый случай, когда ребенок пошел на контакт с тех пор, как поступил в отделение, так что если его состояние действительно улучшилось, им предстояли долгие месяцы реабилитации и психологического анализа. Но главное понять, что послужило толчком. Об этом думал доктор, глядя на мальчика, глаза которого зажглись чем-то, что можно будет преобразить в жажду жизни. Но Генри не обращал внимание ни на доктора, ни на мать, весь его мир сконцентрировался на Эмме, которую он видел впервые в жизни. Как мог мальчик знать, что перед ним именно та, с которой он переписывался недолгое время? Может, она описала себя в двух словах. Может, невидимая высшая сила указала замкнутому в себе ребенку на то, что пришел конец его страданиям и пора надломить кусочек скорлупы, в которую он спрятался. Всего лишь догадки, и какая из них была верна, не знал никто, однако обступившие мальчика взрослые и не пытались разгадать тайну. Им важно было лишь одно: Генри заговорил, Генри пошел на контакт. Нужно ухватиться за этот шанс, чтобы вытащить ребенка на поверхность. Теперь все взгляды устремились на Эмму, но в каждом из них тлели совершенно разные эмоции. Во взгляде Генри преобладала надежда, и ее было столько, что Эмме немедленно захотелось спрятаться от этой искренности. На нее никто так не смотрел раньше, и она просто не знала, как себя вести под прицелом этих открытых, блестящих эмоциями глаз. Регина вглядывалась с настороженностью и, как ни странно, с почти неразличимым оттенком той же надежды. Эмма могла понять ее желание прогнать, не подпускать к сыну, ограничить общение, а еще лучше – свести к нулю. Регина не столь наивна, как Генри, она не станет тянуться к ней только потому, что Свон – биологическая мать ее ребенка, не станет прощать только оттого, что она заглянула в их жизнь. А, может, именно поэтому и не станет. Но отблеск надежды Эмме все же удалось заметить и она запомнила для себя эту мимолетную вспышку. Доктор же ничего не знал о том, кто именно стоит перед ним, но он видел реакцию мальчика и, очевидно, гостья была важна для ребенка. Им руководил интерес, но только в той мере, пока Эмма могла служить положительным фактором. - Эмма, ты приехала? Я так надеялся, - на лице Генри отобразилось нечто напоминающее улыбку, и сердце Регины защемило от понимания, как давно ее сын не улыбался. Она все еще не решалась приблизиться вплотную, не решалась притронуться к своему мальчику теперь, когда он может отреагировать на касание. Генри неотрывно смотрел на Эмму, и ее вмешательство могло все испортить. Вместо того чтобы сжать сына в объятиях, Регина повернулась к Свон и взглядом пыталась приказать, попросить, уговорить ответить. Сказать хоть что-нибудь, пусть даже несусветную глупость, это было неважно. Главное, вызвать на разговор, заинтересовать, показать, что она также ждала встречи. Да что угодно, лишь бы он снова не впал в ту страшную безмятежность. Но Эмма молчала, стояла как истукан и молчала, доводя этим Регину до отчаяния. Только Генри, похоже, было совершенно наплевать на то, что Эмма не находит ответа. Ему было достаточно и того, что она рядом, несмотря на последнее письмо, что она приехала, и теперь они смогут побыть вместе, он сможет узнать ее и, возможно, они подружатся. Так много было всего, что Генри хотел сказать ей, спросить; у них теперь было общее будущее и оттого хотелось тут же вырваться на волю, при условии, что Эмма будет рядом. Он и не помнил, когда чувствовал себя таким счастливым,поэтому и не замечал, какой болью отражается его радость в душе матери. Это была не ревность, не та замызганная и затертая ревность, которой вдоволь на измятых страницах человеческих судеб. Это чувство было намного больше и пронзительнее, глубже и опаснее, оно было непредсказуемо и банально одновременно. Это был спящий вулкан, скованный надежной коркой застывшей лавы. Но корка означала и то, что раньше не всегда удавалось задержать раскаленный поток внутри, он прорывался наружу. Вопрос лишь в том, что же станет последней каплей в этой бездонной чаше. - Эмма, ты же останешься? Хотя бы ненадолго. Мы могли бы прогуляться в парке вместе, и ты все мне расскажешь, - Генри снова нашел в себе силы говорить. Переполняющие его эмоции заставляли мысли путаться, и он боялся, что может ляпнуть что-то лишнее. Но как же было молчать, если Эмма все-таки приехала, все-таки выбрала его? «Да скажи ты хоть что-нибудь, Свон. Хватит просто стоять и смотреть на него, как на ожившего пасхального кролика. Неужели, сложно найти несколько слов для ребенка, которого ты чуть не убила?» Может, эта тирада, хоть и не сказанная вслух, но каждым словом прописанная на лице, может, слабый кивок доктора, приободряющий и осторожный, но Эмма наконец смогла ответить: - Думаю, я могу остаться. Генри едва не подпрыгнул на своем кресле, чем, несомненно, напугал бы других пациентов. Но долгое сидение в одной позе не дало ребенку выполнить задуманного. Вместо этого он, потянувшись, встал, разминая затекшие конечности, и, сделав пару шагов к Эмме, обвил ее талию крепкой хваткой. Доктор тем временем отозвал Регину в сторону, чтобы спокойно поговорить. Они отошли в дальний угол комнаты, откуда Регина могла беспрепятственно наблюдать за Генри. Выйти в коридор, где их будет разделять лишь стеклянная панель, она уже не смогла бы. - Мисс Миллс, эта Эмма и есть та биологическая мать Генри, которую он нашел? Доктор благоразумно не стал упоминать о том, что из-за Эмминого же нежелания продолжать общение и ее неожиданного отказа, Генри и оказался в таком состоянии. Конечно, доподлинно утверждать лишь ее вину он не мог, но, скорее всего, именно последнее письмо и стало тем спусковым крючком, который запустил механизм. Проблема лежала в области психиатрии, и никто не мог дать гарантий, даже лучшие специалисты. Они, как и доктор Роббинс, могли лишь попытаться сделать все возможное, чтобы помочь мальчику. - Это она. – Регина замолчала, не решаясь задать вопрос, который вертелся на языке. Почему Генри пришел в себя именно сейчас, когда эта Свон оказалась рядом, почему этого не случилось раньше? Она ведь целыми днями просиживала рядом с ним, надеясь, что ее присутствие поможет, что, чувствуя рядом родную душу, Генри скинет с себя оковы отрешенности и снова станет обычным ребенком. Неужели, этого было недостаточно? Она готова была отдать сыну всю себя, в случае необходимости, и этого было недостаточно. Осознавать это было больно. Даже больше, чем больно. – Из-за нее он очнулся? Доктор понимал все чувства, что переполняют сейчас мать, но что он мог? Его долгом было сказать правду, а правда была налицо. - Мисс Миллс, вполне возможно, что именно мисс Свон и стала тем катализатором, который помог Генри. Пока не могу сказать ничего конкретного, но, думаю, ему будет очень полезно проводить с ней как можно больше времени. Вначале, разумеется, их встречи будут проходить под нашим контролем. Мы проследим за его реакциями и эмоциями, по необходимости направим мисс Свон, но все-таки будем стараться вмешиваться не слишком сильно, чтобы их общение носило больше непринужденный характер. Со временем они смогут видеться и без контроля врачей, скажем, у вас дома. Но для этого всем нам придется немало поработать. - И сколько времени может понадобиться, чтобы я могла забрать Генри? Регина верила, конечно, что этот день когда-нибудь настанет, но он казался таким далеким и нереальным, что она перестала считать мгновения. Он был будто за непреодолимыми горами, которые никак не покорить без посторонней помощи, а теперь она стояла на самой вершине и с волнением осматривалась вокруг, еще до конца не веря, что смогла дойти. - Думаю, не меньше двух месяцев. Нам нужно многое проверить и убедиться, что Генри больше не грозит опасность. Но это уже мелочи по сравнению с тем шагом, который был сделан сегодня. Регина смотрела на сына. Генри рассказывал что-то Эмме, несмело улыбаясь, будто боялся спугнуть слишком сильным напором. Она узнавала своего сына, который был где-то далеко долгие три месяца, был там, куда она не могла достучаться; ее голос просто ничего не значил для него тогда. Но не ее, не этой Свон. Ей хватило единственной фразы, чтобы разбудить его, одного прикосновения, чтобы он снова ожил. Конечно, он сдерживался. Он делал так много раз, когда хотел чего-то слишком сильно, но почему-то не желал признаваться. Он умел обуздать свои желания, хотя был только ребенком, и Регина видела, что он хочет, чтобы Эмма подсела ближе, хочет взять ее за руку, но пока не решается. От этого сжималось сердце: оттого, что ее Генри такой взрослый и оттого, что не она сейчас рядом с ним. - А что, если она не захочет приходить? Что тогда, доктор Роббинс? Эта мысль пришла неожиданно и Регина удивилась, когда вся злость на Свон отодвинулась на задний план, уступая место большей беде, которая вот-вот могла нагрянуть. Она ведь вполне может отказаться, ее ничего не связывает с Генри. Не понятно, почему она вообще приехала в Бостон, ведь, судя по ее поведению, она вовсе не жаждала встречи с сыном, по крайней мере, уж точно не так сильно, чтобы этого было достаточно для продолжения их общения. Возможно, она просто решила повидаться с ребенком разок, а потом поехать куда-нибудь еще. Вряд ли она захочет связывать себя обязательствами, раз уж смогла просто оставить его младенцем на пороге больницы. Возможно, она и сожалеет, но надежда на это слишком мала. Так что будет с Генри, когда он поймет, что видит Эмму первый и последний раз? К чему приведет еще один отказ? Доктор явно не знал, что ответить: похоже, подобная идея ему даже в голову не приходила. Ведь мать не может отказаться от встреч с сыном. Пусть даже биологическая, пусть даже бросившая. Он и сам перевел взгляд на разговаривающую парочку и заметил, что Эмма вовсе не тянется к Генри. Она выслушивает его невозмутимо и отстраненно, не выявляя сильных эмоций. Мальчик же полностью открыт. Это действительно может стать проблемой. - Тогда вам нужно будет попытаться уговорить ее, мисс Миллс, потому что последствия могут быть самыми печальными. Регина усмехнулась. Уговорить?! Хорошенькое дело. Она должна распинаться и просить. И кого? Уголовщину, бросившую ребенка, и вдруг решившую наведать его через десять лет? Как он себе это представляет? Хотя, может, чек на кругленькую сумму поможет. Деньги всегда помогают с такими субъектами. - Ну, я оставлю вас. Постарайтесь наладить контакт с мисс Свон, - с этими словами доктор оставил Регину одну, сбегая от разговора. Конечно, это не его дело, только она, мать, должна говорить с ней, но все-таки столь поспешный уход очень походил на бегство. Регина не любила откладывать решение проблемы на неопределенный срок, предпочитая выяснить все вопросы здесь и сейчас, поэтому просто направилась к сыну. - Генри, ты не против, если мы с Эммой поговорим? Я бы тоже очень хотела с ней познакомиться. – Регина наклонилась над сыном, наконец решаясь прикоснуться, и, вопреки обыкновенному в последнее время безразличию, получила в ответ счастливую улыбку и загоревшиеся глаза. Ему понравилась эта идея, и она уже готова была сделать все, что потребуется, лишь бы всегда видеть его таким. К ним подошла медсестра, забирая ребенка в палату, и Генри еще несколько раз оглянулся, прежде чем вышел из помещения. Едва они остались одни, Регина предложила выпить по чашке кофе в местном кафетерии, предполагая, что комната для игр – не самое лучшее место для разговора. - Мисс Свон, не стану скрывать, вы мне не нравитесь, но доктор Роббинс сказал, что Генри нужно видеться с вами, чтобы окончательно поправиться и я хотела бы быть уверена, что ваши встречи будут продолжаться. Какая сумма будет достаточной для вашего положительного решения? – Регина откинулась на спинку стула, даже не притрагиваясь к кофе, который дымился перед ней. Он был тут отвратительным, да и не в нем было дело. Спускаясь в кафетерий, Эмма ожидала чего угодно. Она предполагала, что им предстоит разговор, к тому же нелегкий, но чтобы Миллс вот так сходу предложила деньги за свидания с сыном – это не могло прийти в голову даже ей. Она думает ее купить, а потом крутить по своему усмотрению? Таких самоуверенных личностей Эмма уже встречала и знала, что они не способны ни на уважение, ни на принятие на равных того, кто не может похвастаться такими же возможностями, как они сами. Эмма не собиралась опускаться до подобных отношений. Она поклялась себе, что не будет больше зависеть от кого бы то ни было, и не предполагала нарушать данное слово. - Меня не интересуют ваши деньги, мисс Миллс. Я нашла работу и с жильем на первое время определилась, так что не хотелось бы вас разочаровывать, но купить меня не удастся. Что касается встреч с Генри, я не вполне уверена, что хочу этого. Регина внутренне подобралась, услышав последнюю фразу. Свон отказалась от денег? Где это видано, чтобы только что освобожденная из колонии девица отказалась от стартового капитала? Сбережений у нее явно нет, это видно хотя бы по лохмотьям, что заменяют ей одежду, так кого она из себя строит? Наверняка, решила притвориться независимой. - И где же вы устроились, позвольте поинтересоваться? – едко спросила Регина. Эмма физически чувствовала волны высокомерия и превосходства, исходящие от Миллс, и это жутко раздражало. Она не любила людей, всецело уверенных в своем всемогуществе, ей было некомфортно находится рядом с ними. Возможно потому, что хотелось прижучить и поставить на место. Но это грозило неприятностями, особенно сейчас. Поэтому стоило избавиться от Миллс раз и навсегда, чтобы не провоцировать себя. - Работать буду на стройке, а жить в небольшом мотеле на окраине. Потом, надеюсь, подыскать что-нибудь получше, - признаваться в том, что ей придется обитать в месте, едва ли лучшем, чем то, где она провела первую вольную ночь, не хотелось, но и не говорить было бы ребячеством. - Понятно, - протянула Регина, разглядывая ногти, чтобы скрыть презрение. Она предлагает ей возможность начать жизнь заново и не в какой-нибудь помойке, а она еще носом крутит. Ну, это ее дело, ей, Регине, нужно только, чтобы она приходила к Генри. – Мисс Свон, мне нужно, чтобы вы виделись с сыном. Что вы хотите? - Вам нужно? Я же сказала, что не хочу этого, так к чему этот разговор? Регина глубоко вздохнула. - Я сделаю все, что нужно, чтобы Генри поправился, а раз для этого требуется ваше присутствие, значит, вы будете там, так или иначе. – Регина не собиралась скрывать, что не станет выбирать средства, и Свон лучше подумать дважды, прежде чем отказываться. Вопреки ожидаемой обеспокоенности, на лице Эммы заиграла улыбка. Как она предсказуема и как невелики ее возможности, раз она сразу переходит к запугиванию. На деле же даже искать никого не станет, не говоря уже о том, чтобы сделать что-нибудь самой. Так легко кидается деньгами и угрозами, а что она станет делать, когда ни одно, ни другое не поможет? - И это всегда работает, верно? Вообще-то обычно достаточно предложить чек, в крайнем случае – припугнуть, и все вокруг бегают послушные, да, Миллс? Но только ты даже не представляешь, как воплотить свои угрозы в жизнь, ведь раньше делать этого не приходилось. Так что ты будешь делать, когда я скажу, что твои слова меня нисколько не беспокоят. Можешь действовать! – Эмма точно знала, что ей ничего не грозит, было даже интересно, как Регина выкрутится. Терпения уже откровенно не хватало. Еще тогда, в палате, Регина чувствовала, что со Свон будут проблемы, что она не станет просто так соглашаться на ее условия, но такой наглости она не ожидала. Чего она добивается? Конечно, она не станет с ней расправляться, в конце концов, она – биологическая мать Генри, но тон их разговора очень не нравился Регине. - Мисс Свон, пожалуйста, - тут она сделала паузу, выделяя просьбу, - не могли бы вы видеться с Генри столько, сколько потребуется для его выздоровления. Со своей стороны могу пообещать, что окажу поддержку, если вы захотите найти другую работу. К тому же, вы можете обратиться ко мне с любой просьбой, мои возможности очень широки. Я понимаю, что вы не очень хотите этих встреч, но мы ведь взрослые люди и, думаю, сможем, найти компромисс, правда? Слушая Миллс, Эмма гадала, как же ей повернуть ситуацию в свою сторону. Она не отстанет, слишком уж заинтересована в результате, значит, станет наседать снова и снова; рано или поздно найдется то, за что Эмма согласна будет провести пару часов в неделю с мальчишкой. Нужно действовать сразу, пока козырь еще в ее руках, пока она, а не эта гордячка, диктует правила. - Договорились, - неожиданно бросила Эмма, попивая кофе, который оказался совсем неплох. Регина замерла, обрывая саму себя на полуфразе, не веря, что ей удалось получить согласие. - Правда? - Конечно, мисс Миллс, глупо отказываться от такого выгодного предложения, - ухмыльнулась Эмма и Регине совсем не понравился тот бесовский огонек, который появился в серых глазах. - И еще я бы хотела просить вас переехать в более подходящее место. Я оплачу любую квартиру по вашему выбору. Просто не хочу, чтобы Генри заразился, - на ходу добавила Миллс, видя, что идея с переездом не по нраву Эмме. Свон нахмурилась, не зная, что возразить. С одной стороны, требование вполне обоснованное, с другой – она не хочет брать ее деньги. Несколько минут она вела внутреннюю борьбу, не представляя, что предпринять, и, наконец, спасительная идея пришла в голову. - Я не возьму ваши деньги – это не обсуждается. Но я знаю, как быть. Думаю, мы неплохо уживемся вместе. - Вместе? – автоматически переспросила Регина, не ожидая такого поворота. Она определенно не хочет жить с ней в одной квартире. Только не с этой отщепенкой. Но Свон молчала, ожидая ответа, и Регина вынуждена дать согласие. - Договорились, - процедила она, пытаясь не выставлять недовольство. Происходящее не нравилось тем больше, что она не понимала мотивов Свон.