Тринадцать жертв

Утром в середине новой недели Хальдис ушла, и, если говорить начистоту, прощание печалило всех. В разной степени, конечно, но все успели привыкнуть к ведьме и принять её. Однако тяжелее всего расставание давалось Мейлиру – настолько, что это было заметно. Волнение и печаль проступали во многих вещах: в выражении лица, в голосе, в постукивании по набалдашнику трости. – Пожалуйста, береги себя, – в очередной раз попросил он, обняв Хальдис. Она улыбнулась в ответ и заверила, что с ней всё будет в порядке, потому как для ведьмы этот путь очень безопасен. И ещё она пообещала, что если появится возможность, то обязательно пришлёт весть. После Хальдис подняла руки и к ней прилетели две птицы – её новые компаньоны и проводники. – Спасибо вам всем, что приняли и помогли. Возможно, однажды судьба нас снова сведёт. Может, не в этой жизни, но всё же… Случайных встреч не бывает. До свидания. Хальдис улыбнулась всем. Немного грустно и словно сожалея о чём-то. Хотелось сказать что-то ещё, хотелось растянуть мгновение, остаться подольше, но надо было идти. Хальдис неуверенно поправила сумку, при помощи птицы окинула всех взглядом, ещё раз улыбнулась со вздохом и ушла, быстро скрывшись среди деревьев, словно лес поглотил её. Вскоре после её ухода нужно было идти на работу, но Камилле пришлось остаться в замке. На этой неделе она чувствовала себя заметно хуже, поэтому ей запретили уходить. И она не стремилась нарушать запрет, понимая, что сейчас способна только стать причиной беспокойства и сократить собственное время. Оно уходило. Оно действительно уходило, но страха уже не было. Только принятие и ожидание решающего часа.

***

Утро началось со странного – с Фрейи, которая вдруг надела кофту с высоким воротником. Мейлир осторожно привлёк её внимание и молча указал на шею, Фрейя кивнула и поправила ворот, из-под которого выглядывал край бинта. Такое общение между хранителями сразу наводило на мысль, что случилось нечто серьёзное, однако узнать об этом больше удалось только когда столовую покинула Элеонора. Оказалось, что ночью Фрейя попала в ловушку, и под утро заявилась к Мейлиру с множественными ранами, в том числе на груди и шее. Конечно, это не было простой прихотью, желанием пощекотать нервы и рискнуть жизнью. Фрейя ушла из комнаты, потому что чувствовала – это ночью она потеряет над собой контроль. И в таком состоянии её не удержит дверь, её вообще никто и ничто не удержит, поэтому единственным выходом было уйти как можно дальше. Конечно, замок закинул её в ловушку. Стоило сказать ему за это спасибо, Фрейя потратила немало времени, чтобы выбраться, а когда это удалось – уже почти пришла в себя. И она бы с радостью не обращалась за помощью к Мейлиру, но тогда не было шансов скрыть случившееся от Норы, а Фрейя меньше всего хотела заставлять её волноваться. Элеонора и так всегда беспокоилась из-за своей сострадательной сущности, а после работы была жутко подавленная, поэтому Фрейя всеми силами из раза в раз старалась вернуть ей бодрость духа. Даже если для этого нужно было скрывать собственные проблемы. – Но как ты узнала, что этой ночью потеряешь контроль? – спросила Камилла. Сегодня, в последний рабочий день этой недели, она, вопреки всем уговорам Ирмелин и Мейлира, решила пойти в ателье. Просто чувствовала, что это необходимо, поэтому встала вместе со всеми. – Нора, – пожала плечами Фрейя. – Последние недели давались ей особенно тяжело. Я ж как бы за неё в ответе, подбадривать должна. Даже если надо использовать силу. Ну и вот. Допользовалась. Малясь переборщила. Не то чтобы я точно знала, что случится. Это было оч вероятно. Лучше перебдеть, чем новую дверь вешать. Двери. Мне эти чары на ручках… Какой толк, если я просто расхреначу дверь? Учитывая силу Фрейи даже в обычном состоянии, в её слова было легко поверить. – Но вот шо странно, – неожиданно продолжила она, – когда я стала вменяемее, то видела в коридоре силуэт. Женщины. И потом она с кем-то говорила. И плакала. Хотя, блин, больше я всё равно ничего не знаю. Тащила себя к Мейлу. Не до подслушивания было. Мож, это просто души были. Камилла вздохнула и вернулась к еде. Эрланн осторожно тронул её за руку, но Ками только отрицательно качнула головой – нет, всё в порядке. Просто на душе было странно, хотя, не считая ран Фрейи, день выглядел обычным, неплохим. Вероятно, просто сказывалось состояние последних дней, ввергавшее в сильную задумчивость. Был какой-то внутренний диссонанс: дела шли хорошо, проблема казалась решённой, а счастливый конец – вопросом времени, но вот у Ками не было такого чувства. Потому что слабость затянулась? Потому что всё не могло быть так просто? Или потому что появилось чувство, что они допустили ошибку в чём-то очень важном? Перед уходом Эрланн обнял Камиллу и осторожно поцеловал в висок. Взяв её за плечи, он очень серьёзно посмотрел в глаза: – Будь осторожна. И не перетруждайся. – Конечно. И если со мной что-то будет не так, я оповещу Ирму или Мейлира, – согласна кивнула Камилла, повторив условие, с которым её согласились отпустить. Путь до города проходил в тишине. В погожее утро дорога через лес была даже приятной – это место казалось обманчиво спокойным, обычным, безопасным. Главное было не поддаваться этому впечатлению, ведь шаг в сторону мог завести куда угодно. Камилла думала, что Доротея обязательно начнёт расспрашивать о причинах долгого отсутствия, но этого не произошло. Дора была непривычно спокойная, тихая, задумчивая и очень странно, серьёзно и пристально смотрела на Камиллу. Конечно, взгляд Доры часто был странным, потому что, когда она рассматривала магические потоки, это больше походило на взгляд в пустоту. И отсутствие зрачков только усиливало впечатление. – Расскажи мне правду, – внезапно попросила Доротея. – Что? – увлечённая подбором кружев, Камилла вздрогнула и с удивлением посмотрела на коллегу. – О чём ты? Какую правду? – О себе. Я понимаю, что это тайна. Я не выдам тебя, но мне очень хочется узнать правду, пока есть такая возможность. Некоторое время Камилла молчала. Доротея, конечно, была очень разговорчива, но секреты хранить умела. К тому же, правда была такой, что в неё вряд ли кто-то поверит. Кроме Доры. Всё же, чувствующая видела больше других и даже сама поняла, что на самом деле Ками живёт в лесу. Так что, если рассказать, хуже не будет. Однако сначала Камилла решила пересказать сказку о ведьме и Хенбетестире, считая это самой разумной подводкой. – И эта история оказалась правдой. В лесу действительно есть замок. В нём есть Мастер и хранители. И есть жертвы. И я – одна из них. Наверное, это звучит совсем бредово и невероятно, я бы и сама не поверила, что какая-то сказка окажется правдой. Я даже не вспомнила о ней, когда мы пошли через лес, даже когда остались на ночь в замке. Но потом поверить пришлось. – Если бы я не видела магию, то, наверное, не поверила бы, – согласилась Дора. – Но сейчас я наоборот понимаю, что всё сходится. Что это правда. Знаешь, в детстве я тоже слышала эту сказку, правда, это подзабылось. Вот ты сейчас рассказала, а я вспомнила, что в этой истории мне… Конечно, мне всех героев жалко, но ещё мне жалко ведьму. – Ведьму? – в непонимании и удивлении уточнила Камилла. – Да. О ней рассказано очень мало, но всё же. Не просто же так она хотела отомстить обидчикам. Это же ведьма. Она точно знала, что у мести всегда есть последствия. Значит, причина была серьёзной. Очень серьёзной, раз ведьме потребовалась сила духа. Ведь всё случилось очень давно, когда маги были куда сильнее, чем сейчас. И ведьма, если она была настолько сильной, как гласит молва, своими силами могла сотворить очень многое. Я думаю, она была глубоко несчастна, раз решилась на подобный шаг. А в итоге она ещё и оказалась заперта в замке, не может переродиться и забыть то, что разрушило её жизнь. – Своим поступком она тоже разрушила много жизней. – Я слышала версию, что ведьма появилась в замке во времена охоты на ведьм. Что ей довелось пережить? Может, ведьму нельзя простить, но стоит попытаться понять. Ведь её цель была иной. И виновата не только она. Так сразу понять и принять мнение Доротеи было сложно – требовалось время, чтобы хорошенько всё обдумать, но уже сейчас Камилла была согласна с одной вещью. Да, первую ошибку совершила ведьма, наложив проклятье, но вторая ошибка – за Мастером. Странник не усидел в замке, поэтому ситуация стала хуже. Информация о событиях прошлого и увиденные эпизоды тоже вызывали сомнения, обнажали несостыковки, нарушавшие складность принятого за истину мнения. «Когда Боргхилль умирала, она улыбалась. И смотрела на Ингрид совсем не как на врага. Она будто что-то знала, что-то поняла. Жаль, я не знаю, есть ли где-то в замке то её воспоминание, которое могло бы рассказать об этом», – с сожалением подумала Камилла. После этого она вспомнила видение из прошлого, в котором в замок пришла женщина с мёртвым ребёнком. Ками не видела её лица, но могла ли это быть Ингрид? Что с ней случилось? Она пыталась спасти от охоты себя и ребёнка? Если принять эти размышления за правду, то ведьму действительно становилось жаль. Сложно было заметить, что Дора стала грустнее. Она часто косилась на кольцо Камиллы, старалась взять на себя побольше работы, говорила редко и на отвлечённые темы, пока Дора не захотела поведать рассказ-легенду о цветке. Считалось, что в этом лесу иногда прорастал очень необычный цветок, что отдалённо напоминал лилию. Однако куда красивее, загадочнее, в том числе и потому, что встретить его было большой редкостью. Несмотря на обещанную красоту, самостоятельно найти этот цветок хотели лишь те, кому было нечего терять. – Этот цветок ещё называют письмом от смерти, словно этим подарком смерть напоминает о себе. И о том, что может явиться в любой момент. Те, кому довелось найти этот цветок, долго после этого не жили. – Я бы сказала, что это звучит нереалистично, но не в моей ситуации ставить что-то под сомнение. Сейчас я готова допустить существование многих вещей и знаков, которые раньше назвала бы выдумками и совпадениями. Камилла со вздохом посмотрела на кольцо. Для неё главным подарком смерти было именно оно. Что изменилось бы, если бы по глупости Ками не надела его? Сделала бы она это по другой причине, либо же это был действительный шанс что-то изменить в своей судьбе? Зачем вообще ведьма давала одной из жертв кольцо, которое забирало жизненные силы? Ведь не только для того, чтобы убить – это можно сделать и другим способом. В этом был какой-то смысл. Ведьма не делала это просто так. И почему она плакала в ту ночь, когда отдала кольцо? И через кого в итоге ведьма следила за всеми? Да, действительно. Вот ещё один момент, который смущал Камиллу, но она только сейчас вспомнила об этом. Исходя из слов Боргхилль, ведьма наблюдала за ними с самого начала. То есть, ведьма точно узнала о попытках зачаровать статуэтку, однако за это время ничего не предприняла. Она не видела в этом деле помех для себя? Говорило ли это о полной безнадёжности затеи? Или о совершенно иных планах ведьмы? Какими бы ни были планы, смерть жертвы в них явно входила. Смерть жертвы и пробуждение Мастера. Камилле было страшно не только за себя, но и за Эрланна. Она не знала и не узнает, что произойдёт дальше, но догадывалась, что, став полноценным Мастером, Эрл окончательно потеряет себя. Отчасти, это уже случилось, когда он только пришёл в замок, но Гленда говорила, что иногда в Эрланне проглядывали его прошлые черты. Можно сказать, что он тоже умрёт. Ведь тот, кто будет после – это уже не Эрланн, а древний дух, которого сформировали не последние двадцать два года, а периоды смертей и одиночества. В конце каждого акта на сцене оставались только двое древних – ведьма и дух. Как изменило их время? Ведь они не могли остаться такими, какими были тринадцать поколений назад. Чем стало для них это противостояние? Как бы они поступили теперь, если бы вернулись в прошлое, в день роковой встречи? Дора забрала иголку из дрожавших пальцев, и Камилла благодарно кивнула. Тело становилось всё слабее, а мысли – тревожнее. Она и не собиралась постигать планы древних, но очень переживала за ныне живущих. И больше всего – за Эрланна, понимая, что слова о сердце были правдой. То, что он захотел жить, то, что оно забилось, было чудом, но чудом хрупким и недолговечным. Эрл мог казаться равнодушным и отстранённым, но он абсолютно точно не был тем, кто мог спокойно перенести смерть близкого, кто привык к этому. Эрланн в самом деле очень боялся потерь, а потому, не имея надежды на хороший исход, не хотел становиться живее, отвергал свои чувства, свою человеческую сторону. «То, что мы полюбили друг друга, тоже было предопределено? Судьба всегда приводила в замок тех, кто мог бы сблизиться с Мастером. А судьба ли?» Почему-то во всём этом сборнике невероятных для простого обывателя событий меньше всего верилось именно в судьбу. Судьба есть набор случайностей, но случайности очень ненадёжны и не могут быть частью проверенного механизма. Значит, была деталь, отвечавшая за появление в замке жертв. Прощание в конце рабочего дня было совсем не таким, как обычно. Дора крепко обнимала Камиллу и – это было очень заметно – с большим трудом сдерживала слёзы. Она почти ничего не сказала, но выглядела так, словно прощалась навсегда. Стоявшая рядом Ирмелин, пришедшая за сестрой, тоже была печальна. Прежде чем уйти, она что-то шепнула Доре, а та ответила понимающим кивком. По возвращении в замок Камилла первым делом поспешила к Эрланну. Села рядом, прижалась ухом к груди и слушала, стараясь взять эмоции под контроль. Эрланн был в растерянности, не знал, что сказать, как поступить. Одну руку он положил Камилле на голову, а второй обхватил за плечи. – Что-то случилось, Мила? – спросил Эрл с беспокойством. – Нет, просто… Захотелось побыть с тобой. Соскучилась. – Всего на день ушла и уже? Не похоже на тебя. Как ты себя чувствуешь? – Не хуже вчерашнего. Не волнуйся. Камилла приподнялась, улыбнулась и поцеловала Эрланна в щёку. Удивительно, каким привычным успело стать это действие. Однако привычность проявления чувств ничуть не обесценивала их. Ками легонько провела пальцами по загнутому рогу, по бледной щеке, убрала с лица чёлку, чтобы ничто не мешало смотреть в глаза. Такие добрые и обеспокоенные. Очень красивые. Живые. Оторвать от них взгляд с каждым разом было всё сложнее. «Если бы только мы переродились свободные от всяких проклятий… Я бы нашла тебя, чтобы снова быть рядом. Как в сказке – долго и счастливо. Быть рядом как обычные люди с обычной жизнью, обычными проблемами. Ведь их уж точно можно преодолеть». – Знаешь… – медленно заговорила Ками, откинувшись на спинку дивана. – У меня никогда особо не было планов на жизнь. Я никогда не была из тех, кто чётко планирует будущее, кто знает, к чему стремится. Я всегда просто жила, плыла по течению… И всегда казалось, что ещё много времени, чтобы принять какие-то важные решения, чтобы определиться... Наверное, потому что жизнь у меня была спокойная и хорошая. Любящие родители, заботливая сестра, – Ками мечтательно улыбнулась, смотря наверх и сжимая руку Эрла. – И печали, «проблемы» тогда были такие мелкие. Простые. Вроде того, что Ирма очень сильно опекает, не даёт залезать куда попало, панаму носить заставляет… Хотя, конечно, она всё правильно говорила. О, а ещё я часто капризничала из-за того, что летом не могла гулять столько, сколько хотела. Да, это из-за того, что у меня не всегда хорошие отношения с солнцем, но тогда я не хотела этого понимать. Так много глупостей было сделано, но без них жизнь была бы пресной, так что… Если бы я могла вернуться назад, то не изменила бы ничего, что зависело от меня. Ну… По крайней мере ту часть, что была до прихода в замок. А то, что было после… Кто знает, могло ли оно вообще быть иначе? Камилла замолчала и обхватила себя за плечи. Ей снова было холодно. Не только физически. И одиноко. Даже сейчас, сидя рядом с любимым человеком, она ощущала этот пронизывающий холод одиночества. Но… Именно сейчас нельзя сдаваться и поникать. Нужно собрать остатки сил, улыбнуться, расправить плечи. Принять свою судьбу. И не наполнять последние шаги сожалением. Тряхнув головой, Ками выпрямилась и уверенно, с улыбкой посмотрела на Эрланна, который хотел снова её обнять, но застыл, удивлённый внезапной переменой. Она сама порывисто обняла его, растрепала волосы и шутливо тыкнула нос. – Знаешь, у меня нет сожалений, – спокойно, сохраняя улыбку, заговорила Камилла. – Единственное, что меня печалит… Если я уйду, то оставлю вас. Ирму, тебя, своих друзей, которых нашла здесь. Я не хочу вас печалить… И никак не смогу утешить. Может быть, где-то в замке сохранится воспоминание обо мне. А, может, и нет. Воспоминания – это так ненадёжно. Оно всё равно ничего не сможет сделать. Думаю, быть воспоминанием замка – неинтересно. Куда важнее, если меня будете помнить вы. «Особенно ты. Эрл, сохранишь ли ты воспоминания обо мне, став полноценным Мастером? Жить в чужих сердцах не так уж плохо. Гораздо печальнее знать, что, умерев, просто пропадёшь, словно и не жил. Я не великий деятель, чтобы оставлять следы в истории, я просто хочу, чтобы обо мне помнили близкие». – Мила… Ты говоришь странные вещи. Почему ты решила заговорить об этом? – с беспокойством уточнил Эрланн. Он определённо не понимал, почему были затронуты такие темы. – Не знаю, – пожала плечами Ками и усмехнулась. – Просто. У каждого бывает такое время, когда задумываешься о смерти. Просто такое настроение, такой день. Это необязательно что-то значит. Ведь никто не может знать заранее, когда умрёт. Не бери в голову. О, слушай, я тут недавно прочитала… Камилла почувствовала, что надо сменить тему, поэтому начала делиться впечатлениями о недавно законченной книге. На прошедшей неделе у неё было очень много времени на чтение, потому что на более активную деятельность часто не хватало сил. Однако это тоже было неплохо, ведь в замке нашлось так много интересных книг, что жизни не хватило бы все прочесть. Очевидно, что каждое поколение пополняло библиотеку, а окутывавшие замок чары позволяли её сохранять. В иных обстоятельствах из этого места вышел бы хороший исторический объект. Магический музей, сохранивший в себе следы тринадцати поколений так хорошо, как не сможет обычный музей. Ужин проходил обычно, отчего на душе было радостно, спокойно и уютно. Если всё как всегда, значит, всё хорошо. Если младшие улыбаются и проказничают, если Эгиль подшучивает над Ирмой, если Фрейя спорит с Мейлиром, а Нора робко и безуспешно пытается это прервать, значит, вечер задался. Камилла с улыбкой наблюдала за всеми. Как хорошо было видеть, что все тринадцать на своих местах. Никто не потерялся, никто не пострадал. Пока их тринадцать, есть надежда преодолеть любые трудности. Пока их тринадцать, есть вера в предназначение. Пока их тринадцать.