Тринадцать жертв

Существует легенда о том, что утро бывает добрым. Кто-то скажет, что это и не легенда вовсе, достаточно просто ложиться вовремя, и ситуация уже станет лучше. Предположим, что это так, но только не для Эрланна, которого, впрочем, можно понять. Изо дня в день он просыпался с первыми лучами солнца, но причиной пробуждения становились отнюдь не они, а головная боль, которая, кажется, пыталась одновременно разорвать, разбить, разрезать и раздавить череп. Исчезновение рогов болезненно, но ещё хуже их неминуемое появление, при котором хотелось бы осыпать мир всеми существующими проклятиями, если бы в тот момент вообще оставалась способность думать. Подобно выброшенной на берег рыбе, Эрланн хватал ртом воздух, побледневшими от напряжения пальцами вцепившись в одеяло, одновременно с этим чуть ли не ощущал, как боль пронзила глаза, словно раскалывала их, а место раскола обозначила ставшим вертикальными зрачками. Как покинуло тело оставшееся тепло, отчего на миг стало жарко и душно. О, если бы всё это длилось немногим дольше, он бы, наверное, сошёл с ума от боли, но даже тех мгновений, что требовались для трансформации, хватало для того, чтобы испортить день с самого утра, чтобы само слово «утро» казалось ругательным, а фраза «доброе утро» редкостным издевательством. К сожалению, с этим ничего нельзя было поделать: пока дух спит, ежедневные изменения неизбежны, как и всё сопутствующее им. Всё же открыв глаза, Эрланн отстранённо посмотрел на полог над кроватью. В голове, как и всегда, было пугающе пусто. Сколько ещё он будет наивно надеяться на возвращение хоть каких-нибудь воспоминаний, намёков на то, какой была прежняя жизнь? Словно и не жил вовсе. Сразу появился в этом всеми высшими силами проклятом замке со всеми его проблемами и бедами, которые почему-то именно он должен решить. Он, непонятно кем и за что названный Мастером, Управляющим. Да ещё и в тринадцатом поколении, что автоматически возлагало на него какие-то надежды. Вот только сам Эрл в свои силы не верил. С чего вдруг, если он во всём происходящем понимал не более остальных? Знания прошлых Мастеров? Увы, от них в основном достались только ночные кошмары и невнятные отрывки, которые способны разве что ещё больше запутать. Да он ведь даже о магии знал мало! В особенности это касалось теории, которая определённо важна в данном деле, потому как, чтобы решить проблему, ту надо для начала понять. Пришлось изучать всё с азов. На самом деле, сейчас всё уже не так плохо, как было в самом начале. Возможно, потому что к некоторым вещам Эрланн всё же смог привыкнуть. Потому что теперь у него были воспоминания, пускай о довольно недолгой, но точно его жизни, были друзья и есть цель. В то же время, было и то, о чём хотелось бы забыть. Например, первое пробуждение, мысли о котором каждый раз заставляли вздрагивать. Тогда всё также началось с боли, но он потерял сознание, что в первое время повторялось изо дня в день. Потом в его комнату – отчего-то Эрла был уверен в том, что комната именно его, хотя место в целом не ощущалось знакомым – пришла светлая девочка и назвала чужим именем. А точно ли чужим? А точно ли то, как он тогда представился – это настоящее имя? Эрланн. Откуда оно вообще появилось в сознании? Сейчас уже он сам себя понять не мог. Девочка же тогда явно была растеряна и напугана, пускай и старалась не подавать виду, не зная, что Эрл ощущал себя примерно так же. Она представилась Глендой, но это имя ни о чём не говорило, назвалась сестрой – это казалось невозможным, ведь они слишком разные, она пообещала, что будет рядом и поможет, поддержит. И в это захотелось поверить. И он поверил, потому что не хотел быть один, потому что подсознательно боялся одиночества, ощущая его неизбежность. Гленда оказалась славным созданием, не давала опустить руки, помогала «вернуться к жизни», когда Эрланн по собственной глупости доводил себя до истощения, содействовала в поисках и просто была очень добра. Добра ко всем, независимо от того, что происходило, от того, как относились к ней самой, что говорили и как обращались. Некоторое время они довольно умело делали вид, что являются родственниками – никто так ничего не заподозрил; и в какой-то момент Эрланн искренне пожелал, чтобы Гленда действительно оказалась его сестрой. Он ничего не вспомнил, но принял её, словно ощутив ту загадочную связь, которая должна быть между родными людьми. Все ещё спали – в такую-то рань, но Эрлу, как и всегда, было уже не до сна. Куда там! В последнее время он только и мечтал, что выспаться, но летние ночи коротки, а события последних дней делали только хуже. Сначала с Камиллой заговорился, после чего был вынужден на свой риск уйти к себе до рассвета, лишь бы не разбудить её, не заставить беспокоиться из-за утренней трансформации, коли уж вечернюю застала. И вроде бы после вчерашнего дневного сна стало лучше, но пришедшая в замок ведьма крепко засела в мыслях, долго не давая уснуть. Можно ли верить этой Хальдис? Не являлась ли она на самом деле «их» ведьмой? Стоило внимательнее к ней присмотреться, в конечном счёте, ведьма ведь должна лучше разбираться в ведьминских чарах, может, в её силах будет помочь проклятым? Приведя себя в порядок, Эрланн отправился в мастерскую, чтобы там взяться за недоделанную куклу. Странное дело, о своих предпочтениях он изначально знал только две вещи: он любил делать кукол и не любил серый цвет. Всё. Создавалось ощущение, что это и не его предпочтения вовсе, а кем-то навязанные, на что неоднозначно намекало наличие в мастерской других кукол. Если это черта Мастера, получаелось, что все прошлые тоже занимались этим. Зачем? Чтобы избавиться от одиночества? Этот вариант был самым вероятным, потому что всё явно пошло не от первого Мастера – тот был писателем. Он, бродя по мирам, изучал духов, объединял все имевшиеся знания о них. Вот только где искать его книгу? Где-то было упомянуто, что первый предпочитал работать в подвале, специально оборудовав там комнату, там же он и умер, не успев закончить свой труд. Однако ключ от подвала нашёлся совсем недавно и, если судить по рассказу Камиллы, ходить туда стоило осторожно. А ведь время уходит. Если тринадцатое поколение не справится, то, в лучшем случае, следующий шанс выпадет ещё через тринадцать поколений, в худшем же… Этот кошмар, что разрушал судьбы, будет повторяться вечно. Это заложено в сути плетения многих повторяющихся проклятий: они слабеют на тринадцатом витке, а дальше – как выйдет. Раздался стук в дверь. Пришла Гленда, значит, пора на завтрак. Не было чувства голода, но Эрланн понимал, что есть надо, в противном случае будет и ему хуже, и, вдобавок, некоторые создания женского пола возмутятся, особенно сестра. По возможности, не стоило расстраивать её лишний раз, ведь пускай малышка и казалась сильной, приходилось очень внимательно следить за поведением её осколка, чтобы успеть подавить его. Он был готов потратить последние силы, только бы сохранить эту улыбку, только бы это светлое создание не умерло так рано, прожив всего ничего. В столовой уже во всю хлопотала Сюзанна, мельтешила неугомонная Дикра. Насколько близняшки были похожи внешне, настолько же разными они оказались в своём поведении, во взглядах на определённые вещи, в реакциях на те или иные ситуации. Сюзанна порою казалась не по годам взрослой, она не могла долго не работать, не могла не заботиться о ком-нибудь, не беспокоиться. Спокойная и доброжелательная, аккуратная, внимательная, расторопная. Наверное, такими должны быть мамы, такими они были во многих книгах. Дикра же, наоборот, навеки застряла в детстве, но не похоже, что её это волновало. Капризная, озорная, беззаботная, но она одним своим присутствием была способна поднять настроение. Однако же после того побега осколки близняшек стали сильнее проявлять себя, а потому Эрланн уже несколько раз был вынужден подавить их. Увы, пока спал дух, нельзя было делать это бесконечно, в один момент они всё равно себя проявят. Только бы суметь как можно сильнее это отсрочить. Мейнир сидела за столом, держа за руку Элеонору, которая так и порывалась сделать что-нибудь, но в силу своей суетливости могла только добавить работы, из-за чего ещё сильнее переживала. Гленда, заметив пристальный взгляд брата, дёрнула его за рукав и вопросительно кивнула. Эрл покачал головой. Нет, пока что всё в порядке, всё спокойно, но надолго ли? Эти хранительницы в зоне риска из-за того, что слабы духом. Эта слабость очевидна, с ней ничего нельзя поделать, и это было бы не так уж страшно, если бы не представляло опасности. Своё место уже успела занять Ирмелин. Пожалуй, из всех обитателей замка она была наименее проблемной. Да, жертва. Да, должна погибнуть. Только она была осторожной, стараясь не создавать лишних проблем и помогать. У неё было что-то общее с Сюзанной – тоже мать для всех, но словно всегда чем-то опечаленная. Ирма была спокойной, задумчивой и очень сильно беспокоилась о сестре, хотела защитить её от участи умереть так рано. В этом они были похожи. В столовую влетели близнецы, за которыми гналась Фрейя в попытке вернуть свой меч. Эрланн усмехнулся, следя за ними. Две вещи его интересовали с самого знакомства: что случилось с глазами близнецов, ведь повязки они явно не просто так носили, и почему Фрейя всегда прятала руки. Да, можно было просто спросить, но данные вопросы казались довольно неэтичными. В целом же эти хранители, именно в рамках данной роли, особого внимания не требовали, зато как личности... Но близнецам положено, они ещё молоды, как бы ни старались выглядеть старше, подражая Эгилю, а Фрейя пускай и была взрывной, прямолинейной и совершенно не контролировала свой язык, всё же оставалась надёжной, умела собраться в нужный момент и никому не желала зла. Даже её постоянные стычки с Мейлиром вряд ли были всерьёз. Они просто развлекались так. Тем более что Мейлир прекрасно умел игнорировать внешние раздражители, а потому, будь их конфликты настоящими, просто не отвечал бы. Вообще хранители, Мейлир и Эгиль, были довольно загадочными персонами. О первом было известно примерно ничего, особенно о прошлом. Он всегда избегал этой темы, а если кто-то всё же её затрагивал, умело переводил разговор в другое русло. Мейлир никогда не расставался со своей тростью, и хотя всегда отвечал, что она нужна ему для образа, памятная вещь, либо что-то ещё, верилось Эрлу в это с трудом. В случае же с Эгилем всегда казалось, что он чего-то недоговаривал, причём тот, вроде как, и не отрицал этого, но и не подтверждал. Он старался держаться как-то чуть в стороне от остальных, поведением специально настраивал против себя. Всегда и во всём старался быть самостоятельным, отказывался принимать помощь даже от Мастера, хотя тут можно было и проявить благоразумие. За столом собрались почти все, не хватало только двоих – Камиллы и Хальдис. Ками опаздывала почти всегда, потому что поздно просыпалась, иногда только при участии сестры, а сегодня она ещё и должна была зайти за ведьмой, чтобы помочь той дойти до столовой. Если бы только жертве не была уготована такая судьба... Ведьма убьёт жертву, когда обнаружит привязанность Мастера к ней. Значит, нельзя выдавать себя, чтобы отсрочить этот момент, но... Не глупо ли это? Жертва исполнит свою роль в любом случае, а так он, будучи дураком, терял бесценное время, хотя самому уже надоело изображать отстранённость и почти что равнодушие. Тем более что выходило это плохо. На вошедших сначала никто не обратил внимания, но потом раздался резкий скрип – это Мейлир опершись на стол, поднялся со своего места, в непонимании уставившись на ведьму так, словно увидел приведение. Та застыла, обернувшись на скрип, наверное, догадавшись, что послужила причиной этого. – Х-хальдис? – дрожащим и несколько испуганным голосом спросил удивлённый хранитель, обычно очень внимательный к собственной речи. – Т-ты жива? – Мейлир? Не думала, что встречу тебя тут, – похоже, она тоже была удивлена, но в меньшей степени. Мейлир обессилено опустился на стул и провёл по лицу рукой, словно стирал с него лишние эмоции, но полностью вернуть выражение спокойствия у него всё равно не получилось. Выдохнув, он снова посмотрел на гостью. – Как? Откуда? Тебя ведь тогда... – У ведьм, говорят, тринадцать жизней. Это, конечно, сказки, но в них есть доля правды, – спокойно ответила она, пожав плечами. – Мне, пожалуй, есть, что сказать тебе и рассказать, но, думаю, что это не для чужих ушей. Зная тебя – ты ведь не захочешь ворошить прошлое при посторонних. После этого Хальдис заняла место, к которому её проводила Камилла, а, через некоторое время, Ирмелин озвучила вопрос, который интересовал всех: – Вы, получается, знакомы? – Так вышло, к счастью или сожалению, но да, знакомы. Причём у нас даже не было выбора – в наших условиях знакомство дело неизбежное, – начал объяснение Мейлир, который, судя по речи, уже пришёл в себя. Со стороны послышался стон Фрейи. Похоже, она успела понадеяться, что хотя бы за завтраком хранитель будет говорить нормально, без лишних вензелей во фразах. – Мы были знакомы, общались, не так уж долго, но этого, поверьте, оказалось достаточно. Переходя ближе к делу, могу сказать, что Хальдис – моя родственница. Троюродная сестра, которая уже лет четырнадцать как, не меньше, считается мёртвой. Считалась, до сего момента. И я могу заверить вас, что хотя она и ведьма, но не имеет никакого отношения к нам и нашему проклятью. Последние слова вызвали несколько облегчённых выдозов – похоже, не только Эрланн страдал опасениями по этому поводу. Хальдис поинтересовалась, в чём суть этого проклятья, на что в ответ получила обещание на разъяснение данного момента вечером, когда Мейлир вернётся из города. На этом все примечательные события завтрака закончились, а когда подошёл к концу и он, Эрланн проводил всех уходящих до ворот и нехотя направился в сторону библиотеки. Откровенно говоря, это место стало уже раздражать, а луна на потолке, казалось, откровенно насмехалась надо всем, что видела. Над всеми попытками хотя бы понять, найти нужное направление для решения поставленной задачи. Однако его планам не суждено было сбыться. Гленда, нагнав, крепко ухватилась за рукав плаща и посмотрела так, что стало ясно – сейчас никаких дел. Эрланн улыбнулся, смотря на забавно сдвинутые к переносице тонкие светлые и почти незаметные брови. Гленда умудрялась быть милой, даже когда пыталась выглядеть хмурой или серьёзной, просто потому, что это было её неотъемлемой частью. У кого-то кривой нос, родинка под глазом, лоб широкий, веснушки или голос хриплый, а Гленда просто милая. И этого не изменить. Кивнув, Эрланн покорно пошёл вслед за ней в сад. Странно, как на территории замка вообще могло оказаться и, тем более, сохраниться настолько умиротворяющее место, которое не делали мрачнее даже чёрные скульптуры, напоминавшие перепуганных или разъярённых зверей, чьей-то рукой и по воле одной лишь прихоти обращённых в камень. Это был некий островок спокойствия, позволявший на время забыть о многих заботах и проблемах, набраться сил и просто вспомнить о том, что мир, всё-таки, может быть прекрасен, несмотря на многие свои недостатки и вопреки им. И в особенности, верно было это для Мастера, который не имел никакой возможности выйти за ворота, а потому был полностью отрезан от мира, заперт в этой клетке из переплетения колючек. Сначала они стояли у пруда, в который Гленда, смеясь, кидала камешки, а после наблюдала за расходящимися по воде кругами. Ей нравилось это занятие, хотя куда более захватывающим она считала наблюдение за бабочками, что искорками отражались от воды. Почему именно бабочки? Эрланн знал, что её магия может приобрести абсолютно любой облик, но Гленда неизменно выбирала бабочек. Когда он спросил об этом, она ответила, что в прошлом они жили в той местности, где водились золотые бабочки. Они встречались только там и нигде более, а потому стали некоторым символом, напоминанием о доме. Хотя, конечно, настоящие куда более красивые, нежели сотворённые магией, но тут уже ничего не изменишь. Через некоторое время хранительнице надоело это занятие, и потому она предложила посидеть в тени дерева. Говоря точнее, сидел только Эрланн, малышка же распустила волосы и улеглась на траве, устроив голову на его коленях. Она часто так делала и, откровенно говоря, Эрл уже устал повторять о том, что не стоило лежать на земле. Гленда, на самом деле, не могла похвастаться крепким здоровьем и легко простывала, но от всех замечаний с улыбкой отмахивалась, говоря, что она и до восемнадцати вряд ли доживёт, так зачем лишать себя этих небольших радостей? Собственно, подобные ответы тоже были причиной того, почему Эрланн стал реже возмущаться: в этих словах была горькая правда, о которой не хотелось, но приходилось вспоминать. – Слушай, – Гленда подняла руку и коснулась щеки брата, – ты ведь так ничего и не вспомнил? Ни о прошлом, ни о себе, ни обо мне? – Нет, ничего нового. Есть какие-то туманные обрывки, но, наверное, их просто породило воображение, стараясь заполнить эту дыру… Мне жаль, но память действительно не хочет возвращаться, – вздохнув, ответил он и продолжил перебирать лёгкие пряди. – Ничего страшного. Однажды это обязательно произойдёт. А если и нет… Так оно и должно быть. Главное, не беспокойся. Ты – это ты, – она ободряюще улыбнулась, пытаясь сделать свои слова хоть каплю убедительнее. – Неважно, с прошлым или без него, с настоящей или же фальшивой памятью. Это ничего не меняет, поверь мне. И… В какой-то степени я д-даже завидую тебе. Гленда прикрыла глаза и глубоко вдохнула. Она боялась признаться даже самой себе в том, что на самом деле часто тосковала по дому, по родителям, по прежней жизни. Как только прекратился зов и вернулось нормальное осознание реальности, стало понятно, что полностью привыкнуть к такой жизни не получится, что всё это не для неё, что ей очень и очень страшно. В прошлом она была той ещё плаксой, а потому и сейчас хотелось уткнуться кому-нибудь в плечо и разреветься, но Гленда ни разу не позволила себе подобного. Потому что так нельзя, потому что если она не могла помочь, то не должна хотя бы делать хуже. Да и повседневные заботы помогали отвлечься, взять себя в руки. Эрланн молчал. Он осторожно приподнял малышку и крепко её обнял. Да, она вряд ли понимала, чему завидовала, но в данном случае нужны были не споры и поиски истины, а простое понимание. Желать сбежать от проблем – это естественно, за одно только желание нельзя судить, а вечное напряжение до добра не доводит. – Эрл, ты ведь знаешь, что ты дурак? – пробубнила Гленда в плечо. – Почему? Я опять сделал что-то не так? – усмехнулся он, хотя и понимал, что сейчас это говорилось без всякого злого умысла и реального желания принизить его умственные способности, как это было после недавнего конфликта. – Тебя любят, ты любишь, но вы топчитесь на месте, как… Да я даже не знаю, с кем вас сравнить! – хранительница всё же выбралась из объятий и внимательно посмотрела брату в глаза, слегка прищурившись, из-за чего взгляд стал ещё более озорным. – С вами ведь всё также очевидно, как и с Мейлиром и Мейнир, либо же с Ирмой и Эгилем. Только не для вас самих. Может, пора перестать тянуть? – Гленда подбоченилась и недовольно скривила губы, что выглядело довольно комично, и Эрл еле сдержался, чтобы не рассмеяться. – Если ты так тормозишь из-за того, что Камилла – жертва, так поверь мне, ведьма, коли действительно наблюдает за нами, уже сто раз всё поняла. Я уже и не знаю, сколько ещё вас надо раз наедине оставить, чтобы толк вышел! – Я, конечно, догадывался, что ты это всё специально, но всё же… – Эрланн хотел сказать что-то ещё, но мотнул головой, резко переходя к более заинтересовавшей его части: – Ты сказала, что Ирма и… – Вот только не говори, что и этого не заметил, – как бы возмутилась она, скрестив руки на груди. – Да, именно как я и сказала. Ирма и Эгиль. И давно уже. Совсем ты от жизни отстал, закопавшись в своих книжках. Ладно, – Гленда подняла с травы и поправила юбку, – схожу я, проверю, как там Хальдис. А ты чтобы до обеда в замок ни ногой. Посиди тут, разгрузись, а то совсем связь с миром потеряешь. Мастер ты или кто там ещё, но это всё будет вторично, если перестанешь воспринимать то, что происходит вокруг. Нагнувшись, она поцеловала Эрланна в лоб, а после весело поскакала к замку. Эрл провожал её взглядом до тех пор, пока она не пропала из поля зрения, а после прикрыл глаза с мыслями о том, что надо попытаться вздремнуть. Всё равно больше делать нечего, а сидеть в тени очень приятно. Главное, чтобы неожиданно дождь не пошёл или, чего хуже, не началась гроза. И чтобы кошмаров не было. Лучше как обычно – совсем без снов, чем те отрывки прошлого, слишком реальные, чтобы можно было их игнорировать. Со своею же глупостью он попытается разобраться, раз уж всё действительно настолько очевидно, а потому пропали последние причины молчать. Вот только хватит ли ему духу признаться?.. Хватит. Наверное, хватит.