***
«Что, если я…» Джимми замер на полу, будто истукан, когда, словно электрический импульс, его мозг пронзила мысль, что он может быть влюблён в Томаса,. Тут он подумал о Томасе, и какие ощущения испытывал, когда находился рядом с ним. Он вспоминал те моменты, которые они пережили вместе, от высмеивания других до подшучивания над собой, до разговоров, разговоров обо всём на свете. До минут тишины, что они разделяли, просто сидя рядом и занимаясь каждый своим делом. И как даже эти незначительные минуты молчания заставляли его улыбаться. «Но любовь ли это?» — он размышлял про себя. Всё это, та ли самая любовь, которая существует между мужчиной и женщиной? Да, он обожал проводить время с Томасом, они на самом деле дразнили и подтрунивали друг над другом, но был ли это чёртов флирт? Он что, неосознанно влюбился? Но как такое может быть? Как вообще кто-то может влюбиться, не зная об этом? Он припомнил, как встречаясь с девушкой, тотчас же понимал, что хочет её, как его тело давало знать, что она ему нравится. Сердце учащённо билось, ладони потели, краска приливала к лицу, а по всему телу разливался жар. С Томасом у него никогда не было таких ощущений. Сердце никогда не подгоняло удары, ладони были сухи, не говоря уже о бесконтрольном желании дотронуться до Томаса… Но ему никогда не хотелось утешить женщину, отогнать все её печали, защитить её от всего. Он никогда не держал женщину за руку, когда она доверяла ему свои секреты. Ему не было дела до её тайн… Он представил лицо Томаса, его улыбку, и как его глаза оживлялись, когда он смеялся. Даже несмотря на тошноту, Джимми не смог сдержать улыбку. Наверное, слова миссис Хьюз пробили некую стену, которой он огородился, и сейчас Джимми не мог остановить льющиеся из этой бреши мысли. Он размышлял над каждым моментом, проведённым с Томасом, который только мог вспомнить, и скрупулёзно выискивал зацепки в своём поведении и действиях Томаса, и спрашивал себя, правда ли? Чувствовал ли он что-то? Хотелось ли ему чего-то большего, чем просто дружба? Хотел ли он Томаса, но запер осуществление своих желаний где-то глубоко внутри, что даже думать себе об этом запрещал? — Что, если она права? — прошептал он. — Что, если я на самом деле… но не знал… или не давал себе знать… Но… — блондин прислонил затылок к стене, чувствуя, что его снова тошнит. Он вспоминал, как Альфред смотрел на него, когда застукал Томаса в его комнате. Какое отвращение было в его взгляде. Как мистер Карсон назвал Томаса грязным. И это на самом деле грязно, сказал он себе, мужчина с мужчиной… «Нет… Не может быть, не может быть, чтобы я… Мне всегда нравились женщины, я спал с женщинами, хотел… только женщин», — юноша старался убедить себя.***
— Так что герцог спустил штаны, чтобы показать, что он совсем не маленький человек, а этот Данхэм всем врал! — Неправда! — Томас не прекращал смеяться. — Всё так и было! Он настолько глуп, что не может понять даже простой шутки. — Неужели кто-то может быть таким болваном?! — проговорил брюнет, пытаясь одолеть смех. — К сожалению, да, — ответил Луис с улыбкой. — Остаётся пожелать сил бедняжке, которая выйдет за него. — Постойте, не могу дышать! Томаса наконец-то отпустило, и он заметил, что маркиз как-то странно смотрит на него. — Прошу прощения, просто история была очень смешной. Луис улыбнулся. — Не нужно извиняться, особенно за такой смех, как у тебя. Их взгляды встретились, и они смотрели друг на друга, пока Томас не отвёл глаза со словами «нам следует уже спускаться к машине», стараясь абстрагироваться от нахлынувших чувств. — Нужно почаще смеяться, тебе идёт это, Барроу, — произнёс маркиз, хитро улыбаясь брюнету, который в момент покраснел.***
Томас улыбался, вспоминая тот день, проведённый с Луисом. Это был один из лучших дней в его жизни, день, который он будет помнить с ясной отчётливостью до конца отведённого ему времени. Тогда ему уже давно не было так легко и радостно на душе. Ныне он не знает, что стало с маркизом, но он всегда будет любить его за подаренный ему чудесный день. Он направился к его комнате, от счастья походка лакея стала пружинистой. Брюнет был почти у двери, когда передумав, постучался к Джимми, ему не терпелось рассказать другу о сегодняшнем дне. За дверью послышался скрип, он тотчас открыл глаза и не шевелился, чтобы не пропустить скрип половицы снова. Когда он сдался и подумал, что это была лишь игра его воображения, пол вновь скрипнул, а дверь осторожно приоткрылась. Ему хотелось встать и посмотреть, кто там, но от страха и чувства волнения он остался неподвижен, закрыл глаза и притворился спящим. Он услышал шаги, затем дверь закрылась, и он гадал, ушёл ли незваный гость, но секунду спустя, шаги появились снова. Тревога росла с их приближением, любопытство не покидало его, и тут он почувствовал, как кто-то сел рядом. При мысли, что чужой сидит на его постели, его дыхание участилось, но тут он уловил запах этого человека. И мгновенно узнал его, ведь тот садился рядом с ним тысячу раз, так что невозможно было ошибиться, что мускусный аромат с ноткой лаванды принадлежит Томасу. От осознания этого сердце забилось быстрее. Жар предвкушения овладел им, когда Томас наконец пошевелился, и прежде чем Джимми смог понять, что происходит, он почувствовал губы Томаса на своих. Он распахнул глаза и отодвинул своё лицо от Томаса, заглядывая в глаза напротив. Тепло разлилось по телу от того, как он утопал в этих карих глазах, которые смотрели на него в ответ, вопрошая, ожидая… надеясь, что он не совершил ошибку, надеясь, что тот поцелует его в ответ. Но Джимми не двигался и ничего не говорил, слишком напуганный случившимся, что Томас принял за «нет», начав отдаляться, бормоча извинения. Джимми сел, осознавая, что не хочет, чтобы он уходил, он прошептал его имя. — Не нужно… — сказал он, смотря ему в глаза, затем на его губы. Джимми положил руку сзади на его шею, — Не извиняйся, просто ничего не говори… — с этими словами он притянул Томаса к себе. Как только его губы коснулись губ Томаса, Джимми почувствовал внутри взрыв желания, влечения, страсти. Он чувствовал, как изголодался по Томасу, углубляя поцелуй, он погрузил пальцы в чёрные волосы, их тела сближались. Томас спустился к шее блондина, целовал, лизал, прикусывал, заставляя стонать своё имя. Вдруг он остановился и посмотрел на него. — Томас… что? — спросил Джимми, чувствуя некоторое разочарование от того, что тот так резко положил конец происходящему. Тогда-то Джимми услышал стук, поначалу лёгкий, становившийся всё громче и громче… пока… Джимми проснулся и огляделся, глаза резало. В оцепенении он пытался понять, что происходит, когда услышал голос Томаса за дверью. Он встал и, пошатываясь и спотыкаясь, добрёл до двери, не желая, чтобы Томас вошёл. Он слегка приоткрыл дверь и вышел, заставив себя улыбнуться другу, который окинул его обеспокоенным взглядом. — Ты в порядке? — спросил он, мгновение спустя. — Да, да… Я просто… — замялся Джимми, ведь недавний сон не покидал его голову. — Просто что? — спросил Томас. — Ты выглядишь таким уставшим, тебе нехорошо? — Нет, всё нормально, просто заснул, наверное, размышлял о всяком и заснул. — Уверен? — Да, всего лишь… — Плохой сон? Джимми посмотрел на Томаса и кивнул. Томас улыбнулся. — Что ж, думаю, тогда тебе нужно освежиться, скоро ужин. Я хотел рассказать тебе кое-что, но это подождёт. Встретимся снаружи после ужина, чтобы мы смогли поговорить? — Да… Отлично. — Ты точно чувствуешь себя хорошо? Ты какой-то бледный, будто привидение увидел, — снова спросил Томас. — Да-да… это просто, — Джимми подыскивал слова, думая о своём сне, — просто… — Должно быть это был ужасный кошмар, если лишил тебя слов, тебе принести что-нибудь? Джимми? — Томас, увидимся позже, ладно? С этими словами Джимми вернулся в комнату, закрыв за собой дверь. Он прислонился к двери, вызывая в памяти сон. Такой настоящий, такой яркий. Юноша вспотел, его дыхание было всё ещё немного тяжёлым. Он проиграл в голове каждый момент своего сна, и его сердцебиение участилось, дыхание становилось всё более сбивчивым, а тело — горячим. Он помнил чувство радости… прилив желаний… поцелуй. При этой мысли Джимми дотронулся до губ, казалось, это губы Томаса касались его, он помнил вкус сигарет и кофе, и как его губы были нежны, но одновременно страстны. Джимми почувствовал возбуждение, а тело загорелось желанием. Он закрыл глаза, прогоняя сцены, где они вдвоём, из головы. Он дошёл до кровати и потянулся за стаканом воды на прикроватном столике. Он немного выпил, а остальное выплеснул на лицо. «Я люблю Томаса как друга, друга и не больше», — подумал он, — «Мне нравятся женщины, мне нравится спать с женщинами, и мне нравится целовать женщин», — убеждал он себя. «Женщин, а не Томаса», — прошептал он, будто это прогонит сон, сделает слова миссис Хьюз менее пугающими и откровенно глупыми. Он всё усерднее сосредотачивался на своих словах, надеясь, что они заглушат всё остальное. Он опустился на кровать, чувствуя, что такой поток противоречивых эмоций и мыслей полностью его вымотал. Единственной защитой от того, что Томас ему нравился, было отсутствие даже малейшего сексуального интереса к нему. Женщины всегда возбуждали его, он всегда увлекался женщинами, так что о его влюблённости в Томаса и речь быть не могло. Ибо чтобы быть влюблённым, ты должен определённо увлекаться кем-то, хотеть быть с ним или с ней в этом смысле, — подумал он. Миссис Хьюз ошиблась. но… как же сон? — он думал, — какого чёрта мне снилась ночь, когда Томас вошёл ко мне в комнату? Почему я поцеловал его в ответ? Почему? Джимми закрыл глаза, наслаждаясь прохладным дуновением ветра на лице. Последние несколько часов казались туманным воспоминанием событий многолетней давности. Он чувствовал себя измотанным, растерянным, раздражённым, злым и странно одиноким. Он оделся сразу после того, как Томас снова постучал в его дверь, веля поторопиться. Он на автомате надел форму, ни на йоту не задумываясь о том, что делает. Он спустился вниз, говоря себе игнорировать Томаса и обращаться к нему в случае лишь крайней необходимости. Но как только Томас посмотрел на него, он улыбнулся в ответ; это вышло невольно, и улыбаться Томасу было, казалось, самой естественной вещью, но что на самом деле беспокоило его, так это как тепло и спокойно ему было от вида ответной улыбки Томаса. Он отогнал эту мысль и отправился по своим делам. Прислуживая, он старался не смотреть на маркиза, но всё-таки сделал это и поймал его на том, что тот не спускает глаз с Томаса. Он старался изо всех сил не беспокоиться об этом, ведь он был уверен, что не интересуется Томасом в этом смысле. Но в итоге весь ужин он сжимал челюсти от смеси раздражения и злости на себя и маркиза. Во время ужина для слуг он специально сел с Альфредом, подальше от Томаса. Тот непонимающе посмотрел на него и даже жестом показал на стул рядом с ним, говоря тем самым сесть вместе. Но Джимми лишь пожал плечами и начал болтать с Бэлль, которая успела подсесть к нему. Он флиртовал с ней, хотя и без особого энтузиазма, то и дело ловя взгляд Томаса, но тут же отворачиваясь. Когда большинство людей закончили есть и разошлись, Томас наклонился и напомнил ему о встречи во внутреннем дворике, он хотел поделиться чем-то важным. Так что полчаса спустя Джимми стоял на холоде в ожидании Томаса. Когда он услышал шаги за спиной, он обернулся, надеясь увидеть брюнета и сказать ему, что чувствует себя нехорошо и затем уйти обратно в свою комнату. Но это был не Томас; это была Бэлль, которая направлялась к нему. Он поморщился; меньше всего ему сейчас хотелось, чтобы кто-то флиртовал с ним. Он еле выдержал её знаки внимания за столом и не думал, что у него хватит терпения на это снова. — Прекрасная ночь, правда? — спросила она, стараясь звучать соблазнительно, что абсолютно раздражало Джимми. Он кивнул, всё ещё смотря в сторону. Тут она приблизилась к нему ещё ближе. — Ты ждёшь Томаса? — Да. — Возможно, тебе придётся подождать еще, мистер Карсон позвал его к себе. Джимми повернулся. — Зачем? — Не знаю, но, кажется, что-то важное… Он вздохнул; он слишком устал чтобы ждать дольше. День вышел изнурительным, и у него не осталось сил больше терпеть. Всё, что он хотел, это оказаться в своей комнате, на кровати, окружённым темнотой, очистить разум от всех странных мыслей, которые мучали его, и уснуть. — Думаю, тогда я пойду к себе, если увидишь Томаса, можешь передать, что я слишком устал и ушёл в свою комнату? — спросил он, и прежде чем она смогла ответить, поблагодарил её и уже собрался уходить, как она взяла его за руку, останавливая. — Джимми, хватит ходить вокруг да около. — Он посмотрел на неё и вырвал руку. — Не понимаю, о чём ты. — Ты мне нравишься, — сказала она, — уверена, что я тебе тоже. — Это не так, — сказал он решительно, он надеялся, что она убежит, стыдясь того, чтобы была такой самонадеянной, но вместо этого она лишь улыбнулась. — Что ж, это даже лучше. — Что ты имеешь в виду? — Меня не интересует замужество, романтические отношения, любовь и другая чепуха. — И? Что мне делать с этим знанием? — Меня не интересует ничего из этого, меня интересует секс, — сказала она прямо. Джимми вздёрнул бровь. — И? — спросил он снова. Она подошла вплотную. — Мне правда нужно всё объяснять? Джимми, я думала ты настоящий мужчина, живущий в реальности, а не безнадёжный романтик, как Альфред, который думает лишь о любви и детях. У меня есть потребности помимо романтики, а ты — мужчина, и, уверена, у тебя они тоже есть. Джимми наконец понял, что она имела в виду, что она ему предлагала. Она хотела переспать с ним. Он пристально посмотрел на её лицо. У неё были большие голубые глаза, каштановые волосы, собранные в аккуратный пучок, маленькая родинка над верхней губой, пухлые и зовущие губы, длинная тонкая шея. Он отметил, что она из того типа девушек, в которых он обычно влюблялся, но по какой-то причине Бэлль его никогда не привлекала. Несмотря на её красоту., а она была очень красива, и её флирт, он никогда не питал к ней особого интереса, а её настойчивость находил лишь раздражающей. Но если быть честным перед самим собой, то несколько месяцев назад, если женщина хотя бы наполовину такая же красивая как Бэлль, предложила заняться с ней сексом, он бы не раздумывал дважды. Но сегодня он смотрел на неё, без ответа, без единого варианта на её предложение, и это пугало его. — Так что? — спросил она, ожидая ответ. Он видел, что она теряет терпение, но ему было всё равно, его парализовал страх перед открытием, которое он только что сделал — он не чувствовал ничего в ответ на её слова. Почему он ещё не начал её целовать? Почему он не начал сминать её одежду, завлекая её в самый тёмный угол дворика, отчаянно желая оказаться внутри неё? Было ли это потому что… «Нет, — думал он, — нет, нет, нет — повторил он, — я не… я не могу быть, я мужчина, настоящий мужчина». Он посмотрел на Бэлль, которая вот-вот потеряет терпение. Его взгляд заскользил вниз по её телу, небольшой груди, узкой талии, пышным бёдрам. Затем обратно к розовым губам. — Серьёзно, Джимми, — сказала Бэлль наконец, — я думала, ты не наивный мальчишка, а опытный мужчина, иначе я бы и говорить ничего не стала. Можешь забыть об этом, — с этими словами она собралась уходить. Джимми схватил её за руку и притянул обратно, прижимая её к себе, он заглянул в её глаза. — Я и есть мужчина, — прошептал он прежде чем поцеловать её. Вскоре он вцепился в её одежду, и они скрылись в темноте. Его разум был пуст, когда он делал то, что должен был, на автомате, так же как и сегодня вечером, когда одевался. Целовать, сосать, лапать. Отстранившись, он кинул взгляд ей за спину прежде чем снова приклонить голову к её шее. Но секунды было достаточно; он увидел мужчину, стоящего поодаль, он знал, что Томас смотрел на них. Он замедлился на секунду, обеспокоенный, что Томасу может быть больно видеть их вместе. Но эту мысль он быстро отогнал, спросив себя, какое ему дело до того, что подумает Томас, когда с ним такая красивая женщина, стонет в его руках. Ему не следует сейчас думать о Томасе, — подумал он, неохотно продолжая то, что он делал, фокусируясь на том, чтобы заставить Бэлль стонать громче и громче, в конце концов это то, что делают мужчины…***
Томас развернулся и пошёл к себе в комнату. Голова была опущена, шагал он быстро, лицо не выказывало никаких эмоций. Только когда он очутился в безопасности темноты своей комнаты, то опустился на пол и позволил слезам выйти наружу. Он был счастлив, в восторге от того, что смог рассказать другу о своих чувствах. Он был счастлив, он улыбался, чувствуя головокружение от воспоминания, как маркиз улыбался ему, флиртовал с ним, до того, как он увидел Джимми и Бэлль. Увидеть их вместе, как Джимми сжимает Бэлль, целует её, заставило его почувствовать, будто кто-то вырвал сердце из груди и растоптал его. «Я же покончил с этим! Покончил… с ним», — сказал он себе, захлёбываясь от слёз, он глотал воздух. Он думал, что пережил, пережил эту нелепую любовь к мужчине, который не способен ответить взаимностью. Он думал, что каждой частицей себя он принял то, что тот, кого он любит, никогда не сможет стать ему больше, чем просто другом, никогда не посмотрит на него так же. Всё шло идеально, они стали замечательными друзьями, делились счастливыми моментами, секретами и печалями. Он даже начал подначивать Джимми на счёт женщин; хоть он и сам интересовался личной жизнью друга, это всё равно задевало его. В общем и целом, он считал, что уже похоронил все свои чувства к нему в самом дальнем уголке своей души. Он двигался дальше… он встретил Луиса, очаровательного маркиза, который, казалось, симпатизирует ему. Но видеть Джимми с очередной женщиной разбило эту иллюзию вдребезги. Осознание, что часть его всё ещё любит этого мужчину, снизошло на него… И это осознание лишь только сильнее его опечалило, потому что он знал, что его любовь никогда не смогут вернуть… Что если они с Бэлль начнут встречаться? Ему придётся вечно смотреть на то, как они заигрывают друг с другом, держатся за руки, украдкой целуются и дразнят друг друга прямо перед его носом. «Что же, чёрт возьми, со мной не так? Почему я люблю его? Почему!», — сказал он задыхаясь от нового приступа слёз, заструившихся по щекам. — «Сегодня Бэлль, завтра какая-нибудь другая женщина. А мне придётся на всё это смотреть, придётся быть хорошим другом, поддерживать его, думая о том, что на месте этой девки мог бы быть я, мечтая, что это я мог бы держать его за руку, дразнить, шутить только о нам понятных вещах, целовать его… чувствовать его».***
Джимми вошёл в свою комнату и сразу же начал раздеваться, снимая с себя одежду с безумной скоростью. Он чувствовал себя отвратительно, он был грязным, что он наделал. Он всё ещё чувствовал её касания на своей коже, чувствовал влажные поцелуи и горячее дыхание, как её ногти впивались в него. От этого тошнота подкатила к горлу. Он не знал, что нашло на него, почему он не дал ей уйти, почему поцеловал её. Когда она сказала «мужчина», что-то овладело им. Он почувствовал, будто должен доказать что-то, и переспать с ней было способом это сделать. Он закрыл глаза и увидел Томаса, неподвижно стоящего там на расстоянии. «Я должен был остановиться», — думал он про себя. И он хотел остановиться, во всяком случае часть его, и эта часть хотела оттолкнуть Бэлль в тот момент, но другая часть наоборот ещё сильнее желала доказать, как много от мужчины в нём было, и она одержала победу. После этого его движения стали ещё настойчивее, ладони обхватили её грудь, он толкнул её на стену, задирая юбку, прикасаясь к ней, лаская её пальцами, входя в неё. Всё это время он ощущал, что нужно доказать Томасу, что он его не привлекает и ему его не изменить, что он всегда будет желать женщин и только их. Он подошёл к туалетному столику и уставился на своё отражение: на шее были отметины, напоминающие ему о том, что он сделал. Он чувствовал себя тошнотворно и отвратительно от своих действий. Не только потому что он использовал Бэлль, чтобы доказать что-то, но он так же был уверен, что сделал другу больно. «Что за чёрт не так со мной? Что, чёрт возьми, я делаю? Что со мной происходит?»