***
Вкус еды на свежем воздухе кажется действительно особенным, но аппетит пропадает сразу же, стоит только посмотреть на Чонина. Он ловит его ответный взгляд из льдинок или чего-то такого же холодного. Разговоры, словно фоновая музыка в фильме, о неловкости и смущении, о внезапной смене эмоций, побега всей той злости и ярости, о желании зацепиться за выступающие края, которые отсутствуют или растут со временем. И Кёнсу не знает, почему всё это происходит, пока пытается понять, о чём говорит грустный Сехун и почему Чонин смотрит на него. — … в итоге у нас две палатки, но в них вполне вместятся три человека. — … чей, вообще, идеей было ночевать на пляже? — Эй! Хохот и смущённый Чанёль выбивают его из абсурдных раздумий, когда он смотрит на закат и сглатывает каждые несколько минут, сам не зная, почему. — Думаю, мы с Кёнсу можем поспать в джипе. Алюминиевый голос не кажется ему чем-то знакомым или привычным, да и в смысл слов он вдумывается не сразу, когда тишина накрывает их с головой. Смешок Бэкхёна и судорожный выдох Чондэ. Он не понимает, к чему всё это. Крепкая хватка на его запястье, глаза Чонина, что смотрят в его глаза, и полное непонимание. Он вообще ничего не понимает. Совсем. — С чего бы это? Вопрос Чена невероятно холодный и твёрдый, и лишь тогда Кёнсу понимает, что сейчас здесь всё неправильно, абсурдно и смешно. Что его каким-то образом заносит во всю эту паутину. Он понимает, что не те пальцы сжимают его руку, когда Чондэ хватает другую и тянет его к себе. — Чонин, — Кёнсу слабо дёргает ладонь, когда чувствует, как немеют пальцы от внезапного прикосновения. — Не думаю… — Слушай, мы ведь с тобой приглашённые. Не будем создавать неудобств. Ухмылка Чонина и спокойствие на его лице поселяют какой-то страх в гулко стучащем пульсе, и сжатая челюсть Чондэ, ярость в его, Чондэ, глазах пугают и вгоняют в безысходность. — Не стоит беспокоиться, ты и так их уже создал. Между ними разряд тока, ощущаемый плотный воздух и борьба, как перетягивание каната, которым внезапно становится сам Кёнсу. Стеклянные стены, окружающие его, запотевают от накалённой атмосферы, но он не может различить, что издаёт этот трескающий звук. Ломающаяся крышка над головой или костёр, освещающий пустое лицо Чонина?6. Skyline
8 февраля 2015 г. в 18:52
Чондэ молчит, и капли, стекающие с его рук, напоминают о спешности, страхе и неуместном беспокойстве. Молчание выражает обиду или же что-то иное, поджатые губы напрягают всю дорогу к привалу, и вина Бэкхёна позади, его немое «так нужно» в расслабленных ладонях, что отпустили чужие тайны совсем недавно. Всё это комком встаёт поперёк горла, и Кёнсу не знает, куда спрятать взгляд, хотя на самом деле никто на него даже не смотрит. Они друг на друга вообще стараются не смотреть, чтобы не появились ненужные вопросы и слова, действия. И воздух вокруг внезапно становится горьким.
Фигура Чонина надоедливая и такая неуместно ненавистная тоже отдаёт горечью и дымом разочарования. Кулаки сжимаются поневоле, и на глазах пелена из непонимания, хочется встряхнуть сильно и спросить громко: «За что?!» Но Кёнсу лишь кусает губы и смотрит беспомощно на закрытые веки Бэкхёна, когда злость трещит под его кожей. Когда Чонин ловит его ярость пустыми зрачками и наблюдает за ним дольше обычного, заставляя вздрагивать невольно от грусти, пытающейся выбраться на искажённое лицо.
Веки Бэкхёна по-прежнему закрыты, но его ладонь ловит пальцы Кёнсу и сжимает, впитывая в себя всё то, что разрывает колющей обидой изнутри.
— Это ещё не всё.
Шёпот доходит только до его ушей, и непонимание выражается в дёрнувшейся руке.
— Я не всё успел тебе рассказать.
Бэкхён улыбается уголком губ и, наконец, открывает глаза, искрящиеся спокойствием и отражавшимся в них солнцем. Это похоже на облегчённый вздох или удовольствие, полученное от выполненных целей. Кёнсу сглатывает от страха, комок в его горле медленно скатывается вниз, и он сам не до конца понимает, облегчение это или место для ещё большего.
Когда они сбегают под смех Чанёля в объятия моря, солнце ближе к горизонту, словно печёт сильнее, и вода у пояса кажется совсем тёплой и невесомой, как порывы лёгкого ветра. Переливы голубого теперь всплывают на поверхность, и можно дышать вместе с ними, не чувствуя солёную воду на губах. Кёнсу зачерпывает горсть в ладони и с грустной улыбкой наблюдает, как она убегает сквозь пальцы. Он не знает, стоит ли ему идти назад или, как обычно, вперёд, а может, снова пытаться поймать невозможное дрожащими пальцами.
— Поплыли чуть дальше, иначе Чондэ не сдержится и лично затащит нас обратно.
Бэкхён в излюбленной позе смотрит в небо и хрипло усмехается. Всплески воды играют с его волосами и тканью шорт, и этот звук понемногу успокаивает и заглушает всё вокруг.
Кёнсу не нужно оборачиваться, чтобы знать, что за ними следят. Он лопатками чувствует то волнение, что невидимой волной доходит до них, и по сравнению с этим море кажется совсем тихим.
— Он ведь теперь не сможет тебя остановить. Да он даже боится посмотреть на меня. — Кёнсу погружается в воду и подплывает ближе к Бёну, игнорируя дрожь, ударившую в лёгкие. — Я не обижаюсь. Точнее, это ведь его право. Если он не хотел рассказывать, значит, не считал нужным.
Возможно, его не слышат, возможно, слова не доходят до адресата и никто не скажет ему, что он не прав. Возможно, он просто повторяет об этом сам себе, потому что Чондэ, на самом деле, ничего ему не должен. Но он переживает. И если бы тогда он узнал обо всем, то, несомненно, переживал бы так же, может даже больше. Кёнсу хочется думать, что Чен о нём тоже переживал, когда решил, что ему не стоит знать о таких вещах, как любовь. Всего лишь жалкая любовь. Кому это важно на самом деле?
Ему важно.
Всё, на что бы он был способен, — это тихие слова поддержки и неловкие объятия с ободряющими словами, что-то вроде «крепись!» или «держись!», но это слишком мало. И, возможно, он даже рад, что не пришлось, потому что ему нечего было бы дать. Ничего, кроме шаблонности и грустных взглядов. Чондэ не хотелось бы чувствовать такую неумелую заботу.
— Когда ты думаешь о нём, то по тебе это сразу видно. Ты сомневаешься. А он — нет, просто поверь мне. Если ты не знал, это не значит, что не достоин. Просто он придурок, который рассказал бы только тогда, когда их отношения покрепчали. На самом деле, в этом он точно сомневался. Всё началось так легко, что заранее предвещало такой же лёгкий конец.
Голос Бэкхёна раздаётся так близко, что Кёнсу едва не захлёбывается. Его речь раздражённая, похожая на беседу с ребёнком, но отдаёт такой же заботой, и Кёнсу даже хочется шмыгнуть носом и взглянуть доверчиво.
— Всё закончилось до того, как он собирался мне поведать? Был ли он влюблён, если сомневался?
Их речь прерывается из-за тяжёлого дыхания во время движений руками и ногами. Такая же прерывистая, как и мысли. И Кёнсу это даже нравится, будто у него есть незначительное время для подбора слов.
— Он сомневался не в ней, а в отношениях, которые завязались между ними так внезапно. Хотя сомневаться в ней ему точно стоило, потому что нет никаких отношений, когда влюблён только один. С ним, скорее всего, просто было комфортно. — Усмешка Бэкхёна кругами расходится по поверхности воды, и его глубокие вдохи добавляют к словам какую-то грусть. — Я устал. Поплыли назад.
Остальной путь их сопровождает молчание, поселяя в голове Кёнсу новые мысли, не особо радужные, к слову. И вопросам нет предела, как и вздохам Бэкхёна, когда ступни чувствуют дно.
Он хватает его за запястье и устало заваливается на один бок. Они начинают выбираться к берегу, и Бэкхён снова говорит о том, что Кёнсу думает о Чондэ беспрерывно, и, пожалуй, уже хватит.
— Я зол на Чонина. — Они плюхаются на кромку берега, значительно левее от компании друзей, и вода под ними всплеском выдаёт всю ту ярость, что он испытывает. — Я зол, но могу ли я что-то сделать?
Бэк кривит губы и поджимает ноги под себя, глядя на то, как солнце тянется к линии горизонта. Его мокрая чёлка откинута назад, и теперь на лбу складки из раздумий и усталости.
— Стоит ли вообще злиться? Я ведь говорил, Чонин не мерзкий человек. Он просто не думает о том, что кому-то может быть больно. Он не чувствует этого сам, но заставляет других. Говорить о нём, ненавидеть его и… думать о нём.
— Нормально ли это вообще? — Кёнсу зарывается пальцами в мокрый песок и загребает его в ладонь. Комок неподвижно остаётся в его руке, и он не знает, стоит ли это радости.
— Лучше спросить, нормально ли, что я отношусь к нему хорошо даже после всего этого. — Он усмехается на непонимающий взгляд, хотя так и не отрывает прищурившихся глаз от поверхности моря. Ироничный отблеск отражается в уголках его губ, и он выдыхает совсем тихо, но заметно. — Я не стану говорить, что он на самом деле не такой, каким кажется, но хочу в это верить. Хотя мои убеждения больше похожи на галлюцинации. Иногда Чонин бывает милым и эмоциональным, и я надеюсь, что мне не казалось. Я не спрашивал у него, почему. Знал, что никогда этого не пойму, вот и не хотел поднимать эту тему.
— То есть, вы с ним близки?
Кёнсу сам не осознаёт, как его голос начинает дрожать и неуместные нотки зависти вдруг точками вбиваются в интонацию. Но то ли Бэк не замечает, то ли просто делает вид.
— Близки ли мы? — он снова вздыхает, и его плечи еле заметно опускаются. — Знаешь, это как ненавистный луч, который бьёт по утрам в глаза. Я и есть этот самый луч, и знаю, что раздражаю его. Двуличный, мерзкий или плохой друг… Да, такое можно обо мне сказать, я не нахожу этому оправдание. И пусть Чанёлю и Чондэ неприятно, я никогда не буду выбирать между ними и Чонином, потому что смысла нет. Общение со вторым ни за что не назовёшь дружбой или чем-то на неё похожим.
Кёнсу скидывает комок песка в воду, и ему внезапно становится любопытно, каково это — быть другом Чонина. Терпеть тот холод и не иметь возможности читать его. Понимать и чувствовать какую-то отдачу.
— И как это происходит между вами?
Он смотрит на профиль Бэкхёна и ловит его улыбку в глазах.
— Ты всё-таки интересный, Кёнсу. Неужели даже не разочарован?
Кёнсу хмурится и с сомнением смотрит на Бэка, когда паутина, что спутала всё вокруг, наконец, доходит до него липучими прикосновениями. Но разочарование не приходит даже с осознанием всей этой картины. Потому что Бэкхён не должен. Вообще ничего и никому, если смотреть глубже.
— Было бы здорово, если бы между нами происходило хоть что-нибудь, помимо моей липучести и любопытства. Чонин интересный, и я действительно хотел разгадать его, у меня это даже получалось. Но знаешь, когда думаю об этом прямо сейчас, то мне кажется, что я уже сделал всё, что мог, и с меня уже хватит. Дело не в Чонине, а в том, что смысла больше нет. Просто будь аккуратнее.
Он не знает, к чему сказана последняя фраза, и не успевает спросить, когда Бэкхён подскакивает на ноги и улыбается ему с оттенками усталости и грусти, прикрываемой радостью и облегчением.