Паутина Белого Паука. Источник.

После этого небольшого инцидента Ева почувствовала себя лучше. Чужие взгляды больше не беспокоили ее, как не беспокоили глаза куриц и петухов, не ведавших, что в любой момент их могут отправить в духовку. Отправить по одному ее слову. Позволив себе насладиться этой мыслью, этой силой, что олицетворял собой Измаил, Ева отложила ложку и, устроив подбородок на переплетенные пальцы, предложила: - Может, пойдем уже? Стояла чудесная теплая ночь с сияющим блюдцем почти полной луны и искрами мерцающих звезд на синем бархате неба. В воздухе витали ароматы кофе и выпечки, что доносились из кофейни и соседствовавшей с ней пекарни. Улица жила, дышала и пела десятками прохожих: туристов, блуждавших в поисках вампиров, молодежи, отдыхавших от дневной рутины, свободных музыкантов, устраивавших бесплатные концерты для всех желающих. Измаил положил руку Евы себе на локоть и повел ее сквозь толпу с той грацией хищника и танцора, от которого у нее перехватывало дух. И не только у нее. Девушка видела, как прохожие смотрели на них, как глаза девушек начинали блестеть мгновенным и жадным интересом. Да, кавалер Евы стоил внимания: прекрасное тело, завораживающее гармоничными чертами лицо, бледная кожа, что в таком изумительном контрасте с темными, цвета запекшейся крови волосами, зачесанными назад. И лишь несколько упрямых прядок упорно спадали на правую половину лица, подчеркивая холодное серебро глаз. Бесспорно, Измаил был хорош собой. И он, очевидно, боготворил Еву. Умен, могущественен, верен вплоть до безумия. И маме понравился, что совсем уж похоже на волшебство. Так какого рожна Еве еще надо? Она задавалась этим вопросом, а в груди ныло сердце и шептало, что все-то Ева знает. Оно, сердце, уже выбрало, ради кого биться, и как бы сама Ева ни пыталась накрутить себя, вспоминая обидные до слез слова, тоска не отпускала. Из всех мужчин страстно и отчаянно она полюбила родного брата. А из двух братьев выбрала ненадежного и лживого. Илью. С Исаией Ева чувствовала себя защищенной и, конечно, его она тоже любила, но по-другому. Исаия для нее всегда был и будет, наверно, чуть больше старший брат и чуть меньше, чем любовник. А Илья… этот лживый бабник, инфантильный, озабоченный мерзавец, не способный… Ева сцепила зубы, чтобы просто остановить свой внутренний монолог. - Хочешь вернуться? - А? - У тебя испортилось настроение, - отметил Измаил с легкой, нервирующей полуулыбкой. – Появилось срочное дело? Ева опешила. Никакого дела у нее не было, и с чего вдруг Измаил взял, что… Нахмурившись, она уставилась на приближавшийся автобус №112. Его маршрут пролегал как раз через квартиру Ильи и Исаии. Исаия все свободное время проводил в Общине, а Илья, как Ева слышала от друзей Гризельды, едва там появлялся. - Извини, мне надо забрать кое-какие вещи из квартиры, - пробормотала она, подняв глаза на странно веселое лицо своего кавалера. – Прости еще раз, все было… не так плохо, как я думала. На это Измаил рассмеялся. Ничего не спрашивая и не говоря, он подвел Еву к уже принимавшему пассажиров автобусу и галантно помог подняться на первую ступень. - Твое время бесценно, - интимным шепотом произнес он на прощание и отступил, позволяя дверцам закрыться. Почему он позволил ей уйти одной, Ева так и не поняла, но была за это безмерно благодарна. А князь достал мобильный телефон. - Следить и не вмешиваться, - отдал он приказ, и Ной на том конце связи немедленно подтвердил, что наблюдение возобновлено. Вслед за автобусом №112 двинулась ничем непримечательный белый рефрижератор. … Ева стояла перед знакомой дверью со спутанными мыслями и еще более невнятными чувствами. Она боялась, что дома никого нет, она надеялась, что дома никого нет, она представляла, что скажет и как себя поведет, если дверь откроет Лариса. Ева достала ключ и впустила себя сама. Свет в квартире не горел, что совершенно ни о чем не говорило, учитывая, кто здесь проживал. Почти на ощупь Ева прошла в зал, не желая включать светильники, и где-то на полпути от порога к дивану, на котором она когда-то спала, задела ногой бутылку. Стекло звонко покатилось по ламинату, ошпарив слух резким, звонким звуком. Судя по запаху, бутылка была из-под водки. - Ева? Темный силуэт поднялся на диване, но даже хриплый со сна голос девушка узнала. Вздохнув, она отыскала окно и распахнула одну из плотных штор, впустив в комнату так необходимый ей свет. Тусклый и зыбкий он, тем не менее, позволил девушке увидеть еще несколько банок из-под пива на журнальном столике и того, кто их, очевидно, опустошил. Илья выглядел… помято. Волосы в полном беспорядке, белая рубашка в свежих, влажных пятнах, штаны наполовину расстегнутые, заспанное лицо и совершенно пьяные глаза, что глядели на Еву с каким-то многогранным чувством: словно Илья вот-вот расплачется, но он счастлив ее видеть и очень хочет немедленно раздеть и… покаяться во всех грехах. Как-то так, да. - Ты… что здесь?… - невпопад спросил он, спустив ноги на пол и приняв условно сидячее положение. - Вещи кое-какие надо забрать, - хмуро ответила Ева, а у самой сердце замерло, и стало как-то странно, до мурашек, холодно. - Какие вещи? – проморгался Илья, одной рукой с нажимом проведя по лицу, будто снимал сонливость вместе с опьянением. – Здесь нет твоих вещей. Его слова задели, и больно. Ева не знала, к чему ее могла подтолкнуть растревоженная обида, но Илья добавил: - Я все перебрал. Здесь больше нет вещей, на которых бы остался твой запах. Только этот диван. Но ты не за диваном? – казалось, спросил он совершенно серьезно. – Не забирай хотя бы его, а? Мне совсем плохо, Ев. - Вижу я, отчего тебе плохо, - проворчала девушка, оттолкнув ногой пустую бутылку. – Что праздновал? Свою женитьбу? Илья смешался, опустив взгляд на свои руки – на кольцо, что он купил для ЗАГСа. Они вместе сегодня ходили выбирать подходящие, и как только купили, Лара немедленно окольцевала его безымянный палец и требовательно подставила собственный. Илья надел ей кольцо. А два часа спустя напился. Ева подошла ближе и, несмотря на скудность освещения, разглядела золотой ободок. Муторное, злое чувство поднялось в ней и опало, оставив все внутри жаляще холодным. - Поздравляю, - выплюнула она, как проклятие, и, развернувшись, направилась к выходу. Чего она вообще ожидала? - Ты куда? Ева! – Илья тут же встрепенулся, подскочил с дивана и схватил сестру за руку. – Нет, подожди! Останься! - Убери от меня руки! – прошипела девушка, вывернувшись из чужой хватки. – Не смей! Не смей больше!.. Илья позволил рукам безвольно опасть вдоль тела, но стоило Еве сделать шаг, как он тут же обогнул ее, заслонив проход. - Пожалуйста, - попросил он хрипло, с болью глядя на сестру, которую так хотел, что сводило пальцы от желания просто еще раз прикоснуться. – Что мне сделать? Ева ему уже говорила. Тогда, когда услышала о беременной подружке. Он ужаснулся, а она сделала вид, что пошутила. Но больше никаких шуток. Ева хотела Илью. Целиком и полностью. Хотела для себя. Даже такого вот – пьяного и расстроенного, с кольцом на пальце. Чтобы смотрел только на нее, дышал только ею, и даже вопроса не должно было возникнуть, кого выбрать – ее или ту, что могла подарить ему единственного в жизни ребенка. Где-то там, в темном уголке сознания, Еве почудился смех Агарь. - У меня уже шея болит смотреть на тебя снизу вверх, - грозно произнесла она, влекомая смутным чувством бесчисленных дежавю. Тихий вздох сорвался с ее губ, когда Илья, как подкошенный, упал перед ней на колени. Он смотрел на нее блестящими от непролитых слез глазами, пьяный и запутавшийся. Прекрасный. И почти идеальный. От острого щемящего чувства Ева протянула руку к его лицу и мягко погладила по щеке. Илья прикрыл глаза, впитывая ласку. Но Еве этого было недостаточно. Не теперь. - Сними это дурацкое кольцо, - потребовала она. Илья взглянул на нее в растерянности, в сомнении, от которого девушку снова прошило то самое злое, тошнотворное чувство – слишком темное, чтобы оно могло зваться ревностью. С горьким смешком Ева опустила руку: - Ты сделал мне так больно. Звякнуло, отброшенное в сторону, золотое кольцо. Ева грустно улыбнулась, гадая, почему Илья не улавливает от нее этот фейерверк злого торжества, что творился в ней, пьяня голову. Самой себе она казалась бушующим ураганом, запертым в хрупкую стеклянную бутылку. И если она сорвется, Илью порежет осколками. …А если остановится, разлетится на кусочки сама. Она сделала крохотный шаг, что еще был между ними, и ступни ее оказались меж коленей Ильи. Ева обхватила его за голову и прижала к себе, тут же ощутив его руки на своем теле. Он так крепко обнял ее, будто хотел вдавить в себя и никогда более не быть разделенным. Ева чувствовала, как звенит от напряжения все его тело, и понимала, что лишь страх и раскаяние подпитывают его самоконтроль. В любой миг она могла развернуться и уйти, оставив его одного. И разве не так он сам с ней поступил? «Куда же делось мое собственное чувство вины?» - рассеянно задалась Ева вопросом и сразу же о нем забыла. Она гладила широкие плечи брата, ласково и бездумно перебирала пряди его коротких волос, и одного этого ей было бы достаточно, если бы не… …если бы хоть на минуту утихли ревность и боль. …если бы Измаил так странно не улыбался ей на прощание. …если бы она совершенно точно не изменилась. Ева отстранила от себя Илью, вгляделась в его испуганное, алчущее, отчаянно измученное выражение лица. Вздохнув, она выставила левую ногу, опустив стопу на колено брата, и слегка собрала складками подол, обнажив бедро. - Пей. О, и как сладко ей было видеть, как по телу Ильи прошла крупная дрожь, как он, словно оглушенный, медленно – благоговейно? – склонился и поцеловал ее колено; как ладонь его обхватила ее икру и стала поглаживать, ласкать, чуть сжимая. Как он весь подался вперед, прокладывая чувственную дорожку из поцелуев вверх, к бедру, и как одна рука беззастенчиво прошлась вдоль края ее трусиков. Ева держалась за его плечи, роняя тихие выдохи в такт его движениям. Краем глаза она уловила их отражение в зеркале шкафа-купе, и дрожь удовлетворения прокатилась по позвоночнику. На один острый, жалящий миг, когда клыки Ильи вошли в ее плоть, Ева утратила всякую разумную мысль. Была боль, и океан восторга, и она захлебывалась во всем этом, и если бы хватило сил хотя бы на простой вдох, она засмеялась бы. Измаил был прав. Этот странный, непонятный вампир прожил бездну лет, и то, что Ева только постигала, для него было очевидно, как в ясный, белый день. «Твое время бесценно». Да, бесценно. И незачем тратить его на обиды и слезы, на бессмысленную депрессию, лелея в душе глупую, самонадеянную надежду, что братья вдруг все осознают и сделают так, как она хочет. Нет, уж, Ева сама все сделает, сама все возьмет – или хотя бы попытается – но больше не станет корчить из себя жертву. Илья оторвался от ее раны, еще несколько раз собрал языком выступившую кровь и поднял на сестру горящий, практически трезвый взгляд серых глаз. У Евы все заныло внизу живота от предвкушения, но… - Нет. - «Нет»? Ева отстранила от себя брата, нетвердой походкой прошла в ванную, где хранилась аптечка, перевязала рану и смыла мазки крови с ноги. Усмехнувшись своему отражению, она вернулась в зал, где продолжал сидеть на полу Илья – может быть в чуть более развязной позе. Казалось, он просто источал секс. Выдохнув, Ева приблизилась к этому источнику почти животного магнетизма. - Почему «нет»? – спросил он, склонив голову. Ева облизала губы, раздумывая над ответом, и Илья принял это за приглашение. Он взял ее за руки и поочередно, медленно смакуя, поцеловал каждый пальчик. Он смотрел на нее и видел, как учащается ее дыхание, как подрагивают губы, как крохотной жилкой зачастила кровь на шее. И тем сильнее было его удивление, когда Ева резко высвободила руки, оттолкнув брата от себя. Его ошарашенному выражению лица она улыбнулась. - Завтра ты придешь ко мне, - голос ее смягчился, сделавшись бархатным полушепотом. – Завтра я услышу от тебя предложение, на которое смогу согласиться. - Ев… Но девушка приложила палец к губам брата, провела по ним, словно в невысказанном обещании, собрала из уголка рта кровь, мазнула ею по скуле и повторила: - Завтра.