Побег

      Г’Кар, тщетно пытаясь справиться с накатившей волной бешенства, посмотрел на стол, на котором стояли почти нетронутые блюда. И, не сдержавшись, сшиб все тарелки на пол одним взмахом руки. Они с грохотом разлетелись по всей комнате, а еще мгновение спустя в дверях показался встревоженный послушник, вопросительно уставившийся на него.       — Вели… гражданин Г’Кар, я… — забормотал он, увидев царивший в комнате беспорядок. — Я… могу быть чем-нибудь вам полезен?       Не дожидаясь ответа, он ринулся подбирать осколки тарелок, но Г’Кар его остановил.       — Не нужно. Я сам все уберу.       — Но…       — Я сам! — прорычал Г’Кар, сердито посмотрев на него. Молодой нарн аж отшатнулся, когда увидел выражение его лица.       — Как вам угодно… гражданин Г’Кар.       Послушник быстро поклонился.       — Быть может… больше не пускать сюда гражданина Тра’Кара? — осмелился предложить он.       Г’Кар резко взмахнул рукой.       — Нет-нет! Ни в коем случае. Это просто… — он на мгновение замолчал, потерев переносицу, — просто мы всегда так общаемся.       Послушник еще раз поклонился.       — На сегодня ты свободен, Ха’Дрок, — сказал Г’Кар, быстро вспомнив имя этого чрезмерно услужливого парня. — Когда ты действительно понадобишься, я тебя обязательно позову.       — Всегда рад служить вам! — молодой нарн смотрел на него преданным восторженным взглядом.       — Ступай же… — Г’Кар еле сдерживал себя. Еще не хватало сорвать зло на этом совершенно невинном юноше.              

***

             Он прибрался в комнате, стараясь позабыть о недавнем разговоре с кузеном. Но слова Тра’Кара продолжали звучать у него в ушах, причиняя боль.       Может, он и впрямь совершил ошибку, вернувшись сюда так рано? И Тра’Кар был прав, сказав, что ему не стоило снова сбивать народ с толку? Все эти безумные поклонники спокойно занимались бы своим делом, восстанавливали бы разрушенный родной мир, вместо того, чтобы сидеть возле его дома, распевая гимны и псалмы дни и ночи напролет. И Кха’Ри принимали бы решения, не дожидаясь его рекомендаций. Некоторым членам совета до сих пор не терпелось усадить его на трон, как верховного правителя. И то, что он был категорически против этого, их мало волновало. Им был нужен символ, идол, которому они могли бы поклоняться. Не живая личность, а новое божество во плоти.       Г’Кар содрогнулся, вспомнив о центаврианском императоре, одержимом такой же идеей. Нет-нет, только не это!       Покончив с уборкой, он прошел в свою спальню, зажег свечи, готовясь ко сну. Расстегнул и снял тяжелый кожаный жилет, потянулся за ночной рубашкой, но замер, уставившись на свое отражение в зеркале на стене.       Вряд ли последователи его учения выбрали бы на роль бога того, кто сломался во время пыток в центаврианской тюрьме. Тот, кто кричал перед императором Картажье, вряд ли достоин называться нарном. Как и тот, кто вступил в сговор с центаврианином, пусть и ради спасения родного мира.       Г’Кар вытянул руку и дотронулся до своего отражения в зеркале. Его левый глаз был выколот по приказу Картажье. Настоящий бог не может быть калекой. Да и верховный правитель тоже. Он — лицо своего народа и должен быть безупречен. И душой и телом.       Тот же, кто смотрел на него из зеркала, вовсе не был безупречным.       Г’Кар давно привык к своему новому облику, и большую часть времени это его не беспокоило. Но, вернувшись на Нарн, начал чувствовать себя все более неуверенно.       Возможно, потому что слишком много глаз смотрело на него. И это был его народ, его соотечественники, не инопланетяне. Чужаки, не родившиеся на этой планете, никогда не поймут, насколько важно для каждого нарна быть собой, быть частью своего мира и общества. Наверное, это пережиток прошлого, отголосок тех древних времен, когда самым страшным наказанием было изгнание. Изгоя переставали считать нарном, ставили в один ряд с животными, бездушными неразумными тварями. Никто не разговаривал с Потерянным, никто не давал ему кров и защиту, он лишался всех прав и привилегий. Ужасная участь, хуже, чем смерть…       Когда Г’Кар закричал в той комнате для пыток, то стал изгоем, Потерянным. Пустой оболочкой. Не нарном. Он пытался сказать об этом Моллари, но тот ничего не понял. И вряд ли когда-либо поймет. Моллари думал, что во всем виновата его проклятая нарнская гордость. Что он сопротивлялся из самолюбия, чтобы досадить ему.       Г’Кар тяжело вздохнул.       Потерянный не может занимать место верховного правителя. Не имеет права вести свой народ и решать его судьбу. У Потерянного нет души, нет достоинства и чести, нет ничего, что делало бы его нарном.       Он — ничто.       Вряд ли кто на Нарне знал, что на самом деле произошло во время его плена. Да, они видели, что центавриане жестоко пытали его, видели, как он разорвал цепи на суде перед Картажье. Понимали, что уход центавриан с Нарна сразу после этого был как-то связан с этим. Но подробности того заговора были известны только единицам.       Г’Кар знал, что и на Центавре об этом молчат. Огласка могла бы подорвать авторитет нынешнего императора.       Если советники Кха’Ри узнают, что он сломался в том плену, что он перестал быть нарном…       Г’Кар криво улыбнулся, рассматривая себя в зеркале.       О, они проклянут его, вне всякого сомнения.       Впрочем, иногда Г’Кар был готов поддаться такому искушению и сказать им правду. Стать изгоем официально, лишиться права на возвращение в родной мир навсегда… зато и поклонников больше не будет. Не будет этого безумия вокруг его книги. Весьма соблазнительно, да…       Он поднес руки к лицу и осторожно вынул глазной протез, выключил его и положил на стол. И снова посмотрел в зеркало. Все сразу стало другим. Мир с левой стороны как будто перестал существовать. Очень странное ощущение. Если правильно выбрать угол обзора, то можно видеть только половину этого мира и его обитателей.       Вот кто он на самом деле. Жалкая половинка.       Не нарн.       Потерянный.       Опустошенный.       Тем отвратительнее все это поклонение. Он не заслуживает этого. Тра’Кар был прав.       Странное дело, что его это беспокоило только в общении с нарнами.       Все два года, проведенных в странствиях с Литой Александер, Г’Кар не чувствовал себя Потерянным. Лишь иногда накатывало ощущение одиночества. Но не потерянности. Ведь Лита не была нарном. С ней он чувствовал себя спокойно. Ей не надо было доказывать что-либо. Но поскольку Лита не понимала, насколько это важно для него, заполнить пустоту в его душе она не могла.       Впрочем, и он не мог дать ей то, что нужно. Они оба были пусты внутри, каждый по-своему. Лита не могла забыть своего возлюбленного телепата, Байрона. Его смерть опустошила ее душу. Она не сразу открыла ему, насколько это ее затронуло. И Г’Кар не был уверен, что смог понять ее до конца.       Он закрыл единственный глаз, оставшись в темноте. И вспомнил те редкие моменты, когда они были вместе, тщетно пытаясь хоть как-то заполнить пустоту внутри себя. Убежать от невыносимого одиночества и забыться, отвлечься хотя бы на некоторое время. Ему нравилось чувствовать себя живым, прикасаясь к ее мягкому и нежному телу. Близость с ней напоминала ему о прежних днях на «Вавилоне 5» и всех тех женщинах, которых он знал. Что же до Литы… он до сих пор гадал, почему она иногда так тянулась к нему. Нарнский разум — не самое приятное место для земного телепата. Но он чувствовал, что ей это было очень нужно.       Просто быть с кем-то живым.       Едкие слова Тра’Кара снова зазвучали в его памяти.       Да, Лита вернулась к своим. К таким же телепатам, как она. Чтобы отомстить. Избавиться от этой пустоты внутри.       Г’Кар не был уверен, хотелось ли ему, чтобы ее затея удалась. Месть почти всегда разрушительна. А те разрушения, на которые была способна Лита Александер…       Он содрогнулся. За два года совместных странствий он успел многое понять об этом. И все еще помнил, как кричала та планета, на которую они попали в самом начале их приключений. Кричала, пока Лита выжигала ее сознание. Убивала ее.       «Нет, нельзя было ее отпускать», — подумал он горько в который раз.       С другой стороны, как он мог ее остановить?       Г’Кар накинул ночную рубашку, чуть поморщившись при виде беловатых шрамов, обезобразивших все его тело. И уже хотел лечь в постель, как услышал треньканье аппарата межзвездной связи. Звонок наверняка был важным, поскольку на все остальные каналы пришлось поставить блокировку.       — Да? — сказал он, вытянувшись на кровати и глядя в потолок.       — Гражданин Г’Кар… — он встрепенулся и сел, узнав голос Та’Лона. — До меня дошли вести о твоем возвращении.       — Та’Лон, старый друг! — радостно поприветствовал он его. Так приятно хоть иногда видеть знакомое лицо! — Я хотел заглянуть на «Вавилон 5», но не получилось.       — Думаю, это не беда, и мы еще сможем увидеться и поговорить, — улыбнулся Та’Лон с экрана. — Если, конечно, у тебя найдется время. Я слышал, у тебя здесь много дел.       — Да, и их становится с каждым часом все больше, — проворчал Г’Кар. — Я должен был связаться с тобой раньше.       — Не извиняйся, я прекрасно понимаю. Просто хотел поздороваться с тобой. Надеюсь, ты вернулся надолго? — последний вопрос Та’Лон задал очень осторожно.       Г’Кар чуть помрачнел.       — Надеюсь, что да. По крайней мере, мой корабль поставили в док на ремонт. Ему изрядно досталось за эти два года блужданий в глубоком космосе. Проклятые техники почти разобрали его на части, объясняя это тем, что надо все проверить. Так что я здесь застрял.       И он улыбнулся.       — Тогда я успею застать тебя на Нарне, когда прилечу с очередным визитом, — ответил Та’Лон, выдохнув.       — Буду рад видеть тебя, друг! — ответил Г’Кар. — Нам о многом надо поговорить.       — Могу представить. И сам сгораю от любопытства. Наверняка тебе удалось повидать много чего интересного в своих странствиях, — Та’Лон ухмыльнулся. — До встречи, Г’Кар! Не буду занимать твое время.       Экран погас.       — У вас еще сорок не прослушанных сообщений, — сообщил компьютер, когда Г’Кар потянулся, чтобы выключить его.       — Щрок! — пробормотал он, проведя рукой по лицу. — И все важные?       — Да, — ответил компьютер.       Г’Кар упал на кровать и подтянул подушку к животу. Сосчитал до трех.       — Хорошо, проиграй их, — сказал он обреченно.       — Сообщение от советника Д’Пара… — начал компьютер.       Где-то в середине перечня Г’Кар задремал.       — Привет, Г’Кар…       Знакомый голос заставил его дернуться и открыть глаз. Г’Кар потряс головой и посмотрел на экран.       — Слышала, что ты вернулся на Нарн. Рада знать, что ты в добром здравии. Со мной тоже все в порядке. Если вдруг найдешь свободное время, можно встретиться и поговорить.       Он уставился на лицо На’Тот на экране. И судорожно втянул в себя воздух.       Она слабо улыбалась. И выглядела почти такой, как раньше до плена. В глазах горел ироничный огонек. Наконец-то.       Г’Кар почувствовал, как внутри него все сжалось, а во рту стало сухо. Он старался поддерживать с ней связь с тех пор, как вызволил из центаврианского плена. В первый год это было нелегко: На’Тот сильно болела, выздоровление шло медленно, и каждый раз после разговора с ней по межзвездной связи его еще пару дней трясло от еле сдерживаемого гнева. На центавриан, на Моллари, на себя и на несправедливость вселенной. Разговоры эти были короткими, потому что у На’Тот не хватало ни физических, ни душевных сил на долгое общение. Но возможно это было и к лучшему, потому что Г’Кар не был уверен, что у него самого хватит сил бодриться и улыбаться больше десяти минут.       Но после того как он отправился в странствия с Литой, связываться с Нарном удавалось не всегда.       Он посмотрел на время получения сообщения. Щрок, оно пришло почти сутки назад!       Г’Кар тихо застонал, проклиная себя за невнимательность. Потом вскочил с постели, намереваясь ответить на сообщение, но вовремя остановился, осознав, что сейчас глубокая ночь. На’Тот точно не будет в восторге, если он позвонит ей именно сейчас.       — Завтра утром, — сказал он себе решительно, снова укладываясь в постель. — Я с ней свяжусь, и плевать на расписание!       — Сообщение от советника На’Рока… — снова затянул компьютер.       Г’Кар накрыл голову подушкой и зажмурился.