Побег

      Наверное, сказался тот факт, что уже несколько дней Г’Кар не мог основательно засесть за свои записки. И теперь, оказавшись в тишине и покое, ему удалось сосредоточиться на тексте. Сначала пришлось многое исправлять. Но постепенно скомканных и отброшенных листов становилось все меньше, а стопка исписанных страниц стала расти. Г’Кар писал, как одержимый, то и дело покусывая кончик пера. Он настолько погрузился в этот процесс, что не заметил, как наступил вечер.       Вой сирены за окном заставил его опомниться и поднять голову.       — Внимание всем гражданам Мокстока! Грозовое предупреждение! Грозовое предупреждение! Гроза второго уровня! Гроза второго уровня! — загремел голос на улице.       Г’Кар отложил перо и посмотрел в окно. Небо уже заметно потемнело, ветер стал сильнее.       — Пожалуйста, убедитесь, что окна в ваших домах плотно закрыты, — продолжал вещать голос.       Г’Кар вздохнул и подошел к окну, борясь с искушением выглянуть наружу и посмотреть на надвигающуюся новую бурю. Потом решительно задвинул ставни и проверил, что они закреплены надежно.       В комнате сразу стало совершенно темно.       — Свет! — сказал он, и небольшие лампы плавно замерцали, отбрасывая причудливые тени на стены.       Ветер за окном продолжал набирать силу, и Г’Кар слышал его унылое завывание, перемежающееся шелестом песка, швыряемого в стены и окна дома.       Он чувствовал усталость, проведя весь день в одной позе, согнувшись над записями. Но и остановиться не мог. Вдохновение — штука коварная и непредсказуемая. Но, раз уж оно пришло, нельзя от него отворачиваться или откладывать на потом. Г’Кар уже успел убедиться на личном опыте, что ничего хорошего из этого не выйдет.       Он решил еще раз вернуться к истории с «прахом», и попытаться вспомнить свое видение как можно подробнее. Если Лита права, и его оставил ворлонец…              

***

             За окном загрохотало с такой силой, что Г’Кар подскочил, чиркнув пером по бумаге.       — Щрок! — прошипел он, пытаясь понять, насколько испорчена запись.       Свет погас, и он оказался в полной темноте.       Ставни скрипнули, задрожав, и он услышал глухой удар в стену дома, как будто невидимый великан подошел и принялся стучать по нему огромным кулачищем.       — Щрок, щрок! — Г’Кар вытянул руки, пытаясь на ощупь найти свечу.       За окном творилось что-то невероятное: Г’Кар увидел в щель между ставнями очень яркую вспышку, а потом снова громыхнуло, еще сильнее, чем прежде.       Он многое повидал на своем веку, но должен был признать, что в темноте местная гроза выглядела крайне неприятной и жуткой.       Дом содрогнулся снова, ветер теперь ревел, как взбешенный ну’ток, стены дрожали, как будто этих ну’токов было целое стадо, и все они били своими рогами одновременно, явно желая сровнять это здание с землей.       После очередного громового раската, заставшего Г’Кара как раз при попытке зажечь свечу, он услышал — или ему показалось? — как кто-то вскрикнул где-то рядом, возможно в соседней комнате? А потом что-то с грохотом упало на пол.       Г’Кар мгновенно подобрался, насторожившись. Все-таки старые рефлексы невозможно истребить. Темнота, грохот и испуганный крик — все это вызвало воспоминания о детстве и бесконечных часах и днях, проведенных в катакомбах Г’Камазада, где приходилось пережидать бомбардировки центавриан. Будучи совсем юным, он боялся их. А потом, уже воюя в отряде Г’Стена, своего дяди, он чувствовал только жгучую ненависть к тем, кто загнал их под землю. К тем, кто лишил их света…       Он бросил свечу и ринулся к двери, воспользовавшись тем, что постепенно приспособился к царившему в доме мраку. У него было лучшее ночное зрение во всем отряде…       Г’Кар вышел в коридор и прислушался. Больше никто не кричал, только гроза продолжала бушевать снаружи. Но потом он услышал грохот, идущий откуда-то слева. И ринулся на звук.       Толкнув массивную дверь комнаты, он влетел внутрь, настороженно озираясь, готовый дать отпор в любой момент. И увидел, что окно распахнуто, ставни бешено хлопают, а ветер с дождем вперемешку уже учинил в комнате полный хаос, разметав вещи, которые оказались недостаточно тяжелыми, чтобы устоять на своих местах.       — Щрок! — проворчал он.       Окно осветилось яркой молнией, заставив его зажмуриться и отшатнуться назад. На мгновение ему показалось, что все вокруг залито огнем и вот–вот вспыхнет.       И тогда он снова услышал крик.       — Закрой! Пожалуйста, закрой его!       Обернувшись, Г’Кар увидел На’Тот, стоявшую у противоположной стены.       Она замерла, скорчившись и закрыв лицо руками.       — Закрой окно! — закричала она снова, раскачиваясь.       Г’Кар никогда еще не слышал такого ужаса в ее голосе. Честно говоря, он сомневался, что На’Тот вообще способна испытывать подобное чувство. Она в любой ситуации умудрялась оставаться поразительно хладнокровной. Конечно, бывали исключения, как во время инцидента с Джа’Дур, но там ужас наводила она.       — На’Тот, с тобой все в порядке? — спросил он растерянно. И подошел поближе, намереваясь успокоить ее.       Она опустила руки, посмотрев на него, и при вспышке молнии он увидел, что ее глаза были черными от расширенных зрачков, а щеки мокры от… слез?       — Это песок, — произнесла На’Тот, как будто почувствовав его удивление. — Прямо в глаза угодил, когда я пыталась захлопнуть ставни. Закрой же это проклятое окно!       Она пыталась говорить спокойно, но все равно сорвалась на крик под конец.       Г’Кар кивнул и отошел к окну, чтобы выполнить ее просьбу. Сделать это оказалось не так уж просто: ветер дул с ураганной силой, и дождь хлестал потоком. Г’Кар вымок и перемазался в грязи, пока смог дотянуться до ставней. Чтобы захлопнуть их, потребовалась немалая сила. Он почти сделал это, когда снова сверкнула молния, и почти сразу за ней ударил следующий раскат грома.       На’Тот позади него вскрикнула, но, увидев, что творилось снаружи, Г’Кар тоже не удержался от вопля.       Все небо осветилось так ярко, что перед его глазами заплясали черные точки. Г’Кар только успел заметить пробежавшие по горизонту ветвистые оранжевые молнии. А потом уши заложило от грохота.       Вслепую он захлопнул ставни и защелкнул задвижку. Поскользнулся на мокром полу в темноте и чуть не упал.       — А смотреть на грозу сверху не так страшно, как отсюда, — произнес он, чувствуя, что руки его мелко дрожат. И попытался улыбнуться.       На’Тот ничего ему не ответила, продолжая прижиматься к стене.       — Ненавижу это… — прошептала она, задыхаясь. — Ненавижу!       Г’Кар перестал улыбаться и остановился, не уверенный, стоит ли ему подходить к ней ближе.       — На’Тот… — осторожно произнес он.       — Со мной все в порядке! — заорала она, сердито посмотрев на него. — Просто я не могу это слышать! Не могу! Эта проклятая гроза сводит меня с ума!       — Я сейчас зажгу свет, — смущенно пробормотал он, попятившись.       — Да, так будет лучше, — кивнула она, судорожно вздохнув.       Г’Кар пошарил в темноте, пытаясь найти хотя бы одну свечу, не сброшенную на пол ветром.       — Видимо это никогда не пройдет, — сказала На’Тот, опустившись возле стены на корточки. — Наверное, забавно выглядит со стороны, не так ли?       Г’Кар подошел к ней.       — На’Тот, что ты говоришь такое? — негромко произнес он.       — Просто я думала, что смогу обойтись без трижды проклятого снотворного, — ответила она, и голос ее все еще дрожал. — Но ошибалась.       — Снотворного? — переспросил он тихо.       На’Тот кивнула, криво улыбнувшись.       — Да. Его мне прописали врачи, чтобы эти отвратительные грозы не так меня беспокоили. Иначе я не усну.       Она медленно выпрямилась.       — Сейчас попробую найти эти проклятые таблетки. Они действительно помогают. Но после них еще полдня ходишь, как неживая. За любое удовольствие надо платить, как ты знаешь…       Г’Кар поймал во мраке ее руку и сжал в своей. На’Тот мелко трясло.       — И… насколько часто случаются эти грозы? — хрипло спросил он.       Она качнула головой.       — В последние два года очень часто. Минбарцы запустили почти все свои установки. Говорят, это нужно просто… перетерпеть…       И она нервно хохотнула.       — Та’Лон не говорил мне про твою бессонницу и снотворное, — сказал Г’Кар, чувствуя, как все внутри него сжалось.       На’Тот улыбнулась, шагнув к нему ближе.       — Конечно, не говорил. Я заставила его поклясться, что он об этом тебе не скажет.       Г’Кар тихо выругался, укоризненно посмотрев на нее.       — И о чем еще он мне не сказал?!       — Это сейчас уже неважно, — сказала она, проведя рукой по его влажной от дождя щеке. — Осталась только бессонница. Это и в самом деле пустяк. Здесь, на Нарне, ею сейчас страдает каждый второй. Центавриане хорошо постарались, ты же знаешь…       И она опять усмехнулась.       — Но почему? — простонал Г’Кар, все еще расстроенный из-за того, что На’Тот ему сейчас сказала. — Если бы я знал…       — То что? — перебила она его, продолжая водить пальцами по его лицу в темноте. — Что бы ты тогда сделал, Г’Кар? Остановил грозу мановением руки? Бросил бы все свои великие дела и примчался сюда закрыть ставни?       Он молчал, сраженный горькой правдой в ее словах.       — Это только зря встревожило бы тебя, — мягко сказала она. — Бессонница — моя личная проблема, и рано или поздно я с ней разберусь. В конце концов, научилась же я снова ходить.       — Г’Кван! — прошептал он.       — Помнишь, что ты мне сказал, когда увез с Центавра? — спросила она, не сводя с него потемневших глаз. — О том, что мне предстоит долгая дорога к свету?       Он кивнул.       — Ты запомнила мои слова? Великий Г’Кван, я думал, что ты тогда была без сознания!       — Почти. Я слышала тебя как будто во сне. Но запомнила очень хорошо, как видишь… — На’Тот криво улыбнулась, и пальцы ее замерли на мгновение возле его левого виска. — Дорога была долгой. Но я почти одолела ее, Г’Кар.       Он вздохнул и взял ее за плечи, потянув к себе.       Но На’Тот неожиданно увернулась, отпрянув от него.       — Я в порядке, — сказала она. — И мне не нужны одолжения и милости от Великого Святого! — в ее голосе зазвенел гнев.       — А что насчет поддержки от простого гражданина Г’Кара? — тихо спросил он. — Ты и этого не примешь?       Она посмотрела на него более мягко.       — Боюсь, из меня получится неважная поклонница для Великого Святого. А тот гражданин Г’Кар, которого я знала, больше интересовался земными женщинами и прочими инопланетянками. Вряд ли его привлечет обычная нарнийка.       Он улыбнулся.       — Знаешь, я так давно не был с обычными нарнийками, что они кажутся мне не менее загадочными, чем инопланетянки. Это и привлекает больше всего…       На’Тот фыркнула.       — О, Г’Кар, неужели ты думаешь, что я поверю в то, что ты, будучи постоянно окружен толпой восторженных поклонниц, устоял против их напора? Ты же сейчас можешь заполучить себе любую из них, причем, красивее, моложе и здоровее, чем я, стоит только поманить…       — Тем не менее, я говорил правду, — сказал он негромко. — Но меня не интересуют поклонницы.       — Невероятно… — пробормотала она.       — Хочешь знать, почему? — прошептал Г’Кар, подтягивая ее к себе. На’Тот снова рванулась назад, и он едва не разжал руки, но потом опомнился, осознав, что и впрямь слишком долго общался с земными женщинами, которые вели себя совершенно иначе в подобных ситуациях. И он настолько привык подстраиваться под их привычки и традиции, что и сейчас действовал также.       Большинству земных женщин не нравилась нарнская чрезмерная настойчивость. Они считали такое поведение грубым и слишком агрессивным. И Г’Кар научился сдерживать свои порывы. В этом было что-то очень возбуждающее. Все эти игры в «да–нет». Многие инопланетные женщины, говоря «нет», часто подразумевали именно это. Нарнские же бросали отказ, как вызов, и проверяли, хватит ли у партнера духу ответить на него и продолжить флирт…       — И почему же? Потому что они недостаточно экзотичные для тебя? Слишком обычные? — спросила На’Тот ехидно.       Г’Кар заметил, что страх постепенно исчез из ее глаз, а улыбка стала более дерзкой.       — Потому что на самом деле им нужен не я, а мой идол, — ответил он. — Тот образ, который мои последователи так тщательно создают в своем воображении. Им нужен Великий Святой. Символ веры, идеальный и безупречный. Но я далек от идеала, как ты знаешь. Да, ни одна из поклонниц не отказала бы мне, если бы я вдруг попросил. Но что за удовольствие в такой легкой победе? Имею ли я право столь бесцеремонно пользоваться своей властью над ними? Если бы я принимал их предложения, то чувствовал бы себя вором… взявшим то, что на самом деле предназначалось не мне…       — Бедный гражданин Г’Кар… — пробормотала На’Тот, а потом вдруг перестала упираться и прильнула к нему, потеревшись носом о его шею. — В таком море всеобщего поклонения нетрудно запутаться, ты прав. И сложно понять, почему кто-то принимает твое предложение. Чтобы угодить Великому Святому? Или потому что этот кто-то действительно что-то чувствует по отношению к тебе? Но я скажу вот что: Великого Святого, так и быть, могу оставить поклонницам! Мне же вполне достаточно простого гражданина Г’Кара, пусть и далекого от идеала…       — Есть и еще одна причина, — хрипло добавил он, обнимая ее в темноте, вдыхая ее манящий запах, такой знакомый и родной. Ее тело было теплым и сильным. И он чувствовал теперь, как неистово колотится ее сердце.       А потом мерзкая волна страха пробежала по его спине, сковывая, вызывая дурноту. Наверное, лучше промолчать. Хотя бы на одну ночь снова стать нарном. Он ведь и впрямь совсем забыл, каково это…       Но не сказать было бы подлостью. И На’Тот этого не заслужила.       — И ты должна знать об этом, прежде чем… — прошептал он, чувствуя ее быстрый поцелуй на своей шее. Прикосновение губ было почти невесомым, очень осторожным и больше походило на вопрос, требующий подтверждения, нежели на предъявление прав.       — О чем же? — задыхаясь, спросила На’Тот, поглаживая его плечи. Он почувствовал, как теплые пальцы скользнули по его груди, проникая под рубашку, а потом спустились ниже, к животу, к сумке, и замерли на мгновение, как будто в нерешительности.       Г’Кар перехватил ее руку и мягко сжал в своей ладони.       — Когда я попал в плен к Картажье… — заговорил он, стараясь держаться спокойно, — тот приказал высечь меня электробичом. Потому что ему был нужен мой крик…       На’Тот внимательно смотрела на него.       — Да, я слышала, что тебе нанесли почти сорок ударов. Это верная смерть. Как же ты уцелел?       Г’Кар закрыл глаза. Вот и все. Но отступать назад уже поздно.       — Я выжил… потому что закричал, — ответил он медленно.       На’Тот молчала, и он боялся посмотреть на нее.       — Да, я сломался, — сказал он глухо. — И доставил императору удовольствие.       Он открыл глаза и посмотрел на нее.       — Я… сломался и перестал быть нарном, На’Тот. Я — Потерянный. Вот почему… я не могу… не имею права…       Он виновато улыбнулся и прижал к губам ее руку.       — Знаю, что поступил отвратительно, воспользовавшись твоим гостеприимством. Но зайти дальше было бы слишком… непростительно.       Г’Кар отпустил ее руку и медленно отодвинулся.       «Нельзя было мне сюда возвращаться, — подумал он тоскливо. — Надо было лететь на Минбар. Там никому нет дела до того, являешься ты нарном или нет…»       На’Тот смотрела куда-то в сторону, и Г’Кар подавил желание уйти, просто выскочить из ее дома прямо под грозу. У Потерянного нет чести, так что он может спокойно спасаться бегством. Но все-таки надо набраться храбрости и выслушать ее приговор…       Он увидел, что она повернулась к нему снова.       — Полагаю, у тебя была причина, чтобы поступить именно так, — сказала На’Тот негромко.       Г’Кар кивнул, сглотнув.       — Причина была, ты права. Но какое это имеет значение, когда…       Она прижала пальцы к его губам.       — Этого вполне достаточно. Я верю, что причина была очень важной, иначе бы ты не сдался. Я знаю.       — Но как ты можешь такое утверждать? — воскликнул он, но она снова коснулась его губ ладонью.       — Я видела, как ты держался, когда тебя пытал Ту’Пари. Еще на «Вавилоне 5», когда только начала работать с тобой.       Г’Кар изумленно уставился на нее.       — И я знаю, что ты бы не сломался. Ни за что.       — На’Тот… ты была там, видела это и ничего мне не сказала?!.. Я…       — Тебе нет нужды объяснять причину. Мне достаточно знать, что она есть.       — Но я же… Потерянный…       Он увидел, что она улыбается, горько и печально.       — Г’Кар, дорогой, как ты думаешь, много ли останется от нарна, если его посадить в тюремную камеру на цепь и продержать там почти два года?       Он молчал, приоткрыв рот, глядя на нее.       На’Тот снова поцеловала его, в этот раз более требовательно и уверенно. А потом добавила:       — Не думаю, что у меня есть право судить тебя. Я не Великая Святая и не герой войны за независимость. Я просто жалкая искалеченная пленница, не способная даже отомстить своим врагам, потому что они уже мертвы. Жить с мыслью об этом хуже, чем быть Потерянной. Возможно, я не заслуживаю права не только прикасаться к тебе, но даже разговаривать с тобой. Даже если ты вдруг и впрямь Потерянный, каким себя считаешь. Но, знаешь… в жизни Потерянных есть своя незатейливая прелесть — ведь они могут делать все, что им вздумается, и не бояться последствий. Потому что хуже уже не будет.