***
Лекция по западной литературе была первой из двух назначенных на сегодня, и девушку то и дело клонило в сон. Обычно Кёнсу вполне неплохо встает по утрам, да и сегодняшняя ночь никак не могла называться бессонной, но Кёнсу тем не менее еле раскрывает глаза, то и дело зевая, пока лектор как никогда монотонно вещал подготовленный заранее материал. Кёнсу мысленно корила себя за такое отношение к предмету (одному из любимых на самом деле), ведь была, в конце концов, вполне себе прилежным студентом, редко когда позволявшим себе просиживать штаны на лекциях просто так, но не сейчас. Сейчас она старательно пыталась прийти в чувства, то и дело легко похлопывая себя по щекам, в тщетных попытках прогнать сон. Однокурсники иногда косились на неё, окидывая странными взглядами источник внезапного постороннего шума. К концу полуторачасовой пары девушка едва разбирала, что говорил преподаватель, хотя тот говорил на ее родном языке. Голос мужчины убаюкивал и сливался в одно монотонное жужжание, напоминая сломанное радио. Голова от него гудела и казалась не менее сломанной, чем гипотетическое радио, но все то же радио продолжало вываливать свои задушенные помехи, и как бы Кёнсу ни старалась превратить эти помехи обратно в связную человеческую речь, у нее совсем не получалось. Голова от усилий болела сильнее, пульсируя разочарованием в висках, и к концу занятия девушка и вовсе перестала пытаться. Когда мужчина объявил об окончании лекции, Кёнсу не сразу сообразила, что нужно покинуть аудиторию, но как только до неё дошло, что большинство однокурсников уже покинули помещение, девушка тут же начала собираться, забрасывая вещи в сумку, вовсе не волнуясь о том, что листы тетради могут помяться, а содержимое пенала разлететься по сумке. Стоит ли говорить, что Кёнсу покинула аудиторию последней, заставив профессора задержаться в дверях, перед тем как закрыть просторную аудиторию, окинув одну из запомнившихся за год учениц обеспокоенным взглядом. Голова казалась какой-то тяжёлой, и отчего-то периодически звенело в ушах, и это ощущение усилилось, стоило Кёнсу только выйти в переполненный студентами коридор. Солнечный свет из огромных окон у кабинета практически ослепил, заставив девушку зажмуриться, морщась от головной боли, резко нахлынувшей с новой силой. Мысли давались с трудом, и Кёнсу, кое-как добравшаяся до больших кресел-мешков в чуть слабее освещенном уголке неподалёку, была безумно рада, что до следующей пары было чуть больше двух часов. Все-таки окна в расписании это одно из лучших изобретений деканата, как бы иногда не хотелось сбежать домой как можно раньше. Опустившись на мягкое вроде-как-кресло, Кёнсу прикрыла и глаза и смогла наконец-то спокойно выдохнуть. Благо лекция осталась всего одна, и сейчас у нее есть возможность набраться перед ней сил. А уж потом она придёт домой и, запив головную боль чаем, ляжет спать. Идеально! От мыслей об удобной кровати по телу расползлось тепло предвкушения, а затем сознание вырисовывает где-то на заднем плане две сильные горячие руки, обхватывающие талию Кёнсу на кровати, и тёплое дыхание в макушку. От этого становится на удивление легче дышать.***
«Кённи, малышка, ты как?» О, это голос Бэкхён раздается над ухом. Девушка присаживается на соседний мешок, обеспокоенно глядя на бледную подругу: — Выглядишь неважно. Кёнсу вымученно улыбается в ответ, стараясь не подавать виду, что чувствует себя отнюдь не лучшим образом: — Все в порядке, Бэк. Я просто устала немного. Сейчас посижу и все в порядке будет. А как твои дела? Бэкхён ласково улыбается, решая не трепать нервы подруге, видя, что та явно неважно себя чувствует. Она решает вечером заглянуть в гости к Кёнсу с пакетом лекарств и фруктов, предварительно наказав Чонину следить за подругой, а пока в качестве отвлекающего маневра заводит свой обычный разговор — описывает как вчера побывала с Чанёлем на очередном свидании, разбавляя хаотичное повествование периодическими дополнениями о том какой Чанёль милый и как он божественно выглядит в кожаной куртке ( «особенно в свете вечерних фонарей »). А ещё Чанёль позаботился о билетах на угловые места в один из последних рядов какого-то недавно вышедшего фильма в жанре не то фэнтэзи, не то научной фантастики, который Бэкки уже давно хотела посмотреть и «какой же мой Чанни чуткий!». Затем начались рассказы о нежных поцелуях в полутьме аудитории кинотеатра, пока главные герои пробираются сквозь зачарованный лес. Губы Чанёля были слегка влажными от малиновой газировки, что он попивал на протяжении фильма, вкус которой Бэкки, кажется, теперь полюбила всей душой. И вроде бы, они встречаются уже какое-то время и такие вещи должны бы войти в привычку, но несмотря на то, что Бэкки кажется такой боевой и уверенной в себе, нежные поцелуи, ласковые прикосновения и то, как Чанёль относится к ней, как смотрит на неё. Все это удивляет ее и частенько застает врасплох, ведь, хоть это и незаметно, Бэкки еще не привыкла к подобному после долгого отсутствия нормальных отношений. За фасадом самоуверенности и чего-то, что Кёнсу назвала бы бесстрашием, скрывается девчушка, чьё сердце взрывается любовью и счастьем при малейшем нежном жесте, не говоря уже о поцелуях. Да что уж там — Бэкки все еще не верит своему счастью. Как же она заполучила такое невероятное создание как Чанёль? — Он такой домашний, Кённи, я даже не знаю, как это описать.. рядом с ним я.. мне хватает только посмотреть на него, как все, что меня беспокоит улетучивается. Он всегда знает, что мне нужно, будто мысли читает. Кёнсу, я даже не верю, что мне настолько повезло с ним, — Бэкхён рассказывает об этом с теплом в голосе и ни в коем случае не хвастается, просто высказывает все то, что накопилось за последнее время и что ей самой еще предстояло обдумать. Сразу заметив, что с подругой явно что-то не так она сразу решила, что нужно делать: говорить. Потому что это у них явно не впервой, и когда Кёнсу себя неважно чувствует, с ней нужно говорить. Желательно до того момента, пока она не заснет, ну или хотя бы не расслабится — рассказы ни о чем обычно помогают ей прийти в себя. Роль оратора-успокоителя берет на себя Бэкки, заодно пользуясь шансом расставить все на полочки и в своей голове. Кёнсу даже не пытается обдумывать все то, что рассказывает ей подруга, просто позволяя словам течь в уши и не на долго задерживаясь, ускользать обратно в воздух. Голос Бэкхён расслабляет и убаюкивает как колыбельная, немного отгоняя головную боль и позволяя свободно вздохнуть. Сейчас то, как Бэкхён говорит о Чанёле почему-то напоминает Кёнсу горящую в темноте свечку — ее огонёк не велик, но он греет и светит, не достаточно, чтобы раздражать и ослепляющее светить в глаза, но настолько, чтобы гипнотизировать, отгоняя все страхи и проблемы. Наверное, это смешное сравнение, но Кёнсу не всегда с ними везет, особенно если голова как в тумане из-за простуды. После того как Бэкхён выдаёт что-то вроде «я даже не знаю, как его отблагодарить за все, что он для нас делает» , за спиной Бэкки будто из неоткуда появляется довольно улыбающийся Чанёль. Он опускается на корточки за своей девушкой, неожиданно для той оплетая ее своими теплыми руками. Бэкки вздрагивает, замирая на полуслове, осознавая, что буквально за мгновение до этого описывала своего парня, как самого нежного и ласкового, а еще то, как ее будоражит их близость и это осознание неожиданно заставляет Бэкхён сконфуженно покраснеть, когда ее «Чанни» опускается коленями на мешок позади Бэкки, прижимая ее к себе: — Тебе не нужно меня благодарить за такие вещи, Бэкки, потому что я люблю тебя. А еще я люблю, когда ты обо мне так рассказываешь, малышка, — разрешает недавно озвученный вроде-как-вопрос Чанель, игриво водя носом по тонкой шее своей девушки, глубоко вдыхая ее природный запах, смешанный с тонким ароматом ее любимого парфюма. Бэкхён неловко улыбается, застигнутая врасплох, и судорожно думает, как бы выкрутиться из ситуации. Обычно она не позволяла себе быть настолько девочкой рядом с Чанёлем, не показывая того щенячьего восторга, что накатывает на неё каждый раз, когда Чанёль поблизости или проявляет свою романтическую сторону. Обычно она принимала все с улыбкой, стараясь выглядеть взрослее, почему-то пряча свою наивную детскую часть — ведь кажется Чанёлю нравятся серьёзные взрослые девушки, которых он мог бы назвать своей королевой и ухаживать за ними соответственно, а не визжащий от радости щеночек, что едва ли не взрывается от обожания постоянно. Однако сегодня выкрутиться из ситуации не выходит, потому что никакого адекватного плана не приходит в голову, и Бэкки решает пустить все на «да к черту!» и перестать паниковать. Чанёль все равно узнает когда-нибудь, да и сегодня как-то не хочется изображать из себя мисс крутость. Бэкхён превращает смущенную улыбку в широкую, слегка повернув голову в сторону, чтобы краем глаза глянуть на любимое лицо. — Как это «так» ? Я просто говорю правду. Мой Чанни потрясающий, — воркует Бэкхён, чуть поворачиваясь в кольце рук, чтобы получить нежный поцелуй в висок, и Кёнсу практически видит, как вылетают из глаз подруги розовые сердечки, когда она смотрит на своего парня. Бэкхён довольно жмурится в его объятьях, и Кёнсу невольно засматривается на пару, а потом ощущает, как на мешок совсем рядом с ней опускается кто-то, но Кёнсу слишком загипнотизирована милующимися друзьями рядом чтобы обратить внимание. — Кажется, они счастливы, — говорит ей на ухо подоспевший Чонин. Кёнсу кивает ему в ответ все так же, не сводя глаз с пары, и улыбается. Чонин поудобнее усаживается рядом и отмахивается от настойчиво крутящего в мыслях «а ведь мы с тобой могли бы быть настолько же счастливы, Кёнсу-я» , которое едва ли не слетает с языка. Ничего, это ещё впереди, утешает себя Чонин, глядя на пару напротив. — Ладно, ладно, голубки! Хватит уже, а? Может поговорите наконец со своими друзьями? Бэкхён и Чанёль отрываются друг от друга, хихикая, и теперь эта встреча больше напоминает обычные перерывы между лекциями, и не вызывает то неловкое ощущение, что Чонин и Кёнсу случайно оказались на чужом свидании. Ребята какое-то время разговаривают о преподавателях, лекциях, домашних заданиях, но Кёнсу в разговоре не участвует и вовсе не помнит, что происходит позже. Чонин осознает, что что-то не так спустя пару минут после того как Бэкхен (а следом за ней и Чанёль) убегают на пары. Он слышит тихое сопение под боком: пока они разговаривали — точнее говорили в основном он и Чанёль, — Кёнсу успела уснуть. Чонин поправляет ее шелковистые волосы, сползшие на светлое личико, и растрепавшуюся челку. А потом Кёнсу, умудрившаяся свернуться калачиком в кресле-мешке, начинает ворочаться, так и не сумев найти удобную позу для сна. И это все почему-то так на неё не похоже — Чонин не сказал бы, что Кённи из тех, кто может заснуть где и как угодно, но она невероятно милая сейчас, когда еле слышно посапывает, когда причмокивает губами, когда ворочается и не может наконец улечься. Она снова причмокивает своими грешно пухлыми губами и слегка хмурит брови, строя недовольное личико, и продолжает попытки устроиться поудобнее. Чонин решает ей помочь: он аккуратно поднимается на ноги и протягивает руки к девушке, умудряясь незаметно для той поднять ее на руки. И это тоже необычно — Кёнсу всегда спала очень чутко. Но не время удивляться: миссия еще не окончена! Чонин медленно опускается обратно на мешок, почти сразу утопая в нем. Кёнсу оказывается уложенной на него сверху, но если Чонин полусидит, то Кёнсу поджимает колени к груди, лёжа на чужих коленях. Кёнсу слегка ёрзает, устраиваясь поудобнее, но спустя пару секунд успокаивается, прижимаясь к Чонину ближе. Она цепляется пальчиками за тонкий пуловер на его груди, и у Чонина сладко сжимается сердце, когда он ощущает, как девушка прижимается щекой к скрытой тканью коже поверх гулко бьющегося органа, именуемого сердцем. Кёнсу неосознанно кладет вторую руку на грудь, будто грея холодную ладошку, а Чонин обвивает ее талию левой рукой, придерживая. Кёнсу посапывает у него на руках, как маленькая утомленная девочка. Именно маленькой девочкой она кажется сейчас Чонину, когда он осматривает безмятежное личико и чуть приоткрытые пухлые губки. Свободной рукой он снова поправляет растрепавшиеся волосы и вновь не может оторвать взгляда от прелестного личика. Он плюет на свою лекцию, зная, что в случае чего его все равно отметят как присутствовавшего (благо однокурсники у него понимающие и в каком-то смысле изворотливые). Сейчас остаться здесь вместе с Кёнсу и стеречь ее бесценный сон мгновенно становится приоритетом номер один. Кёнсу вздрагивает и жмется сильнее. Чонин понимает, что девушке холодно и оглядывается вокруг в поисках чего-нибудь чем ее укрыть. Он дотягивается до своей кофты, принесенной сегодня в университет и прикрывает тонкие плечи девушки. Кёнсу заметно расслабляется, и Чонин не может сдержать расслабленного вздоха. Он не замечает, как течёт время и как медленно сам наклоняется все ближе и ближе. Чонин как зачарованный глядит на девичье лицо, осторожно отодвигая пальцами короткие пряди челки и абсолютно не отдавая себе в этом отчёта. Доли секунды уходят на то, чтобы договориться с самим собой, и вот уже его губы от нежной кожи отделяют жалкие миллиметры. Чонин осторожно касается разгоряченной кожи, нежно прижимая губы к бледному лбу. Сначала кажется, что он настолько взволнован, что горящая кожа ему только мерещится, но потом он все же осознает, что что-то не так. Совсем-совсем не так. . (И дело совсем не в том, что Чонин в последнее время все больше и больше нервничает, воруя тайные поцелуи, о существовании которых Кёнсу и не подозревает.) Чонин вновь прижимается губами к бледному лбу, и все верно: Кёнсу попросту горит. «Черт, вот это явно нехорошо!» думает Чонин, пока внутри него пока ещё медленно, но с каждой секундой все быстрее разгорается паника. Он понятия не имеет что нужно делать сейчас, сломя голову нестись домой вместе с Кёнсу? Разбудить ее и отвести на лекцию? Наверное, Кёнсу проголосовала бы за этот вариант. Оставить Кёнсу на Бэкхён, и бежать в аптеку? Нет, думает Чонин, оставить Кёнсу это вообще не вариант. Из трех идей он выбирает первую, отметая остальные хотя бы потому что ему не хочется. Ему не хочется оставлять Кёнсу, доверять ее кому-нибудь другому, даже если этот кто-то Бэкхён или Кёнсу собственной персоной. Теперь он чувствует жар, исходящий от девушки — самому смешно, что раньше он этого не заметил. «Слишком собой был занят, придурок!» думает Чонин, судорожно соображая, чтобы ему сделать сначала: позвонить Чанёлю, разбудить Кёнсу или подняться на ноги? Закончить мысль ему не даёт быстрое цоканье каблуков и спешащая в их сторону Бэкхён. «Ух ты, как тебе это удалось?» Взвизгивает Бэкхён, глядя на спящую Кёнсу. Никогда еще ее подруга не засыпала нигде кроме собственной кровати или же мест, премированных для сна. Она не может спать в автобусах или поездах, по пути куда-нибудь, не может заснуть на скамейке в парке. Девушка всегда боялась, что что-то обязательно случится: проедет остановку, кто-нибудь украдет у нее что-нибудь, если не ее саму, но вы только посмотрите на неё сейчас! Спит себе и ничего ее не смущает! Вот ведь чертовка! Чонин смотрит на Бэкхён слегка удивленно и как-то рефлекторно прижимает девушку ближе, в животном порыве защитить. А потом он делает страшные глаза, и Бэкхён замолкает, тут же понимая, что что-то не так. Не успевает Чонин и рта открыть, чтобы ввести девушку в курс дела, как Кёнсу начинает еле заметно ерзать и ещё реснички трепещут, она тут же притягивает кулачок, чтобы протереть сонные глаза, совершенно не заботясь о том, что вот-вот размажет тонкий слой туши на ресницах. Кёнсу зевает, опаляя горячим дыханием грудь Чонина, и это посылает по коже приятные мурашки прямо вниз живота. Ух это уже немного опасно. Чонин ничего не может поделать, но с теплейшей улыбкой смотрит на просыпающуюся девушку, и его абсолютно не волнуют странно поглядывающие на них студенты, крутящиеся вокруг. Он заворожен тем, как трепещут пушистые реснички и. Потом что-то, словно стукает его по лбу, и он смотрит уже обеспокоенно — Кёнсу все еще чертовски больна. «Доброе утро, Су» Шепчет Чонин, потому что после сна шёпот слышать приятнее всего: — Как ты себя чувствуешь, милая? Кёнсу прислушивается к своим ощущениям, но говорить, что на самом деле голова болит безумно, а в горле будто кошки все разодрали — абсолютно не хотелось. Поэтому вместо этого признания она выдыхает «хорошо» , растягивая губы в вымученной улыбке, стараясь выдать ее за самую обычную. Только вот Чонина так легко не проведёшь. — А ничего, что ты, бесценная моя, горишь, как Джонни Шторм? Мы едем домой. И Чонин знает, что Кёнсу вот-вот начнёт возражать, поэтому, не дав той и слова сказать, он прижимает к ее пухлым губам указательный палец, прерывая еще не начавшийся поток слов. Он повторяет тихо, но четко: — Мы. Едем. Домой. После этих слов он поднимается с Кёнсу на руках, заставляя девушку прижаться сильнее и испуганно охнуть. Бэкхён во все глаза наблюдает за парой, глядя как парень без особых усилий уносит ее лучшую подругу. Единственное, что ей остается делать — взять чужие вещи и отправиться следом.***
— ТЫ С УМА СОШЛА?! — нет, Бэкхён явно не стоило все рассказывать, думает Кёнсу, умилительно прикрывая ушки ладонями: слишком громко, голова начинает болеть сильнее. — Бэкки, все в порядке. — Да ты горишь! — Ладно-ладно, Бэк, хватит. Я уже везу Кёнсу домой, — встревает Чонин. И Бэкхён поражена насколько мужественно он сейчас ведет себя: как без лишних мыслей унес ее от аудитории и как заботится о Кёнсу, что между прочим, еле-еле стоит на ногах. — Если не сложно, зайди после лекции в аптеку, купи жаропонижающее, чувствую, его понадобится много, — говорит Чонин, и никто даже подумать не может что сейчас в его голове царит полный хаос, в котором воспаленной опухолью разрывается мысль «нужно добраться до дома» . Он понятия не имеет как лечить больных (даже себя не может вылечить, о чем вы?). Из университета они выходят спустя пять минут, на Кёнсу две куртки и Чониновский шарф, и она делает всего десяток шагов по улице, пока Чонин не сажает ее в такси. Всю дорогу до дома Кёнсу виновато поглядывает на Чонина, пока тот читает что-то в телефоне (Кёнсу слишком устала чтобы пытаться понять, что именно) приобнимая ее, что позволяет ей удобно уложить голову ему на плечо. Водитель странно поглядывает на них (так кажется только Кёнсу на самом деле), и Кёнсу считает лучшим выходом просто прикрыть глаза и позволить себе немножко отдохнуть. А то голова болит. По приходу домой Чонин не позволяет Кёнсу на долго задержаться в прихожей: стоит ей стянуть обувь, как парень ведет ее прямиком в спальню и сажает на кровать. Он достаёт из шкафа пару тёплых носочков и длиннющий теплый свитер и это то, что Кёнсу сейчас нужно: ей холодно и, кажется, ее слегка знобит. Чонин будто читает ее мысли. — Переоденься, пока я схожу за пледом и сделаю чай, — говорит Чонин тихо, и Кёнсу безумно стыдно и кажется, что Чонин на неё зол (на самом деле совсем не так). Она начинает стягивает с себя чужие вещи, и Чонину безумно хочется помочь. Он видит, как дрожат чужие пальцы, как все даётся Кёнсу с трудом, но просто не может помочь потому что, если начнёт, это смутит Кёнсу еще больше. Он ждет приличное количество времени, чтобы быть уверенным, что Кёнсу явно переоделась, и заходит в комнату уже с пледом, коробочкой лекарств и большой кружкой малинового чая, кое-как удерживая это все в руках. Кёнсу к тому времени уже лежит под одеялом, свернувшись калачиком, и следит за ним сонными глазами. Чонин ставит коробочку с лекарствами на тумбу и помогает ей сесть, заодно накрывая еще и теплым пледом. Кружка чая тоже ждет своей очереди на тумбочке, но сначала Чонин просто протягивает девушке градусник. Пару минут спустя, Кёнсу протягивает ему градусник обратно, и Чонин озвучивает результат: — 39,8. Доигралась, дурочка.