Одноразовая жизнь

К четырём часам столовая пустела; большая часть персонала больницы приходила сюда около часу-двух. Сейчас же столы стояли свободные, мало где можно было увидеть таких же припозднившихся одиночек. Дима расплатился на кассе, взял поднос и устроился возле стены. Немноголюдное помещение вызывало странные чувства: с одной стороны, пустота и покинутость, с другой – простор и свобода. По большому счёту Дима был только рад, что можно побыть одному. Не нужно подстраиваться под общий разговор, поддерживать тему, придумывать остроумные ответы. Можно остаться наедине с самим собой и думать о том, о чём самому хочется думать. И так в течение дня приходится сталкиваться со многими людьми, их переживаниями, болезнями и расстройствами. – А вот и наш лирический герой, – раздалось у него за спиной. – О чём задумался, о бренности существования? Обладатель нарушившего Димкин покой голоса обошёл стол и сел напротив. Валерий Петрович, как обычно, был не один: на соседний стул пристроился его вечный компаньон Алексей. Сходные должности, сходный возраст, общие проблемы – отчего бы двум врачам не водить дружбу? – Да, не мудрено задуматься о смысле существования после бесед со старушками, – Алексей зачерпнул ложкой суп. – У тебя, Дим, должно быть ангельское терпение, чтобы такие разговоры выдерживать. От бабульки, из-за разговоров с которой Диме пришлось припозднится с обедом, позавчера уехала соседка по палате: выписалась домой, к родным. Старушка сидела в одиночестве в общем холле и с грустью смотрела телевизор. В тех вопросах, что она задавала Диме – про каналы, про ремонт на третьем этаже, про пост медсестры и распорядок дня – так и читалось: «Поговорите же со мной кто-нибудь… Что же я такая брошенная и никому не нужная?» Бабушки народ такой – только дай им возможность выговориться, они долго тебя не отпустят. Кажется, часа полтора пришлось с ней просидеть. Хотя Дима, конечно, знал, на что шёл. По правде сказать, старушка не ныла и не жаловалась на «молодёжь», как зачастую бывает. Рассказывала про свою долгую жизнь, про то, где побывала: и на Байкале, и в Сибири, и на Кавказе, и в Поволжье, и на Дальнем Востоке, и много где ещё. По молодости ходила в геологические экспедиции – искали какие-то редкие породы. У Димки в голове их названия не задержались, а вот бабушка их до сих пор помнила и всё рассказывала про свои камушки, как и поездки, города и людей, необычных и интересных. «И чего молодые все за границу-то рвутся? Страна же большая такая, и везде разная. И жизни не хватит всё объехать, всё посмотреть, – сетовала бабушка, – А им Испании, Греции, Европы подавай. Ну чего, там, скажите, чего?» Сравнивать заграницу с родными просторами Дима не стал, потому что толком не видел ни того, ни другого. Школа, медвуз, шесть лет зубрёжки, интернатура, ординатура, суточные смены в кардиологическом отделении – некогда было путешествовать, да и не особо хотелось, наверное. Сейчас же старушка осталась одна: один сын в Канаде, другой – в Таиланде. У дочки с мужем свой бизнес, постоянные разъезды, работа с утра до ночи, навещать родных некогда. «Она всё спрашивает, может надо чего, может купить чего. А чего в таком возрасте-то нужно? Был бы рядом только кто», – вздыхала бабушка. – Стариков надо жалеть, – веско заявил Валерий Петрович, перемешивая подливку с гречкой. – Молодец, пионер, хвалю. В его фразе Диме померещилась усмешка, но отвечать он не стал. – Главное не перебарщивать, – продолжил собеседник. – Много своих проблем и забот, если ещё и чужие взваливать – так и вовсе сгореть можно. – Возможно, – согласился Дима. – Меньше разговоров, больше дела. Лечить же главное, а не успокаивать... – Нет, – возразил Александр, – лечить надо тоже с умом. Ты вот с ней поговорил, у неё теперь и давленьице нормализуется, и лекарства вдруг помогать начнут, и медсестер она донимать не будет. Всё отделение тебе спасибо скажет. Он хлебнул морса и продолжил: – Но ко всему надо относиться проще. Слишком уж ты близко к сердцу всё принимаешь. – Да как-то обстановка располагает, – возразил Дима. – Болезни, старость, слабость. То кто-то умрёт, то приступ случится. Не получается не по-другому. – Не получается – так учись! – поддержал приятеля Валерий Петрович. – А то думаешь, семь лет отучился и хватит? Нет, брат, жизнь – штука сложная, и жить ещё учиться надо. Привыкать, справляться, радость находить. Отчего думаешь про врачей так много шуток? Заняться людям нечем, анекдоты придумывать? Нет – отвлечься стараются, найти весёлые стороны, не вязнуть в негативе. – Учиться, – повторил Дима. – И так много чему учиться приходится. Или от того, что я начну байки травить, мне сразу оперировать дадут? Оперировать – в последнее время это желание становилось для Димы всё больше идеей фикс. И Алексей, и Валерий Петрович – заслуженные врачи, хирурги первой категории. "Золотые руки", "Столько людей спасли!" – говорят про таких, обязательно качая при этом головой. Диме бы тоже хотелось стать хирургом экстра-класса, но орудовать скальпелем ему толком не давали; в лучшем случае – асcистировать. Большую же часть его работы составляли обходы, подбор лекарств и заполнение кучи бумаг. Экстренная помощь на его долю тоже впадала, но это было немного не то. – Не то чтобы связь прямая, но ты подумай, – Валерий Петрович подвинул поднос, – шутку так сразу не вспомнишь и не придумаешь. Голову напрягать надо. А чтобы за чужие жизни отвечать, соображать надо уметь и хорошо, и быстро, и в любой ситуации. Так что это тоже показатель, в некотором роде. – А ты сам-то сможешь сейчас что-нибудь весёлое рассказать? – хмыкнул Алексей. Валерий Петрович задумался. – Ну, вот, например был случай, – произнёс он. – Раздобыли как-то работяги с одного завода канистру спирта; то ли стащили где, то ли не использовали выделенное по назначению. Но медицинский спирт, или технический – им известно не было. А технический, как нам известно, пить нельзя. Так мужики решили проверить… на собаках. Купили вскладчину "Педигри", вымочили в спирте и дали песикам. Собаки видать голодные были, сразу всё смели. Посмотрели на них работяги минут десять-пятнадцать и решили, что, раз подопытные за этот срок не подохли, значит, спирт пить можно. Приняли, развеселились, а потом глядь – собачки-то уже не бегают, на полянке рядком лежат. У работяг сразу паника, похватались за головы, давай себе "скорую" вызывать. Приехал врач, видит – признаков отравления нет. Спрашивает, с чего мол решили, что спирт для питья непригоден. Те ему на собак и показали. Пошёл, значит, доктор смотреть, что с бедными животными стало. А день был солнечный, жарко, и собачек на самом-то деле просто сморило. Приблизился к ним врач, а они как вскочили да кинулись с лаем в рассыпную. Доктора чуть инфаркт не хватил. Алкоголиков он такими матами покрыл, которых они раньше даже от бригадира не слышали. Хотел было им штраф за ложный вызов вкатить, но потом передумал. Забрал в качестве компенсации канистру со спиртом. Он же медицинский – пригодится. Валерий Петрович подмигнул и обратился к приятелю: – А теперь, Леша, твоя очередь. Алексей долго молчал, но потом нашёл, чем ответить: – Раз уж ты про алкоголиков начал, я тоже про одного из них расскажу. Жил-был один пьянчужка запойный. То напивался вусмерть, то завязать пытался. Мучился от угрызений совести, и потому жену с детьми подарками постоянно задабривал. Так вот, пришёл он однажды домой пораньше, навеселе и не с пустыми руками: с хомяком в клетке. Назвать хомяка решил он Филимон. Имя забавным ему показалось. Зашёл, значит, пьянчужка в квартиру, видит – никого. Ну он и пошёл на кухню, ещё чуток усугубить. Поставил Филимона рядом с микроволновкой, налил себе стакан и выпил. Дочка же у этого пьянчужки увлекалась всяким спиритизмом: в привидений верила, в жизнь загробную, духов всё пыталась призвать. Вот младший брат с приятелями и решили над ней подшутить. Записали они на диск реплики «духа», с паузами, чтобы можно было свои вопросы вставлять, прорепетировали спиритический сеанс, да спрятали проигрыватель за микроволновкой. А сами пошли погулять, пока сестры дома не было. Вот этот самый проигрыватель наш пьянчужка и задел, когда клетку с хомяком пристраивал. Только успел он стакан хлопнуть, как слышит со стороны микроволновки загробный голос: «Кто решился побеспокоить мой бессмертный дух?» Пьянчужка вытаращился на хомяка, а потом спрашивает: «Это ты, что ли, Филимон?» «Я повелитель тьмы, страха и ночи! Трепещи, вызвавший меня смертный!» Мужик сглотнул: «Да я же не сделал ничего такого…» «Поздно каяться! И пощады не проси!» Вот так они с и разговаривали, пока запись не кончилась. Как раз к этому моменту пришла домой жена. Видит муж сидит на кухне пьяный, бледный и утверждает, что с ним хомяк разговаривал, который не хомяк вовсе, а повелитель тьмы и страха Филимон. «Совсем до белой горячки допился, алкоголик!» – воскликнула жена, кинула сумки на пол и давай мужу «03» вызывать. К счастью, когда мужика повязали и хотели уже в психушку везти, домой сын с друзьями пришёл. Услышав про голос повелителя тьмы со стороны микроволновки, они про неудавшуюся шутку и рассказали, да диск с начала послушать поставили. Сестру правда разыграть им уже никто не дал. Валерий Петрович фыркнул: – Ты эту сказку сам придумал? – Основано на реальных событиях! – парировал Алексей. – Никак сам хомяк Филимон рассказал, – вставил Дима. Валерий Петрович усмехнулся: – Вот, видишь, ты уже шутить начал. Продолжай в том же духе. А то после того как твой Гореликов ушёл, ты совсем захирел. – Да никакой он не мой, – буркнул Дима. Гореликова он никогда особо не любил. Просто надо было с кем-то держаться, не быть же всё время одному. Вот Валерий Петрович с Алексеем ходят парой, и Дима с Гореликовым старались вместе. Просто больше было не с кем. – Чего ты кстати с ним в платную клинику не пошёл, – спросил Алексей, а потом добавил: – Или не звал он тебя? – Звал, – кивнул Дима, нахмурившись. Сомнение в голосе Алексей его задело. – Так чего не пошёл? – повторил за компаньоном Валерий Петрович. – Наверняка же больше предложили. – Больше, не больше – какая разница? – вопросом на вопрос ответил Дима. – Вы ведь тоже никуда не уходите. Хотя наверняка могли бы больше найти. – Мы – это дело другое, – покачал головой Валерий Петрович. – Здесь у нас положение есть, статус. А в другой клинике, частной особенно, кто мы будем? Да никто. Не нравится работник – выгнал, взял нового. Да и потом, тяжело сниматься с насиженного места и отправляться в свободное плаванье, когда тебе за сорок, у тебя семья и дети. – А как насчёт лечить всех, а не только тех, кто может за это заплатить? – спросил Дима. – Врачебный долг, клятва Гиппократа, обязательства перед обществом? – И это есть, – согласился Валерий Петрович, – но, всё-таки, в меньшей степени. «В меньшей степени, чем у меня, или в меньшей степени, чем привычка к насиженному месту?» – хотел было спросить Дима, но не стал. – Ладно, пора нам, – Валерий Петрович поднялся. – Пойдём, что ли, Алексей. Делу время, как говорится. Он взял поднос и напоследок сказал Диме: – А ты слегка умерь свой романтичный настрой; и байки учи. А там посмотрим, может и правда пора тебя дальше двигать. «Байки, – отстранёно подумал Дима. – Надо учить байки»