Одноразовая жизнь

Круглая кнопка лифта вспыхнула приветливым оранжевым огоньком, заставив кабину деловито загудеть и двинуться на первый этаж. Прислонившись плечом к стене, Дима вздохнул с облегчением: утром лифт не работал, а подниматься по лестнице после рабочего дня не хотелось совершенно. На улице уже стемнело, и в тёмно-фиолетовом окне над первым пролётом не видно было ничего, кроме чередующихся квадратиков кафеля на полу, да объёмистой колонны мусоропровода. Казалось бы, весна постепенно вступает в свои права, день становится длиннее, но возвращаться домой засветло по-прежнему не получалось. Сегодняшний разговор со старушкой шёл, безусловно, за счёт Диминого личного времени: от выполнения основных обязанностей его никто не освобождал. Пришлось задержаться и ехать домой уже по темноте. Дочка одной знакомой как-то поделилась с Димой гипотезой, почему зимой день короче, чем летом: потому что свет замерзает, превращаясь в снег вместе с водой. Именно поэтому, если зачерпнуть рыхлую белую кашицу варежкой и посмотреть на неё вблизи, видно, как она блестит тысячей искорок. Ещё девочка утверждала, что, когда вырастет, обязательно станет известной детской писательницей. «Как Астрид Лингред», – деловито произносила она, словно гордясь тем, что умеет выговаривать такое сложное имя. Может и станет – кто знает? Не все же оставляют свои детские мечты, кто-то становится знаменитым писателем, музыкантом или актёром. Дима попытался вспомнить: кем он хотел стать, когда был маленьким? Да кем только не хотел: археологом, разведчиком, космонавтом, экологом. Но это всё в совсем юном возрасте, к старшим классам школы с выбором профессии он уже более-менее определился. Наверно, основную роль сыграло то, что у отца были связи в медицине, поэтому родители решили двигать Димку именно по этой стезе. Зная его юношеское стремление к высоким идеалам, они сумели убедить его, что жизнь человека – величайшая ценность, а сохранять и поддерживать её – самое благородное дело. И никакие пожарные и спецназовцы рядом не стояли. В конце концов, если Дима захочет, то будучи врачом, он легко сможет устроиться в МЧС. К последнему курсу, впрочем, мысли работать в МЧС Дима оставил: и повзрослел, и профессией своей проникся. К тому же отец помог ему устроиться в хорошее место на время интернатуры, а потом на постоянную работу в сосудистую хирургию. На тот момент они уже встречались с Мариной, и Дима уже успел понять, что Москва – это город обеспеченности и соблазнов; а значит совсем без денег здесь никак. Двери лифта разъехались неожиданно, попытавшись вернуть Диму из потока воспоминаний в реальный мир. Сколько уже лет он день за днём заходит в одну и ту же кабину и нажимает одну и ту же кнопку с цифрой «девять»? Время постепенно утекает в бесконечность, а жизнь, по сути, меняется не больше, чем этот старый лифт. Школа, институт, работа – и всё те же пластиковые стенки, маскирующиеся под дерево, плоская белая лампа на потолке, да надписи чёрным или синим маркером, хоть и с изменяющимися словами, но всё так же не несущие никакого смысла. «Кояn», «Динамо – мусорная яма», «Ня! не шутя», «Цой жив», «siski» и что-то уж совершенно неразборчивое... Наверно, каждое поколение подростков пытается таким образом оставить в истории след о себе и своём мировоззрении. Зря: всё равно все надписи сотрутся или от времени, или стараниями уборщицы, а вместо них появятся новые, написанные другим почерком, под действием других впечатлений и других стремлений. На одной из стен в лифте висело зеркало, и отражение в нём было единственным, что принципиально изменилось за всё то время, что Димка жил в этом доме. Сейчас оно было уставшим, небритым, с засаленными волосами и нахмуренным лбом. Суточное дежурство и напряженная работа на этой неделе служили некоторым оправданием неухоженному внешнему виду, но зеркало навязчиво убеждало хотя бы сегодня залезть под душ и привести себя в порядок. А то даже непонятно, как Маринка терпит рядом с собой в кровати такое чудовище. Мысли о ненаглядной тут же напомнили, что послезавтра – Восьмое марта, а у него нет не только подарка, но даже идей на его тему. Наверно, стоит позвонить Любе: задушевная Маринкина подружка скорее всего знает, чего та хочет. Да и в подарках, как и в жизненных удовольствиях вообще, Любаша разбирается хорошо. Именно она затащила Марину на танцы. В любом случае, подарок придётся покупать завтра после работы. Праздник, выпадающий на субботу, переносится на понедельник, и, значит, забрать машину из сервиса до вторника не получится. В выходные Маринка, скорее всего, с полным правом потребует куда-нибудь вместе пойти или съездить в гости к её родителям; а ещё было бы неплохо успеть поменять кран в ванной. Димка закрыл глаза и оперся спиной об скользкий пластик стены. Не сегодня. Всё это не сегодня. Поужинать, принять душ и завалиться спать – таковы Димины планы на ближайшее будущее. Что его мечтам не суждено сбыться, Дима понял, сразу как зашёл в прихожую. Марина сидела за столом на кухни, разглядывала разложенную перед ней игру и что-то живо обсуждала с собеседником, невидимым за холодильником из коридора. Незнакомец, составляющий Марине компанию оказался Диминого возраста или чуть-чуть помладше. Он был пошире Димы в плечах, привлекательнее (по крайней мере так показалось Диме), и, самое главное, меньше загруженный проблемами и тяжёлыми мыслями. Он не выглядел сосредоточенным на игре, проявляя больше интереса к сидящей напротив милой девушке, чем к фишкам с иероглифами и расчерченному на прямоугольники деревянному полю. Броско краситься на работу Марина себе не позволяла, но перед уроками танцев по вторникам и четвергам макияж она всегда наносила тщательно. Румяна на скулах, тени на веках, длинные чёрные ресницы, подведённые глаза, бордовая помада – чести любоваться весь вечер на её яркую внешность, вкупе с милой блузочкой, удостоился не Димка, а, притащенный, судя по всему, с танцев, кавалер. – Димочка, привет. А мы тут в Сёги решили поиграть. Кажется, заигрались, – Маринка оторвала взгляд от брошюрки с правилами. – Сколько времени? – Пол-одиннадцатого или около того. Когда я из метро выходил, было десять пятнадцать. – А из больницы когда уехал? – продолжила допрос Марина. – Вероятно, тогда, когда было нужно, – вступился за Димку незнакомец, который, впрочем, тут же представился, – Владислав. Влад. Рад познакомиться с надеждой отечественной медицины. Дима вяло пожал протянутую ладонь и никак не отреагировал на то ли шутку, то ли лесть незваного гостя. – Ладно. Садись – Марина вспорхнула с кухонной табуретки. – Поиграть за меня хочешь, пока я ужин приготовлю? Димка отрицательно мотнул головой. – Я правил не знаю. И разбираться не охота. Не буду вам мешать, пойду лучше отдохну, – Димка развернулся и оставил Маринку с гостем наедине. Помимо той комнаты, в которой стояла их с Мариной кровать, в квартире была ещё одна, поменьше. На раскладном диване в ней обычно спали загостившиеся друзья, но Дима искренне понадеялся, что ненаглядная не предложит Владу остаться на ночь. «Доработался, эскулап? – промелькнуло у Димы в голове, когда он устроился на кровати, откинув голову на подушку и упёршись взглядом в потрескавшуюся штукатурку на потолке. – Пока ты на работе торчишь допоздна, твоя драгоценная, дабы не скучать одной, приглашает домой приятных молодых людей». Нет, Дима и мысли не допускал, что они тут без него занимались чем-то, имеющим хоть отдалённое отношение к измене. Но кто знает: сегодня они играют в экзотическую настольную игру, завтра Влад позовёт её в кино, а послезавтра Маринка решит, что ей нужен не чокнутый трудоголик, а человек, который не грузит себя чужими проблемами, проводит вечера дома и знает толк в развлечениях. В прихожей в это время послушался шум и приглушённый разговор, из которого Дима разобрал только Маринину фразу: «Прости, дурацкая была идея». Влад, по-видимому, собрался уходить. Не проводить гостя было бы уже совсем невежливо и Дима, собрав волю в кулак, заставил себя слезть с кровати и выползти в коридор. Влад застёгивал молнию на кожаной куртке. – Уходишь? – Да, поздно уже. Не хочу утомлять хозяев, – Маринин приятель второй раз за вечер протянул ладонь для рукопожатия и слегка виновато улыбнулся. Дима почему-то обратил внимание, что глаза у припозднившегося гостя были тёмно-карие, и взгляд его в тусклом свете лампочки показался очень тёплыми. Предлагать Владу остаться, однако, всё равно не хотелось, так что Дима просто дождался, когда ненаглядная закроет за гостем дверь, и поплёлся за ней на кухню. Выглядела Маринка расстроенной: под прядкой на её лбу изогнулась неглубокая морщинка, и фишки она собирала, не глядя на Диму. Кажется, негостеприимное поведение по отношению к Владу её задело. Диму снова кольнула ревность. – Интересная игра? – он взял одну фишку, чтобы разглядеть её поближе. Деревянный пятиугольник, похожий на миниатюрный обелиск, с чёрной надписью не то на японском, не то на китайском, или каком-то ещё восточном языке. Странная вещь эти иероглифы: и не картинка, и не буква. Пара знаков – и уже слово, которое в русском переводе на такой маленькой пластинке не поместится. – На шахматы похожи, только с японским антуражем, – Марина отобрала у Димки деревяшку и положила к остальным, аккуратными стопочками собранным в коробку, – Мы с Владом, на самом деле, и одной партии не сыграли: долго с правилами разбирались. – Антураж Влад, похоже, любит? И танцует, наверно, хорошо? Марина неопределённо пожала плечами. – С чего ты взял, что он с танцев? – она сняла с сушилки тарелку с мелкими оранжевыми цветочками. Диме почему-то вспомнилось, что оранжевый – любимый Маринкин цвет. – Так ты будешь ужинать? – Нет, я не голоден, – есть Диме уже, и правда, совсем не хотелось. – А откуда он ещё может быть, если не с танцев? – продолжил он. – Не думаю, что ты бы стала с парнем на улице знакомиться. – С работы, например? – Он не похож на врача. Слишком счастливый и довольный жизнью. – А врачи обязательно должны быть как ты: хмурые и негостеприимные? – Маринка села на стул напротив Димы, положив на короткую юбочку руки, сцепленные в замок. – Если делают свою работу с полной отдачей – то да. – И ты считаешь, что это хорошо? Если оно идёт ущерб себе и своим близким? Маринкины упрёки были абсолютно справедливы: внимания ей Дима в последнее время уделял мало. После увольнения Гореликова нагрузка на всех оставшихся в отделении возросла значительно, и не было никакой уверенности, что в ближайшее время ситуация изменится. Заведующего постоянно что-то не устраивало во всех приходящих кандидатах: то малое количество опыта, то серьга в ухе, то нерусский акцент. – Может и не хорошо, – Дима пожал плечами. – Но я не могу сейчас ничего с этим поделать. Если ещё и я уволюсь, остальным совсем тяжело придётся. – Разберутся как-нибудь, взрослые же люди! Или пусть тоже уходят. Может, если ваш Сергей Владимирович остаётся в одиночестве, он начнёт о чём-то задумываться. Дима не нашёлся, что ответить. Марина вздохнула и попыталась перевести разговор на другую тему: – Ты зря не захотел пообщаться с Владом, он очень интересный человек. Здорово сумел мне настроение поднять. Я подумала, может и тебе развеяться поможет. – Так ты его домой привела, чтобы он меня развлекал или тебя? – В первую очередь – тебя. Мне показалось, вы сойдётесь характерами. – Вряд ли. Он выглядит слишком несерьёзным. – Так вот и хорошо! Это ты серьёзен с излишком. Никуда не ходишь, ни с кем не общаешься, думаешь только о работе. Человек, который поможет тебе относится ко всему легче – именно то, что нужно. – Мне вполне хватает тебя, – хмыкнул Дима. Марина поджала губы. – Если ты забыл, я работаю в онкологии, – напомнила она. – Медсестрой, – добавил Дима. – Не важно! Даже медсестрой туда так просто не возьмут. И работать тоже приходится, а не только развлекаться, как Любке. – Тем не менее силы и время общаться с бездельниками у тебя остаются. – Если ты о Любе, то мне не нравится, что ты о ней так отзываешься. И если о Владе – тоже. – Я гляжу, он запал тебе в душу? – поинтересовался Дима. – Представь себе, да. – Девушки любят легкомысленных, зато интересных парней? Умеющих танцевать и играть в Сёги? – Девушки не любят тех, кто судит о людях, ничего о них не зная, – Марина резко встала и отошла к раковине. – Я знаю, что он поздно вечером любезничал с моей благоверной – этого достаточно, чтобы испытывать к нему неприязнь. – Я тебе не «благоверная». Мы неженаты, – фыркнула Марина. – Что ты хочешь этим сказать? Что мы ничего друг другу не должны? Хоть и живём пять лет вместе? – Я имела в виду только то, что «благоверная» – значит «супруга», а мы с тобой не расписаны. А отнюдь не то, что мне это даёт право гулять направо и налево. И меня обижает, что ты можешь так обо мне думать. Когда Марина сердится, она становится ещё красивее. Красивая и сердитая, взвинтившаяся из-за мелочей. Женщины… – Мариш, я просто уточнил, что ты вкладываешь в слово «неженаты». И в мыслях не было, что ты тут с кем-то без меня трахалась... Когда такие вещи непроизвольно слетают с языка, Диме хочется его себе отрезать. Тупым скальпелем, без наркоза. Потому что грубостей на эту тему Маринка не переносит. Дима попытался её обнять, но она вывернулась. – Ты стал невыносим в последнее время. По-хорошему сейчас надо извиниться. Да нет, скорее даже выпрашивать прощение и обещать, что больше ни словом, ни делом её не обидит. И будет приходить домой раньше, и времени с ней проводить больше. Только это будет вранье: сколько раз давал слово, столько раз его не сдерживал. Слишком устал, слишком всё осточертело, и как бы он не старался себя контролировать, накопившийся негатив прорывался наружу. – Прости. Я не хотел. – Я, может быть, тоже много чего не хочу? Вот жить с тобой, например, мне хочется всё меньше и меньше. Можно снова сказать ей, что это всё из-за сильной нагрузки в больнице – в конце концов, так оно и есть – и попросить потерпеть ещё чуть-чуть. Но сколько раз он это уже говорил? Время идёт, ничего не меняется, и не факт, что вообще когда-нибудь изменится. – Как знаешь. – Отлично. Я пошла складывать вещи. Дима ошалел. – Не поздновато ли для переезда? – единственное, что ему удалось из себя выдавить. – Теперь это не твои проблемы, – Марина повернулась к нему спиной и вышла из кухни. Димка подошёл к окну и через мутноватое стекло посмотрел на улицу. Внизу, по мокрому асфальту вяло ползли машины. Где-то вдалеке лаял пёс, скорее всего бездомный. Один фонарик из длинной цепочки огней вдоль дороги грустно моргнул и погас. Сложно сказать, сколько Дима так простоял, ни о чём не думая, но, когда он вернулся в комнату, Маринка уже собрала сумку и заканчивала говорить по телефону. – Люб, не твоё это дело. Если можно у тебя переночевать – хорошо, иначе я кому-нибудь ещё позвоню. Нет, не надо меня встречать, я сама дойду. Кто с хулиганами лучше справится – ещё вопрос. Всё, жди через час. – Давай я тебя провожу? – значительно лучше было бы если бы Димка сказал «подвести», но, он, нерадивый хозяин, времени забрать свою «хонду» из сервиса на этой неделе так и не нашёл. – Не надо, – Марина накинула на плечо лямку спортивной сумки. – За остальным потом вернусь. Смены только подберу, чтобы с тобой не пересекаться. – Мариш, поздно уже, не стоит тебе одной по улицам ходить, – Дима взял девушку за запястье. – Это тебе не стоит знать, где я теперь живу. И у Любки адрес не спрашивай. Пока Марина надевала пальто, Диме подумалось, что она бывает такая же упрямая, как и он сам. Если решила окончательно с ним порвать – ни Дима, ни Любка, ни кто-либо ещё не убедит её вернуться. – Прощай. Дверь сама закрою, не утруждайся, – со связки ключей в её руке на Диму прощально посмотрела ушастая мышка с розовым носиком. Замок защёлкнулся, и Дима остался один в квартире, которая начала казаться безумно пустой. «Доволен, надежда отечественной медицины? Можешь теперь жениться на своей работе». К чёрту душ, всё к чёрту. Завтра в восемь надо быть в больнице. Дима проверил будильник и завалился спать, не раздеваясь. *** … солёный бриз бодрил вместе с долетавшие из-за борта редкими брызгами. Где-то рядом шумели волны, призывая не трусить и дать отпор. Дима сжал в ладони холодный эфес и ринулся в наступление. – Эй-эй, – воскликнул было Влад, но тут же схватился за свой меч. Димин клинок наткнулся на звонкую преграду. Следующую атаку Влад тоже отбил, ещё от одной – увернулся; меч проскользнул в паре сантиметров от его рубашки. Удар, шаг, разворот, ещё шаг, подсечка – всё восприятие мира сузилось до двух скрещивающихся клинков. Морской воздух заполнился свистом лезвий и лязгом металла. Блок, финт, успеть увернуться и перехватить меч – дуэль обещала быть не из лёгких. Дима вскочил на бочку и схватился рукой за канат. Влад атаковал, чуть было не рубанув его по колену; Дима осыпал противника ударами сверху. Присяд, смена траектории, защита… Дышать становилось всё труднее; усталость дала о себе знать. Владу приходилось не легче: он взмок и по его лицу катились капли пота. Удар, ещё удар… не останавливаться и не терять концентрацию… Влад лихо перерубил канат, Дима лишился опоры и кубарем полетел вниз. Спасительный клинок отразил меч противника в последний момент. – Зараза, – просипел Димка, вскакивая на ноги. – От такого слышу, – парировал Влад. «Так ничего не выйдет, – мелькнуло в голове у Димы, – Надо измотать противника». Он притворился отступающим. Битва стала смещаться к корме. Взмах меча, блок, ещё один – главное вынудить Влада нападать, тратя при этом максимум усилий. Ступать среди груды набитых тюков было сложно. Любой неосторожный шаг мог привести к падению. Принцип «лежачего не бьют» здесь не действует – это Дима уже выяснил. Отойдя ещё чуть-чуть назад, он упёрся в борт. Тактика, тем не менее, сработала: то ли Влад устал, то ли расслабился – его движения стали более вялыми. Обманным ударом Дима сумел отвлечь внимание противника в сторону. Следующий выпад проскользнул по рукаву Влада. На серой ткани выступила кровь… – Хватит! – где-то закричала Маринка. – Совсем как мальчишки! Дима вздрогнул и проснулся. Ни моря, ни Марины, ни меча поблизости не оказалось. Только будильник, противно возвестивший о начале трудового дня.