Прошу тебя остаться

Последний день перед Рождественскими каникулами. Все ученики Хогвартса уже ждут не дождутся этого времени: когда все забирают вещи и едут к своим близким. Кажется, одна Гермиона не могла найти себе места в радостной толпе однокурсников. Если бы девушка ехала к родителям, была бы, несомненно, рада. Но она едет к Малфоям. В этот ужасный подвал, жильцы которого называют его домом. Видеть их несносносных жителей и Нарциссу. Последняя была более и менее терпимой. Она, по крайней мере, не лезла с советами, правилами и неприязнью. "Миссис Малфой очень стойкая, раз выдерживала своего ненормального мужа и не менее чудного сынка" - подумала Гермиона, сидя библиотеке. Там было тихо сегодня, библиотека пустовала. За малое время девушка успела прочитать больше трёх книг, объёмом в больше ста страниц. Всё раздражало. Скоро, через несколько часов Гермиона уедет в Малфой-мэнор и проведёт там все каникулы. Это, наверняка, будет ужасно. По крайней мере, девушка так думала. Драко не попадался на её глаза по нормальному делу. Дежурили они порознь и это радовало. Так было намного лучше: не видеть его ухмылки, не слышать издёвок. Да вот только потом, в его доме, она должна будет пользоваться всеми правилами, которые присылал ей Люциус и за это, в какой-то мере, Гермиона была благодарна, хм, своему свёкру. "Свёкор..." - произнесла девушка, как бы пробуя на вкус новое слово. Хотя, этим словом она точно не будет называть прошлого Пожирателя Смерти. Как бы Люциус, как не пытался показать безразличие к невесте сына, у него это не получалось. Он волновался. Странно как-то говорить это, но он волновался из-за свадьбы наверняка больше, чем сама невеста. А вот как раз Гермиона ничего не чувствовала. Ни чувство долга, ни чувство любви к ней так и не произошло, да и она пустила ситуацию на самотёк. В последнее время девушка немного изменилась: стала наглее и смелее. Хотя, куда ещё смелее, чем она есть? Она уже не вспоминала чёртова Рона, который теперь женат на Лаванде Браун. Этого можно было ожидать. Джинни вот уже неделю комментирует этот брак, как издевательство над родными. Она сказала, что Молли прислала письмо, в котором подробно написано, как Лаванда всех достала. Да и сама Джинни особой радости не проявляла. Ну а Гермионе, после нескольких грустных дней, от этой новости было ни жарко, ни холодно. Одним словом, на несостоявшегося мужа она лила моря безразличия. Её, почему-то, это не задело, а даже наоборот. Она думала, что была права. Доказала сама себе, что Рон Уизли тот ещё кобель, который через день после того разговора сказал, что его возлюбленная Парвати Патил. Теперь же было две версии произошедшего: либо он засранец, либо лгун. К первому Гермиона склонялась больше, но это так - к слову. Девушка даже представить не могла эти серые будни, когда она будет просыпаться, может даже с Малфоем в одной комнате. Бр... Это, наверно, ужасно. - Что ты тут сидишь, Грейнджер? Ждёшь особого приглашения? - в библиотеку зашёл Драко. - Нет, Малфой. Я ждала, когда ты меня спросишь. Тем более скоро я стану миссис Малфой, и ты не будешь иметь право называть меня по девичьей фамилии, - хмыкнула Гермиона, пытаясь углубится в чтение. - Ну, знаешь ли, если ты этого ждёшь... Мне будет страшно с тобой в одном доме, Грейнджер, - подозрительно промурлыкал парень, пытаясь подойти к девушке на один шаг. - Ты всегда был трусом, - пожала плечами девушка. А Драко сделал ещё один шаг и ещё... Что он делает? - Не смей меня так называть, - очень опасное расстояние, - Для меня ты всегда будешь грязной Грейнджер, не способной ни на что, кроме зубрёжке учебников. И это - ты. Посмотри вокруг: ты сидишь в чахлой библиотеке, в которой никого нет. И сидишь, так, к слову, одна. Ты - низшее. И чтобы ты не делала, как бы ты не старалась: ты не станешь аристократкой. Даже эльфы в моём доме воспитаннее тебя. И тебе не место в моём доме. - А знаешь, - девушка прикусила губу, - Сказать честно? - Как есть, - выплюнул парень, смотря прямо в зажжённые глаза Гермиона. Та в это время переборола себя, чтобы показать глупость. Сейчас главное для девушки было показать его превосходство, а потом, уже в кругу его семьи, она будет вести себя как идеал. Ну, по крайней мере, на людях. Эта идея пришла недавно в её смышленую голову, как раз в библиотеке, и подал её, кстати, Малфой. Своим приказным тоном он сам приговорил себя к медленной, очень медленной казни и это смешило шатенку. "Пусть этот переменчивый ублюдок побудет дураком. А хотя, зачем я это делаю? Ах, да. Чтобы повеселиться. Как же это надо делать" - девушка улыбнулась, за что схлопотала неодобрительный взгляд Драко. "Сукин сын..." - пронеслось в голове у Гермионы за считанные секунды до того, как она нашла ответ. - Мне от того, что ты сказал, ни холодно, ни жарко, - она специфически развернулась и положила книгу на полку, - Мне всё равно на тебя и на твою сбрендившую семейку. И ещё. Грязный тут только ты! Драко не успел ничего ответить или возразить. Гермиона рывком выбежала из библиотеке, и теперь юноша сидел здесь один. * * * - Отец, мы пришли, - холодно бросил Малфой-младший, появившись в кабинете своего отца. - А где твоя невеста? - Люциус разбирал какие-то важные бумажки. Вид у него, надо сказать, был не очень. - Я здесь, мистер Малфой. Доброго времени суток, - девушка с лучезарной улыбкой осветила унылый кабинет волшебника. Шатенка была одета в зелёное платье до пола, которое очень ей шло. Гермиона наклонила голову вниз, в знак очередного приветствия, - Рада, что застала Вас здесь. - Здравствуйте, мисс Грейнджер. Вижу, те правила пошли Вам на пользу. Вы намного лучше выглядите со стороны. Это радует, - Малфой-старший осмотрел девушку с головы до ног, - А платье Вам, конечно же, Драко подарил? Гермиона задумалась. - Конечно же он. Драко много чего мне дарит. Он прекрасен, - с блеском в глазах ответила гриффиндорка. А парень поперхнулся и поймал себя на мысли, что Гермиона - хорошая актриса. И да, как бы не хотелось этого признавать, она его выручила. Но не безвозмездно же. Это же Грейнджер. Но она его выручила, а это значит, что от отца ему сегодня не влетит. - Это прекрасное платье. У него есть вкус. А теперь, - Люциус запнулся, - можете идти в спальню. - Отец, если я правильно понял, ты сказал: спальню. То есть, одну спальню? - Драко заговорил. Молчать просто нет смысла, да и нервов тоже. - Конечно. Вы же жених и невеста. Как же ещё? - Ну да, точно. Как я забыл? - съязвил Малфой и, взяв за руку ошарашенную Гермиону, поднялся по лестнице. Они подошли к зеленоватой двери и открыли её. Комната была большая, в слизеринских цветах. Долго молчать не пришлось. Зазвонил телефон и девушка, не понимая, зачем ей звонит приёмная мать, взяла трубку. - Да, мама, - Гермионе не пришлось выдавливать это слово по отношению к этой женщине. Кто бы что не говорил, её настоящая мать - это она. В трубке молчали, - Алло. - Здравствуйте. Кем Вы приходитесь мистеру и миссис Грейнджер? - незнакомый голос сипло произнёс знакомые имена. - Я их дочь. А что? - голос Гермионы дрожал. - Приношу свои соболезнования. Ваши родители мертвы. Самолёт, в котором они летели, потерпел катастрофу. Извините. Под небесным куполом, как рождественские игрушки на ёлках, развеселись зимующие здесь птицы. Магическая Британия пустовала: на улицах было ужасно холодно, а машины сковались прозрачным льдом. Для смельчаков, которые всё же решились выйти на мороз, скрипел недавно выпавший снег, как бы напоминая, что зима только началась. На окнах домов рисовал только что прибывший иней, раскрашивая окна, как пасхальные яйца, только одним цветом. Лишь под тёплым одеялом ощущался уют с ложкой тепла, которое поливало мёрзлый вечер горячим молоком. На дорогах появился надоедливый гололёд. Девушка провела подушечкой пальца по замёрзшему стеклу. Уже темнело, а та никак не могла успокоится, и даже тёплое одеяло с кружкой шоколада не согревали взволнованную девушку. "Они погибли... Люди, которые растили меня, как родную, погибли. Мерлин, разве это честно? Почему? Почему они должны погибнуть, когда по свету ещё гуляют Пожиратели Смерти. Разве мои родители заслужили такой смерти? Разве?" - из заплаканных глаз градом текли надоедливые слёзы, как воспоминание того, что родных у девушки больше нет. Солёная вода скатывалась по пунцовой щеке и спускалась по горлу, в котором стоял ком. Несправедливость в последнее время окружала девушку повсюду и, можно сказать, висела на её хрупких плечах. Раньше казалось, что измена Рона была самым горьким в её жизни, и, в какой-то степени, она была права. Тогда девушка и представить не могла, что придётся терять кого-то ещё. А тем более Их. Родители... - Ты чего? - подал голос Драко, видя что с девушкой что-то не то, - С ума сходишь, Грейнджер? - Заткнись, Малфой, - отрезала Гермиона, поворачиваясь к окну, - У меня голова кружится... - Бедняжка, - парень сделал щенячьи глазки, - И что теперь? - Я сказала заткнуться! Или ты хочешь, чтобы твой папочка узнал откуда у меня это платье? - Ага! Шантаж! - Я сказала: у меня болит голова. - Ладно-ладно, - отступил Драко, - А кто звонил нашей чистокровке? - С маминого телефона звонили, - с почти слезами проговорила девушка, поднимая глаза на блондина. У того в глазах что-то сверкнуло. Искра зажглась в холодно серых глазах. - Магловская нечисть? - девушка подошла к Драко и схватила за руку, сильно дёрнув режущую кожу. Она была в бешенстве и до необратимого эффекта довёл её Малфой. Он ускоряет казнь. - Не смей. Её. Так. Называть, - прошипела Гермиона наклоняясь к уху юноши, - Они погибли... Последние слова они выдавила из себя уже с жалящими слезами. Сердце сильно сжималось, как будто его катали в ком и теперь бросали по сырому полю. Было больнее обычного. "Идиот... " - Гермиона отпустила его руку и посмотрела в глаза. В них читалось смесь ненависти и отчуждения с каплей сожаления. Девушка выбежала из тёмной комнаты и помчалась вниз. "Маглы сдохли... Грейнджер обидно. Я делаю успехи. И мне не жалко её!" - уверял себя парень, не стараясь повторить мысли вслух. Девушка забежала в большой зал, по середине которого стоял Омут Памяти. "Я же была с родителями. Хоть какие-то воспоминания должны быть. Должны!" - слеза Гермионы упала в омут и оставляя следы, будто в воду капнули темной краской. Девушка окунула в омут с головой... " - Гермиона, милая, давай спать! - молодая женщина уложила девочку с каштановыми кудрявыми волосами на кровать, - Уже поздно. - Но я не хочу! - выкрикнула девочка, надувая губы. Гермиона знала ту женщину. Это была мама, - Еще слишком рано, мама! Ещё даже солнышко не легло бай-бай. - Это уже луна. А солнце уже давно спит, и ты давай, - женщина улыбнулась и обняла дочку, - Спокойной ночи! Женщина вышла из комнаты, а девочка зарылась в тёплое одеяло. Этот момент длился так долго. " Отрывок памяти закончился. Девушка, чье лицо было еще мокрым от предыдущего плача, не удержала скользкую воду в глазах. Неужели это всё кончилось? Эти милые поцелуи по утрам и завтрак из под руки любящей матери. Неужели? Слёзы лились, а все искали по дому наверняка заблудившуюся девушку. А та в это время мечтала о том, чтобы вновь увидеть своих родителей. Девушка, чьи каштановые волосы рассыпались по хрупким плечам, вздрогнула. Воспоминания были сильными, слишком сильными, чтобы их упустить. Раньше бы ей казалось это сумасшествием: сидеть вот так, и воспринять близких себе людей, как воспоминания. Но теперь, когда кроме воспоминаний никого и нет, это кажется вполне объяснимом. Наверно, каждый бы хотел вспомнить самые важные моменты, увидеть их в живую, но, увы, такое никогда не случится. А возможно, это к лучшему? Гермиона трансгрессировала в простой магловский город, где по вечерам играли маленькие оркестры с флейтами и гитарами. Главное сейчас было спокойствие, которое витало в слоях атмосферы, перебиваясь по количеству с азотом. Воздух в городе был холодным, едва досягаемым при небольшом вздохе. Воздух, который было так тяжело вдохнуть, будто дыхательные пути перегораживала перегородка. Звуки флейт разносились по улицам, плавное, пересекающееся с гитарой, созвучие давало невообразимые аккорды, составленные на мелодичных октавах. Такие завораживающие сознание мелодии, такие нежные и своевременные. Даже морозный ветер переставал дуть в эти минуты, в минуты, когда всё стихало, кроме инструментов и снега. Музыка вином лилась по улицам, оставляя сладковатый привкус. Спокойствие отдавалось всем: даже тот же снег шёл в такт мелодиям. Гермиона успокоилась, за столько времени по-настоящему. Боль улетучивалась, к сердцу приливали жизненные силы. Лёгкий холод щекотал кожу, веки тяжелели под таким блаженством. Надо же, раньше девушке и в голову не пришло бы отдаться такому занятию, как слушание музыки. Это было прекрасно, как будто мурашки прыгали по коже со скоростью света, обволакивая хозяйку в мечты. А музыка продолжалась, такая трогательная, аж до слёз. Уносила все воспоминания... Уроки музыки давались ей легко, особенно, когда с ней занимался мистер Конфи. Фортепиано было прекрасным инструментом выражения всего того, чего ты не можешь сказать или высказать, чего ты никогда не откроешь и всегда будешь хранить. Наслаждаться этим можно было вечно, впрочем, как и любым другим инструментом. Они были великолепны, все до единого. Гермиона ходила по аллеям и садам, которые, в свою очередь, были очень красивы в зимний вечер. Шёл снег. Такой белый, пушистый, кружащий в воздухе и покрывающий землю первым слоем одеяла. Молочные облака стали багряными, солнце ещё не до конца ушло в закат. Девушка протянула ладонь перед собой. Снег таял на её тёплых руках. Сейчас Гермиона вспомнила, что не взяла палочку. Девушка закрыла шоколадные глаза и глубоко вздохнула холодный воздух, тот быстро побежал по дыхательным трубкам. Дышать было тяжело, хотя и воздух был чистым. Сердце стучало в два раза быстрее, перебивая привычное дыхание. Найти бы лечение, да только проблема: его нет. Смерть родителей останется в памяти девушки, как бы та не хотела его забыть. Забыть тот чёртов разговор и уйти. Зачем жить... Для кого? Для Рона, который предал, или для родителей, которых больше нет? Для кого?! Или для Гарри, который ни разу даже не прислал ничтожного письма, хотя бы с простым словом "привет", или для семьи своего мужа, то бишь Малфоя, который что и думает, как бы избавиться от неё? Нет. Девушка услышала, будто кто-то воет, там, за кустами. Движением руки она отодвинула мешавшие пройти ветки и посмотрела на то, что доносило эти звуки. Это была кошка. Её глаза были расцарапаны, такие маленькие глазки, которые ничего не видели. Гермиона провела рукой по грязной шерсти и посмотрела на свою руку. На руке, словно полосы от пережатия, красная кровь. Кошка была при смерти, дышала очень тяжело и животом. "Беременна..." - с грустью заметила шатенка и взяла искусанное собаками животное на руки. Кошка всё ещё дышала, не видела и лизала Гермионе ладонь. При смерти от совершенно незнакомого человека беззащитное существо просило помощи. Слёзы опять появились на глазах Гермионы, которой просто было жаль. Кошка умирала, это она точно знала. Девушка вдохнула воздух, будто от удивления, и прижалась к малышке. Беременная, умирающая... Это, наверняка, обидно вдвойне. Каково это, когда знаешь, что вместе с тобой умрёт ещё кто-то, очень тебе близкий? Больно, ужасно... Чертова палочка осталась в поместье, как на зло. Что делать? Оставить беднягу тут? Так нельзя... Девушка положила руку на живот кошки, а та головой терлась о ногу. Так ужасно... Почем все умирают? Разве это честно? Разве? Она взглянула на животное и закрыла рот рукой, чтобы не закричать от бессилия. Судьба издевалась, это была уже так понятно, словно написано на лбу. Сердце сжималось сильнее. Смотреть, как умирает кто-то, было невыносимо, равносильно потере. Вдруг Гермиона смахнула слёзы, прижала к себе почти бездыханное тело и трансгрессировала. "Кошке нужно помочь... Она рожает!" - Малфой, иди сюда быстрее! - крикнула она, только открывая ворота поместья. В комнату прибежала испуганная Нарцисса, но было поздно. Кошка уже перестала дышать и тыкаться мордочкой в грудь девушки, она лежала неподвижно и тихо. "Нет..." - пронеслось в голове гриффиндорки, и она опустила мёртвое тельце на простыни, которые лежали на полу гостиной Малфой-мэнора. В сердце что-то кольнуло. "Никого ты не можешь сберечь, Гермиона" - упрекнул внутренний разум, который всё напоминал об утратах. Чертов голос в голове, который только и мог, что констатировать правду. Может, Драко был прав? Это ужасное чувство вины: она не смогла спасти родных. Не смогла помочь беззащитной кошке и котёнку, который должен был появиться на этот свет, если бы... - Мяу, - послышалось где-то в простынях. Писклявым голоском прорезалась вся гостиная, - Мяу! - Живой, - прошептала девушка и вытащила из под ткани маленького, белого котёнка. Ещё слепого и писклявого. В голову Гермионы ударило облегчение, пол груза свалилось с плеч. - Мы не оставим его, - в гостиную зашёл Драко, лёгкий холодок зашагал по коже. - Но... - Я сказал: нет. Гермиона не ответила. Она подошла к Малфою, отдала ему маленького котёнка с ненавистью в глазах и побежала наверх. - Сын, - покачала головой Нарцисса и удалилась из комнаты. Уж не думала девушка, что парень такой бесчувственный, такой, такой... Грейнджер тихо открыла дверь музыкальной комнаты, посередине которой стоял старый рояль. Она заиграла от невыносимости. И он слышал это. Драко посмотрел на котёнка. Слепого, маленького котёнка. Ему было жаль его, но разве он должен это показывать? Наверно, всем было бы жалко. А эти женщины, что были рядом, возле него, пусть думают, что он бесчувственный сухарь. Выгнать только что родившегося малыша он не смог, и, прижав его к себе поближе, парень поднялся по лестнице. Дверь открылась, Гермиона перестала играть. - Чего тебе? - сухо спросила она и увидела котёнка на его руках, - Ты оставишь его? - Завтра свадьба. Можешь считать, что это свадебный подарок, - пробубнил он и ушёл, пока улыбающаяся ему вслед девушка гладила котёнка. _____________ Тихий ветер. Вечер сине-хмурый. Я смотрю широкими глазами. В Персии такие ж точно куры, Как у нас в соломенной Рязани. Тот же месяц, только чуть пошире, Чуть желтее и с другого края. Мы с тобою любим в этом мире Одинаково со всеми, дорогая. Ночи теплые,— не в воле я, не в силах, Не могу не прославлять, не петь их. Так же девушки здесь обнимают милых До вторых до петухов, до третьих. Ах, любовь! Она ведь всем знакома, Это чувство знают даже кошки, Только я с отчизной и без дома От нее сбираю скромно крошки. Счастья нет. Но горевать не буду — Есть везде родные сердцу куры, Для меня рассеяны повсюду Молодые чувственные дуры. С ними я все радости приемлю И для них лишь говорю стихами: Оттого, знать, люди любят землю, Что она пропахла петухами. Сергей Есенин