(—)
— А, Мэттью, ты дома. Канадец робко улыбнулся и поставил увесистую сумку с бакалеей в прихожей. С его шапки упал ворох мокрого снега. — Извините, что поздно. В такой шторм та лавка неподалёку закрылась раньше обычного. —Ерунда, парень! Прекрасно понимаю, — усмехнулся Артур и одёрнул рукава рубашки. — Но, как я погляжу, ты достал всё, что нужно. Уверен, что тебе не нужна помощь на кухне? — Да! — пискнул Мэттью и спешно прокашлялся. — Да-да, я сам справлюсь, Артур, спасибо. Всё нормально, мне нравится готовить. Честно. Лицо Артура так и светилось гордостью. Он похлопал Уильямса по плечу. — Знаешь, ты славный паренёк. Я ведь уже говорил, как благодарен тебе, не так ли? — Частенько, — губы Мэттью растянулись в неестественной улыбке. Он отряхнул пальто и направился к кухне, но остановился в дверях — у окна сидел Альфред в очередном новом костюме, а на его коленях, словно в колыбели, лежал Флопси, укрытый одеялом. Взглядом американец провожал падавшие комья мокрого снега. Зрелище представлялось совершенно безрадостное. — Надеюсь, ты не возражаешь, — в голосе Артура звучала дежурное смущение. — У меня просто горы бумажной работы, и я подумал, что он может заскучать. — Ничего, — оставив покупки на столе, Мэттью подошёл к брату. — Эй, Ал. По телу Альфреда пробежала заметная дрожь. Он обвёл помещение широко раскрытыми глазами, но этот взгляд быстро превратился в сдержанную, почти испуганную улыбку. — Привет, Мэтти. На душе у Уильямса заскребли коши. Сглотнув, он опустился на колени, чтобы поправить одеяло. — Тебе тепло? Помнится, ты не любишь холод. — ...нормально, — Альфред прижал к себе игрушку. — Хорошо. Довольный, что все его заботы сложились как надо, Артур удалился к себе в кабинет. Мэттью затаил дыхание, пока до его слуха не донёсся звук захлопывающейся двери. — Ты уверен, что всё в порядке, Ал? — он взял брата за руку. Тот колебался. Ему всегда требовалось время, чтобы переключиться с того, что нужно было говорить Артуру, и искренними словами для Мэттью. Он покачал головой. — Слишком холодно? — Уильямс осторожно растёр ладонь Джонса. — Можешь пересесть поближе к огню, если хочешь. Альфред вновь отказался. — Тогда, наверное, ты устал? Могу принести что-нибудь почитать. У меня до сих пор есть старые буклеты. Те, которые тебе так нравились. Снова отрицательный ответ. Мэттью склонил голову. — Голоден? Нет. — Что тогда? Альфред потянулся вперёд и уткнулся лбом в плечо близнеца. Он тоже взял руку Мэттью и словно пришёл в сознание. — Я просто хочу домой. На лицо Уильямса набежала тень. Дом Альфреда — коттедж в солнечной Вирджинии, где он вырос, и небольшая ферма, державшаяся на нём, — был разорён во время, когда ввели военное положение в южных колониях. Украли почти всё, не считая пары безделушек: детских игрушек, портретов и альбомов, которые ничего не стоили для посторонних. Само здание превратилось в развалины, а поля заросли, испещрённые шрамами былых битв. Артур оставил это место много лет назад и заявил, что больше они туда не вернутся никогда. — Мне жаль, Альфред, — Мэттью обнял брата. — Но всё устроится, вот увидишь. Скоро Артур уедет, и тогда останемся только ты да я, прямо как раньше. Помнишь? — Ага, помню, — уголки губ Альфреда дрогнули. — Будет даже лучше, — продолжил он, сжимая плечо Джонса. — Я сделаю лучше. Обещаю. Альфред зарылся носом в кофту Мэттью, а когда отодвинулся, в его взгляде читалась благодарность. Потрепав его волосы, Мэттью поднялся. — Пойду приготовлю ужин. Сегодня настал черёд французской кухни. Сдавленно засмеявшись, Альфред удобнее устроился под одеялом. Он откинулся назад и устремил взгляд голубых глаз к окну. У стола Мэттью зашуршал обёртками. Вновь начался снегопад.(—)
Ночью Мэттью из сна вырвали глухие крики. Они, как вода из перевёрнутой миски, просачивались сквозь потолок. Удары, словно чьё-то тело билось о дерево, и скрипы сливались в жуткую симфонию из самого ада. Мэттью вскочил с кровати, мимоходом повалив Кумадзиро на пол, и взбежал по чердачной лестнице. Нашарив тяжёлую связку ключей (всё Артур и его параноидальные страхи!), он нашёл нужный и рывком открыл дверь в комнату Альфреда. Сказать, что ему просто приснился кошмар, было бы преуменьшением века. Джонс ногтями раздирал в кровь собственные запястья, подушка намокла от слёз. Альфред метался и бессильно стонал в ночи. Подскочив к постели брата, Мэттью свёл его руки вместе. — Альфред! — закричал он. — Альфред, очнись, пожалуйста! Джонс дёрнулся. Со стуком близнецы столкнулись лбами. У Мэттью голова пошла кругом. Он покачнулся, а Альфред отпрянул назад в испуге. Когда чувства вернулись к канадцу, первым, что он увидел, были полный ужаса взгляд и мокрые глаза напротив. Альфред смотрел на него, вжавшись в угол. Вздохнув, Мэттью опустил руки и подполз к брату. Тот отодвинулся. — Всё в порядке, Ал. Я не зол. Альфред обмяк и позволил коснуться себя. — Прости. — Это была случайность. — Всё равно, прости. — Я же сказал, всё в порядке, разве нет? — успокоил его Мэттью. — Так, ты в норме? — Да, — Джонс потёр лоб. — Я не об этом. Твой сон. Он сквозь одеяло нащупал Флопси. — В норме. Только не говори Артуру. — Не буду, — заверил его Мэттью. Если Кёркланд узнал бы, что брату по-прежнему снятся кошмары о неудавшейся Революции и её кровавых последствиях, он мог бы отменить свой отъезд. Никто из них не хотел этого, не сейчас. Медленно обойдя кровать, Мэттью примостился рядом с Альфредом. Их тени соприкоснулись. Несколько секунд посомневавшись, Джонс положил голову на плечо близнеца. Неожиданно они снова стали детьми, прятавшимися от грозы и своего опекуна в укромных уголках своего мира, укутавшись в домашнее одеяло. Канадец подвинулся, обнял одной рукой Альфреда и обратился в слух. Лестница не скрипела ни под чьими шагами, а этажом ниже никто не двинулся. Всё вокруг спало, и лишь их дыхание шелестело в тишине. Артур, без сомнения, ещё сидел в кабинете на первом этаже, в котором стены были до ужаса тонкие, отгородившись от остального мира массивной дубовой дверью и стройными рядами книг на стеллажах. Насколько Мэттью знал их опекуна (а знал он его очень хорошо), сейчас он спал, уронив голову на руки, за столом в счастливом неведении того, как страдал “младший брат”, и они не услышат его до самого утра. Сердце тяжело бухало в груди Мэттью. Он провёл языком по пересохшим губам. — Эй, Ал? — тот что-то промычал в ответ. — Расскажи мне о Джефферсоне. Альфред напрягся всем телом и попытался отодвинуться, но его остановил Уильямс, сильнее прижав к себе. Из горла Джонса вырвался болезненный скулёж: — О Т-томе? — Ага, — улыбнулся Мэттью, пытаясь успокоить брата. — Он писал тебе, да? Я о нём почти ничего не слышал. Альфред смял ухо Флопси, нервно кусая губы. — Ты... ты, правда, хочешь послушать про Тома? — Правда, хочу. — Н-но Артур... — Артур не может услышать нас здесь. Это будет нашим маленьким секретом, — канадец сжал плечо брата. — Так расскажи мне. Что писал Джефферсон? Альфред уставился на дверь, словно к ним вот-вот мог ворваться Артур, но всё же начал говорить. Слово за словом он идеально воспроизвёл ту прекрасную Декларацию, что придумал для него Джефферсон. Когда Джонс закончил, его охватил страстный призыв автора к свободе, его яростные доводы против британского режима и усовершенствованные идеи когда-то провалившихся поселенцев. С каждой строчкой, с каждым пылким словом глаза Альфреда становились яснее, а голос звучал увереннее и громче, окутывая их подобно теплому прибою южных берегов. Мэттью сидел и слушал, прижимаясь к брату, пока последние слова не растворились в умиротворённом сопении. Он ещё немного подождал так, слушая, как спит Альфред, в своих снах гонящийся за призраком тех криков о свободе, что опустился на его душу, как снег на их безмолвные земли.(—)
Неделю спустя Мэттью проводил Артура в порт. "Империя" улыбнулся, похлопал его по плечу и ещё раз заявил, как гордится им, достаточно громко, чтобы это слышали все. После себя он оставил кучу новой одежды и испуганный инструкциями лист, как следить за братом под домашним арестом. Мэттью принял оба подарка с вежливой улыбкой и помахал рукой на прощание. Огромный корабль, мерно покачиваясь на волнах, скрылся за горизонтом. Лишь тогда Уильямс ушёл с пристани, прихватив с собой только пару костюмов и продав остальное в лавке, где он ещё немного задержался у дальних полок. Домой Мэттью вернулся часами позже с сумками с едой. На его шее скрытый рубашкой покачивался бронзовый кулон. Оставив покупки на кухне, он отправился искать брата. Альфред сидел в гостиной на втором этаже. Когда появился Мэттью, он нервно дёрнулся, вжимаясь в подоконник и тревожно посматривая в окно. Мэттью взял его за руку, усадил на диван и попросил рассказать о Джоне Адамсе. Это стало их обычным занятием за многие месяцы без их смотрителя. Альфреду было запрещено выходить из дома. За тем, как исполнялись это правило, следили несколько шпионов Англии, поэтому Мэттью жил жизнь снаружи за них двоих. Он много ходил и говорил с людьми в городе, не спеша предлагать дружбу. Оказалось, весь континент покрывали скрытые сети заговорщиков, ждущих подходящего момента. Тогда он возвращался домой и расспрашивал Альфреда о новом человеке, о котором узнал, о его мечтах и воззрения, что не осуществились. Никогда ещё Альфред не выглядел счастливее, чем когда возвращал к жизни старые воспоминания. Даже от мысли о тех временах сердце Мэттью начинало болеть. Артур вернулся следующим летом, а затем опять через год (однако, Рождество они тоже провели вместе), но после этого обычная размеренность ежегодных визитов и длинных писем возобновилась. Альфред по-прежнему был пленником в этом доме, и Мэттью раз за разом исполнял роль опекуна, дежурно улыбаясь, прежде чем приступить к своему тайному занятию. Годы шли медленно, но неотвратимо. Сменился век, и Мэттью начал ускользать из дома по ночам. Его ждали собрания в амбарах и фермерских домах под покровом темноты. Альфред, конечно же, знал о секрете брата, и потому Артур ничего не прознал. Мэттью всегда возвращался с рассветом. С головы до ног он был покрыт грязью и пылью, а в глазах плескалась вселенская усталость. Он сидел у постели брата, пока тот не просыпался, и тогда вновь расспрашивал о Франклине, Хэнкоке, Адамсе, Ли и о сотне других. Ночью 1812 он не вернулся. В тот день Альфред проснулся в одиночестве. Дом был пуст, даже возни Кумадзиро не было слышно. На столе кто-то оставил тарелку с хлебом и вяленым мясом, фрукты и кувшин с ледяным молоком — достаточно, чтобы утолить его голод. Вскоре, не выдержав угнетающей тишины, Альфред вернулся к себе на чердак и сел у окна. Оттуда ему открывался вид на дорогу, лентой уходящую вдаль. Так он просидел до самого вечера. Небо окрасилось алым, солнце скрылось за горизонтом. Но брат так и не появился.(—)
— Ал. Альфред, проснись! Джонс дёрнулся и едва не упал со стула. Мэттью поймал его в последний момент и со вздохом поставил его на ноги. — Тише, Ал, тише. Не ушибись. Альфред онемел от удивления. Его губы задрожали. — М-мэтти. — Да, это я, — с виноватым видом Мэттью улыбнулся. — Где ты был? — Я объясню позже, обещаю. Слова Мэттью были искренними, как и его лицо. Мерцающий свет полной луны озарил его фигуру, и только тогда Альфред осознал, как странно он был одет. Длинное, тяжёлое пальто цвета бронзы, отороченное светлым мехом и красными выточками, которые, без сомнения, были приспособлены для широких чёрных брюк, и сапоги. Слева, у сердца, была красная нашивка в виде кленового листа с белой звездой в центре. В груди Альфреда всё сжалось от страха. — Мэтти... Что это на тебе? — Обещаю, я объясню, — Мэттью коснулся его щеки. — А сейчас у нас нет на это времени. Нужно собираться. — Собираться? — повторил Альфред. Он прижал Флопси к груди, взгляд неотрывно следовал за братом, расхаживающим по комнате. — Зачем собираться? — Мы уезжаем, Ал. Оба. Этим же вечером. Кумадзиро, выглянул из-за ноги Мэттью, не то пропищав что-то, не то зарычав. Альфред сделал шаг назад. — Уезжаем? — Да, — Мэттью вздрагивал от возбуждения, складывая вместе с тёплой одеждой в рюкзак набор деревянных солдатиков и пару других дорогих Альфреду безделиц. — Я знаю, что ты уже довольно давно не был снаружи. Чёрт, это же целые годы, и сначала то, что ты увидишь, может напугать, но тебя нельзя больше держать здесь вот так. Поэтому мы уезжаем. —...к Артуру? Мэттью завязал рюкзак и буквально впихнул его в руки брата. — Нет, Ал. Нам больше никогда не придётся иметь с ним дело. Альфред попятился назад, пока не ударился ногой о кровать. В его глазах читался неподдельный страх. — Не стоит говорить такие вещи, Мэтти. Артур... — Артура здесь нет! Сумка выпала из рук Альфреда. Он упал на кровать, прижимая к себе Флопси. Раньше ему никогда не доводилось слышать, чтобы Мэттью повышал голос, ни разу в их жизни. Канадец казался таким же шокированным тем, что наделал. Он схватился за горло. — Ох, Альфред, прости. Я не хотел кричать на тебя, — спустя несколько мгновений Мэттью приблизился к брату. Он подошёл к кровати, но Альфред не сдвинулся с места. Молча Уильямс помог ему надеть рюкзак на плечи, пару раз проверив, прочно ли закреплены лямки. — Альфред, — наконец вновь подал голос Мэттью, — раньше, когда ты ушёл в первый раз, ты попросил меня пойти с тобой. Помнишь? Наверняка, да. А я отказался. Я был слишком напуган, слишком спокоен для этого. Я позволил тебе уйти одному, и... Ты проиграл. Последние страшные слова остались несказанными, но правду нельзя было не замечать. Мэттью сжал плечо Альфреда и вдохнул поглубже, чтобы его голос звучал убедительнее. — Я больше не допущу такой ошибки. Клянусь. Альфред пристально посмотрел на брата. Замешательство постепенно сменилось восторгом. Когда Мэттью вновь встретился с ним взглядом, он улыбался. Уильямс улыбнулся в ответ. — Готов? — Да. — Хорошо, — Уильямс указал из окна на дорогу, где у ограды переминалась с ноги на ногу гнедая лошадь. — Я запряг старую Бесс. Подождёшь с ней, ладно? Я скоро приду. — Но зачем? — обернулся к нему Альфред. — Не волнуйся. Мне нужно позаботиться об одной вещи напоследок, прежде чем мы уйдём...(—)
“Мальчикам” не разрешалось входить в кабинет Артура, особенно когда его не было дома. Последнее, что он делал перед отъездом — закрывал дверь и клеил восковую печать, на которой чертил какие-то руны. Мэттью не верил в магию, по меньшей мере, не в магию Артура, но он знал, что это была своего рода сигнализация. Если сломать печать, Кёркланд будет предупреждён, что с его колониями что-то происходит. Именно то, что хотел Мэттью. С тихим хрустом воск треснул под прикладом мушкета. Сильного удара было достаточно, чтобы сломать то, что удерживало дверь, и она распахнулась. Все стены в комнате были уставлены шкафами с книгами, древними фолиантами и новыми изданиями. Лишь напротив входа ничего не было, только окна, завешенные бордовыми шторами. Единственным источником света была свеча Мэттью. Её дрожащий огонёк выхватил из темноты большой стол посреди кабинета. Ногой канадец поддел край ковра. Под ним был спрятан нарисованный белой краской круг, по краю которого шли меловые символы. Мэттью скривился от отвращения. Он опустил ткань, оставил свечу на столе и направился в винный погреб. Тот тоже был закрыт, но и здесь с замком помог расправиться мушкет. Мэттью взял по бутылке в каждую руку, открыл и вылил содержимое на пол, затем прихватил ещё две, и всё повторилось. С каждым разом он чуть отходил от предыдущего места, чтобы намочить весь ковёр. Вскоре облитой алкоголем оказалась вся мебель в кабинете. Решив, что достаточно, Мэттью повалил на пол шкафы. Взяв со стола свечу, он вылил на него последнюю бутылку с добротным французским бурбоном. В дверях он осмотрел дело своих рук: перевёрнутая вверх дном комната - запятнанная честь Артура утопала в парах его самого большого порока. В каком-то роде так было даже лучше. Мэттью улыбнулся своим мыслям. И выпустил свечу из рук. Когда Уильямс добрался до входной двери с мушкетом в одной руке и рюкзаком в другой, кабинет уже занялся огнём. Языки пламени вырывались из окон, и старая Бесс, завидев это, с испуганным ржанием попятилась от ограды. Альфред, стоявший рядом, как и обещал, смотрел на это с ужасом в глазах. — Мэтти. Что ты наделал, Мэтти? — То, что был должен, — в его голосе не было и капли сожаления. Притянув лошадь за поводья, Мэттью закинул рюкзак ей на круп вместе с остальными вещами и сам оседлал её. — Давай, Ал. Нам нужно уходить. Альфред заметно колебался, как вдруг раздался грохот рушащихся балок дома под натиском огня, и взял протянутую руку брата. Мэттью не оборачивался и не произносил ни слова. Он вывел Бесс на дорогу и пустил галопом. Ночь укрыла их, оставив лишь ощущения десятков взрывов позади, по всем их землям и тем, что раскинулись на юге. Его товарищи из ополчения сделали свой ход в тот же час, как они и планировали. В одну скоропостижную ночь, полную огня, началась новая революция. Случайный исторический факт и заметка автора: В начале 18 века кофейни признали рассадником революционных мнений, поэтому король Англии Чарльз II закрыл их. Запрет продлился всего 11 дней. Из-за шума, которое наделали налоги на чай и того, что местом встреч сторонников восстания становились именно такие кофейни, я решила вернуть этот эпизод британского прошлого к жизни как попытку удержать колонии от мятежа. К слову, название фанфика появилось благодаря цитате Томаса Джефферсона – "Каждое поколение нуждается в новой революции." Надеюсь, вы понимаете, почему.