Страх

      «Страха в реальности нет. Страх живет в темных закоулках души, в наших мыслях о будущем... Страх - это фикция, плод нашего воображения. Он заставляет нас бояться того, чего нет, и вероятнее всего - не будет. Никогда. Опасность - это реальный факт. Но страх - это твой выбор. Я скажу то, что возможно, для тебя и не новость: мир не такой уж солнечный и приветливый. Это очень опасное, жесткое место. Дашь слабину - и он опрокинет тебя с такой силой, что уже никогда не встанешь»

      Прошло уже два года. Целых два года, с момента тех событий, что переломали меня, пережевали и выплюнули в этот грязный, больной мир. У меня были причины злиться на него, даже ненавидеть — он забрал у меня всё, чем я дорожил, и теперь я влачил полунищее существование, лелея внутри надежду на то, что всё когда-нибудь изменится к лучшему.       Старенькие круглые часы, висящие на обшарпанной стене с кое-где ободранными обоями напротив кровати, показывали около восьми, вроде бы. Сиротски приткнувшись ко мне сбоку лежала Лена, укрыв нас обоих одеялом разметавшихся иссиня-фиолетовых волос, значительно отросших за два года. Спит, или не спит? Так, механически думал я. На самом деле мне не было никакого дела, спит она или притворяется. Почему не было дела? Не любил я её. Никогда не любил, несмотря на редкие уколы зачахшей Мисс Совесть. Возможно, и была какая-то симпатия, глубоко скрытая в потаенных уголках души, но не более.       Никому, кроме друг друга, мы не были нужны, так что ей приходилось мириться с этим. Так мы и жили. Одна постель, разные миры.       Конечно, я мог её бросить, или даже пристрелить, чтобы спать спокойно, без опасений — но я не смог бы без неё. Как и она без меня. Несмотря на совершенно омерзительное отношение с моей стороны, она послушно делала всё, что я скажу — готовила еду, ходила в магазин, раздвигала бедра буквально по щелчку пальцев... Стоило лишь прижать её посильнее, почувствовать биение её сердца, ощутить горячее, почти обжигающее дыхание, прильнуть своими губами к её губам — и мной овладевали звериные, первобытные чувства. Она никогда жаловалась и не отказывалась, хотя каждый раз я видел слезы в её померкших, зеленых глазах. Это было грубое совокупление без чувств и красивых слов, и насытившись её телом, я отворачивался к стенке, теряя всякий интерес. До следующего раза. А затем во снах ко мне приходила другая.       Алиса...       Она мне снилась постоянно. Каждую ночь. Лицо, застывшее в виноватой улыбке, словно просившее прощения, распущенные рыжие волосы без столь привычных забавных хвостиков, незамысловатая пионерская форма, а на белой блузке в животе — расплывшееся кровавое пятно с темными подтеками. Именно в таком образе она приходила ко мне, каждый раз, заставляя мое сердце биться чаще, а меня — просыпаться среди ночи в холодном поту.       Казалось, она совсем рядом — стоит лишь протянуть руку.       Но ничто нельзя вернуть.       И никого.       А ещё я начал пить. Много пить, чтобы как-то заглушить боль, разъедающую меня изнутри уже два года. Напьюсь — и становится легче. Чем больше градус пойла, тем лучше; горестные мысли отходят на задний план, туман, стоящий перед глазами, рассеивается, мысли упорядочиваются по полочкам. Но бывало и по другому. Один раз, в приступе невероятной злобы я избил Лену. Наутро, проснувшись с гудящей головой даже не вспомнил — она решилась мне рассказать об этом только месяц спустя, а здоровенный лиловый фонарь под глазом объяснила тем, что ударилась об дверной косяк. И только тогда я понял, как сильно зачерствел. Прошлый я, стеснительный, заикающийся неврастеник умер, растворился без следа.       Когда мы выбрались из «Совёнка», сразу же встал вопрос: куда податься. Контакты с родственниками и знакомыми были сразу исключены. Добравшись до города, первое время мы ютились по подвалам, тщательно избегая встреч с любыми представителями власти, и стараясь выходить лишь ночью. Выпихивая чуть ли не силой упорно сопротивляющуюся Лену на ближайшую оживленную трассу, я убеждал её, что проституция — не такое уж неблагодарное дело, если она поможет нам выжить. Сам же я промышлял грабежом в парках и тёмных закоулках, выхватывая сумки у пенсионерок, чувствуя при этом лишь слабые, едва заметные уколы совести. Недели через две, когда достаточная сумма денег была собрана, мы уехали из города, кочуя по небольшим деревенькам, не задерживаясь нигде, больше чем на неделю.       Уж и не вспомнить, где мы побывали — и Прибалтика, и Украина, и даже Узбекистан с Киргизией. Благо, отсутствие внутренних границ этому способствовало. Но бежать из Союза не собирался — остались незавершенные дела.       А меж тем, технический прогресс в СССР двигался семимильными шагами, и я догадывался даже, почему. Кто-нибудь мог себе представить, что в 1986 году у высших чинов появятся мобильные телефоны начала двухтысячных, или компьютеры, не напоминающие допотопные ЭВМ, занимающие несколько комнат? Может, даже аналог современного Интернета с непривычным названием «Чебурашка» (правда, доступ к нему имела лишь советская номенклатура)? Или первые прототипы электромагнитной «Пушки Гаусса», разработка которой в то время казалось в принципе невозможной? Оружие на основе ферромагнитной жидкости вместо столь привычных огнестрельных боеприпасов? Аккумуляторы размером со спичечный коробок, обладающие неимоверным запасом энергии? Всё это стало реальностью. СССР, получив доступ к знаниям, явно выуженным из голов моих товарищей, оставшихся в «Совёнке», сделал ставку на оружие, раскрутив новый виток Холодной Войны - и противостояние Америки с Союзом теперь выглядело, как борьба Давида с Голиафом.       Только у Голиафа вместо копья — энергетическая пушка, тело стягивают не доисторические доспехи из палок, дерьма и соплей, а неуязвимая стальная броня.       А Давид, как был с пращой и голой задницей, так и остался.       Я не мог знать наверняка, но отчётливо представлял, как жирные редакторы какого-нибудь «Вашингтон Пост» носятся по своим душным, прокуренным отделам, проливая кофе на пожелтевшие рубашки и вырывая остатки редких волос от количества приваленного им материала о злобных советчиках, махом выигравших Холодную Войну, и оставив Америку в аутсайдерах лет этак на 50. Один раз мне в руки даже попал номер «Дэйли Ньюс», громогласный заголовок на всю обложку которого гласил, что СССР связался с инопланетными пришельцами, и вскоре будет готовить плацдарм для их вторжения на Землю. Америка, конечно, в лучших традициях, была выставлена, как будущий спаситель всего человечества, который даст отпор злым монголоподобным варварам с Севера, задумавшим поработить цивилизованный мир. Глядя на громкие заголовки и многостраничные конспирологические теории заговора, мне хотелось лишь громко захохотать — всё-таки я знал правду. Ну тупы-ы-ые американцы!       В то же время ожидаемо начался рост просоветских настроений во всех республиках, даже на Украине и в Прибалтике, отсекая любую возможность развала Союза и развитие событий, предшествующих августовскому путчу. И способствовали этому стоящие на каждом углу закованные в броню, словно сошедшие с красочных плакатов мужики, позирующие наперевес с футуристическим оружием, безмолвно призывающие с вершины своего пафоса вступать в ряды Красной Армии... Экстравагантные на фоне нынешнего населения фотомодели с пышными формами, в дизайнерских платьях, усеянных советской символикой, томно и похотливо смотрели с экранов телевизоров в самую глубину души — с какого угла ни посмотри. Книжные лавки, заваленные второсортной литературой, вещающие из окопов коммунизма, всячески порицающие капитализм и имперские амбиции Запада; всё более радикальные лозунги образца Гитлеровской Германии, вроде «Победа или Смерть!» или «За Вождя и Родину», подготавливая население к тотальной войне со всем миром.       Я же сам готовился к своей личной, персональной войне; знания, полученные в Циклах, в частности четыре года, проведённые мной в личине агента СМЕРШа во время Второй Мировой, помогали нам с Леной быть подобно призракам, незаметными для всех. Эти знания закалили и укрепили дух — но не тело, не одарили столь нужными рефлексами, пока я сидел в инкубаторе. В перерывах между бесконечными переездами и заливанием глотки я бегал, тренировался, упражнялся в стрельбе из всевозможных типов оружия, в основном арендуя его у подпольных торговцев.       С момента смерти Алисы, я заботливо холил и лелеял растущее в моей отравленной, покрытой омерзительными, незаживающими язвами душе чудовище, дав ему имя, словно любящая мама своему чаду - Зверь. Оно родилось для мести, и жаждало только мести.       И сейчас оно уже было готово завершить цикл своего развития; вырваться в неспокойный ныне мир, дабы привнести свою долю хаоса, истязать и калечить, убивать и втаптывать в кровавый фарш из мозгов и костей останки обидчиков своего хозяина.