В двух шагах от пропасти

Боль была безумная. Именно так, я словно обезумела, ничего не соображала, и не понимала, что происходит. Мое тело пыталось отгородиться от боли, и меня снова и снова засасывало во тьму, которая на секунды или даже на целые минуты отрезала меня от страданий, зато не давала воспринимать реальность. Я попробовала отделить их друг от друга. Небытие было черным, безболезненным. Адская жгучая боль обжигала все горло. Накатила и отступила чернота, сменившись волной боли. Я не могла дышать. Меня разрывало, ломало, кромсало изнутри… Вновь чернота. Голоса, крики, новая волна боли. - В легких много воды! - Если это не сделаешь ты, это сделаю я, - рыкнул очень знакомый голос. Я попыталась узнать его, но ничего не получалось. - Я не могу, Карлайл! Точно это Карлайл! Что-то невероятно острое, острее любого ножа, пронзило кожу на моей шее. Боль начала утихать, хотя я и держалась за нее, как могла. Меня затопила тьма чернее прежней — будто на глаза быстро надели плотную повязку. Причем она закрыла не только глаза, меня саму придавило тяжелым грузом. Сопротивляться я не могла. Проще сдаться. Позволить тьме столкнуть меня вниз, вниз, вниз, где нет боли, нет усталости и нет страха. Я проталкивалась сквозь тьму почти инстинктивно. Я не пыталась ее рассеять, лишь слабо сопротивлялась. Не давала себя раздавить. Я ведь не Атлас, а тьма была весом с планету; сбросить ее я не могла. Я ускользала, и ухватиться было не за что. Только теперь я поняла, какую глупость я совершила. Я могла прожить еще месяц с любимыми мне людьми. Мне остается только умереть. Нет! Я должна выжить. От меня зависит Чарли, Элис, Розали, Карлайл, Рене, Эсми… Эдвард… И тут, хотя я по-прежнему ничего не видела, я что-то почувствовала. Тепло. Я прижала его покрепче. Именно здесь должно быть мое сердце. Тепло становилось все более и более реальным. Горячим. Жар был настоящий, не вымышленный. И он усиливался. Так, теперь уже слишком. Чересчур горячо. Как будто я схватилась за раскаленный кусок железа – первым желанием было уронить обжигающий предмет. Но ведь в моих руках ничего не было! Они безжизненно лежали по бокам. Горело у меня внутри. За бушующим в груди огнем я ощутила пульс и поняла, что меня обратили. Я помню эти ощущения. Когда Джеймс укусил меня, я чувствовала, что-то похожее. Но было не так больно… Огонь разгорелся сильнее, и мне захотелось кричать. Умолять, чтобы меня убили, я не могла вынести ни секунды этой боли. Но губы не шевелились. Гнет по-прежнему давил на меня. Я поняла, что давит не тьма, а мое собственное тело. Такое тяжелое… Оно зарывало меня в пламя, которое теперь шло от сердца, прогрызало себе путь к плечам и животу, ошпаривало глотку, лизало лицо. Я хотела только умереть. Никогда не появляться на свет. Вся моя жизнь не перевешивала этой боли, не стоила ни единого удара сердца. Убейте меня, убейте, убейте. Бесконечный космос мучений. Лишь огненная пытка, да еще мои безмолвные мольбы о смерти. Больше не было ничего, не было даже времени. Боль казалась бескрайней, она не имела ни начала, ни конца. Один безбрежный миг страдания. Бесконечное пламя все бушевало. Прошли секунды или дни, недели или годы, но, в конце концов, время снова появилось. Власть над собственным телом возвращалась ко мне постепенно, и благодаря этому я смогла почувствовать ход времени. Я поняла это, когда пошевелила пальцами на ногах и сжала руки в кулаки. Хотя огонь ни капельки не ослаб – наоборот, я даже научилась воспринимать его по-новому, ощущая каждый язык пламени в отдельности от других, – я вдруг обнаружила, что начинаю трезво мыслить. Это произошло как раз в тот миг, когда гнет, давящий на мое тело, полностью исчез. Для окружающих никаких перемен не произошло, однако меня, пытающуюся удержать крики и метания внутри, где они больше никому не могли причинить боли, словно бы отвязали от столба, на котором я горела, и заставили за него держаться. Мне хватило сил лежать и не шевелиться, сгорая заживо. Слух становился все острее и острее, я уже могла считать время, по ударам бешено колотящегося сердца. Еще я могла считать свои частые неглубокие вдохи. И чьи-то тихие, ровные. Они были самые длинные, и я решила сосредоточиться на них: так проходило больше времени. Даже ход секундной стрелки был короче, и эти вдохи тащили меня к концу мучений. Двадцать одна тысяча девятьсот шестьдесят с половиной секунд прошло, когда моя боль изменилась. Хорошая новость заключалась в том, что она начала утихать на кончиках пальцев рук и ног. Выходит, скоро боль отступит… Еще одна плохая новость: пламя в моем сердце стало горячее. Неужели это возможно?! Сердце, которое и так билось очень быстро, заколотилось еще исступлённее. – Карлайл! – позвал Эдвард. Если Карлайл рядом с домом, он обязательно услышит. Огонь покинул мои ладони, оставив их нежиться в блаженной прохладе, он ушел в сердце, которое теперь пылало подобно солнцу и колотилось как бешеное. В комнату вошел Карлайл, вместе с ним Элис. Я четко различала их шаги и даже могла определить, что Карлайл идет справа, чуть впереди. – Слушайте, – сказал им Эдвард. Самым громким звуком в комнате было мое сердцебиение, грохочущее в одном ритме с огнем. – Наконец-то, – сказал Карлайл, – скоро все закончится. Нестерпимая боль в сердце затмила даже облегчение, которое я испытала от этих слов. Зато от боли уже освободились запястья и лодыжки. Огонь в них полностью утих. Я дернула пальцами, раздражение пробило мою идеальную броню. В комнате тут же воцарилась мертвая тишина, которую нарушало только исступленное сердцебиение. Чья-то рука сжала мои приподнявшиеся пальцы. – Белла! Белла, любимая! Смогу ли я ответить, не закричав? На мгновение я задумалась, потом огонь еще сильнее разгорелся в моей груди, покинув колени и локти. Нет, лучше не испытывать судьбу. – Сейчас позову всех, – торопливо выпалила Элис и со свистом умчалась из комнаты. И тут – о! Сердце забилось, точно лопасти вертолета, удары слились в почти непрерывный звук; казалось, оно вот-вот сотрет в порошок мои ребра. Огонь вспыхнул в груди с небывалой силой, вобрав все остатки пламени из тела. Боль застала меня врасплох и пробила железную хватку: спина изогнулась, как будто пламя тянуло меня вверх за самое сердце. Другим частям тела я выйти из-под контроля не позволила и рухнула обратно на стол. Внутри меня разыгралась битва: сердце летело вперед, пытаясь обогнать бушующий огонь. Победителя не предвиделось: пламя гасло, спалив все, что можно, а сердце неуклонно приближалось к последнему удару. Теперь из всех человеческих органов у меня осталось только сердце. Огонь сосредоточился в нем и взорвался последней нестерпимой вспышкой. В ответ на нее раздался глубокий пустой стук. Сердце дважды запнулось и напоследок ударило вновь, едва слышно. Больше ни звука. Вокруг – ни дыхания. Даже моего собственного. В какой-то миг я поняла, что чувствую только одно: отсутствие боли. А потом я открыла глаза и изумленно огляделась.