Кажется, был декабрь

Угольно чернели на заснеженном поле стволы деревьев. Тут, в лесу, стояла мёртвая тишина. Только издали, совсем приглушённо, доносился гул железной дороги и далёкий грохот – но этот шум был привычен. Под ногами скрипел снег. Наталья шла всё дальше, словно стремясь уйти глубже, уйти от шума, от людей, от разрушений. Это была западная Беларусь – чуть подзабытый за давностью край, но всё же такой родной. Раньше этот край назывался Чёрной Русью – и сейчас становился и вправду угольно-чёрным, сжигаемый пожарами, залпами… По-прежнему белым оставалось небо. Наталья остановилась и выдохнула. Облачко пара на мгновение зависло в воздухе. Арловская огляделась: ей показалось, за ней кто-то идёт. Враг? Нет, немцы никогда не бывали так незаметны в лесах. Друг? Свои, партизаны – зачем им скрываться? Зверь? Наталья ещё тише скользнула в сторону ельника, покинув открытую поляну и скрывшись меж заснеженных ветвей. Вскоре и вправду послышались шаги. На поляну вышел человек, недоуменно оглядываясь. Наталья вышла из укрытия, и человек оглянулся. Он не таился и не скрывался, Наташа знала: просто у него тихий шаг, и в лесах он ходит легче тени. Они молча смотрели друг на друга. Наталья рассматривала его белесые волосы, исхудавшее лицо, глаза, выцветшие и усталые, но неожиданно ясные. Наташа нашла поваленное дерево, стряхнула рукавицей снег и опустилась на него. Феликс сел рядом и отрывисто, без приветствий и предисловий, начал говорить. Он говорил про немцев, называл населённые пункты поблизости, давал сведения и указания. Наталья внимательно запоминала, а то и, достав карандаш и обрывок листа, делала себе пометки. Здешние партизаны держали связь с польскими, а то и с польским руководством. И, наверное, ничего удивительного, что сегодня посыльный – он. Наташа смотрела на него и ловила себя на мысли, что не чувствует ни ненависти, ни злорадства, но, впрочем, и ни жалости. Сейчас они в одной лодке, почти наравне, а что до и после… Пока неважно. Лицо Феликса было почти непроницаемо, только временами нервно подрагивали углы губ, меняя выражение то на почти извиняющееся, то на по-прежнему жёсткое и надменное. Трудно было догадаться, что он думает. - Лит в лагере, - после паузы тяжело выдохнул Феликс. Бывшие друзья, ставшие едва ли не заклятыми врагами, помнили друг о друге. Наташа опустила взгляд. – Кстати, вот, - он снял с плеча сумку. – Тут аптечка и кое-что по мелочи… будет полезно. Они сидели и молчали. Наташа, так же молча, протянула Феликсу флягу с водкой. Сгущались зимние сумерки, а они всё так же сидели в безмолвии на поваленной сосне, передавая друг другу фляжку. Темнело. В небе плыло багровое зарево пожарищ, но, по счастью, тут его не было видно за вершинами деревьев. Небо над лесом было чистое, по-зимнему глубокое, синее. - Какое сегодня число? – внезапно спросил Феликс. - Вроде бы, тридцать первое, - задумчиво ответила Наташа. Кажется, был декабрь.