В небо и обратно

ОТ КОГО: s.frederic@yandex.ru КОМУ: teod.k@yandex.ru КОГДА: 30 февраля «Трахать тебя одно удовольствие! Ты такая милая, мягкая и податливая», — говорит мой отец матери, уткнувшись лицом в её затылок. Он пьян — накачан алкоголем под завязку — и абсолютно невменяем. Его трясёт, лицо красное, искажённое гримасой нечеловеческого удовольствия и лихорадочного предвкушения. Он делает поступательные движения и рычит сквозь зубы. Мама лежит под ним обнажённая, притихшая, безмолвно плачет и стонет. Он вбивается в неё остервенело и зло и всё шепчет и шепчет ей на ухо, иногда повышая голос. И я слышу его слова. Эти надменные и больные, иссушающие и бьющие под дых слова. Он пьян. И насилует её не впервые. Я спрятался в мамином шкафу и стараюсь не издавать ни звука, чтобы отец не заметил меня. Потому что меня ожидает что-то похожее. Мне четырнадцать. Я закрыл рот обеими руками и пытаюсь лишний раз не дышать. Отец кончает бурно, внутри мамы, и выходит. Слезает с неё и, пошатываясь, падает рядом. Через некоторое время слышится его утробный храп. Мама лежит без движения. Её глаза стеклянно смотрят в сторону. Меж ягодиц — свернувшаяся кровь. Я вылезаю из своей крепости и подхожу к ней. Дотрагиваюсь до плеча. Кожа холодная. Я автоматически провожу по покрытой синяками спине и понимаю, что не слышу её дыхания. Она лежит фарфоровой статуэткой среди развороченной кровати и не дышит. Мне четырнадцать, и моя мама мертва. Я срываюсь прочь быстрее, чем до меня доходит этот факт. Не принимая и не желая этого осознавать, закидываю всё необходимое в рюкзак, достаю свои и мамины заначки с деньгами и вылетаю из квартиры. Перед глазами тёмное марево, а в мозгу бьётся лишь одна мысль: «Бежать прочь!» Я прихожу в себя лишь тогда, когда оказываюсь достаточно далеко, сидящим в автобусе, который везёт меня прочь из этого города, этого места и от моего отца. Знаешь, вспоминая это сейчас, я понимаю, что не чувствовал тогда ни боли потери, ни испуга. Ничего. Наверное, я понимал, что всё именно так и закончится. Потому что я потерял мать уже давным-давно. Поэтому, когда ты встретил меня, шрамы на моих руках были вовсе не из-за смерти матери. Просто хочу, чтоб ты знал. Моя мама была ни при чём. Она сама подписала себе смертный приговор. И пыталась сделать это для меня. Я резал свои запястья из-за отца. Я не мог выносить его прикосновений. И даже спустя столько лет я вздрагиваю каждый раз, когда вспоминаю, как попадался под его «нежную» руку, словно липкий спрут он вынимал из меня все внутренности. Он хватал меня поперёк талии — абсолютно трезвый — и тащил на чердак. Прижимал к закрывшейся двери, стягивал одежду и любил меня страстно и больно. Сейчас я называю это насилием. Тогда я был слишком возбуждён, чтобы что-то предпринять. С тех пор я не выношу прикосновений. У меня идёт снег. Он холодный и мягкий. Мне хочется в нём утопиться. Мне хочется стать невидимым. Хочется исчезнуть. Но ты всегда находишь меня. Твои письма преследуют меня. Ты возвращаешь меня к жизни. Сигарета тлеет в моих пальцах. Надеюсь, она погубит меня быстрее, чем ты снова найдёшь меня и попытаешься оживить. Пожалуйста, дай мне исчезнуть. Я умоляю. Я подарил тебе душу — оставь в покое моё пустое сердце. Не твой Ф.