POV Пита Мелларка
— Фронтье? Быстро же они «проснулись». Впрочем, тайная полиция — серьезная контора, работает как часы. Случись что с Вами, с него президент с первого голову снимет. Хотя, дело не только в этом, Фронтье — правая рука Плутарха Хэвенсби, а он из нашей партии — «жёлтых», так называют «Друзей Первого дистрикта», — говорит мне Ларций, мы ждём новостей от «группы зачистки и контроля» Особого подразделения, которая проверяет пентхаус. — Меня очень интересует один вопрос! Партии в Капитолии. Мне поскорее нужно научиться разбираться во всем этом, нужно понять, причём во всех подробностях. «Друзьям Второго Дистрикта» я наступил на ногу, результат налицо, — обеспокоено отвечаю. Мы с ним сидим на первом этаже, в кабинете распорядителя, отвечающего на Играх за температуру воздуха на Арене. Многие распорядители сейчас в бегах, так что большинство помещений работников Центра пустуют и заперты на замок. Но ради меня начальник охраны на первом этаже, лейтенант-миротворец, открыл один из кабинетов. Мы с Ларцием пьем бодрящий кофе. Первый час ночи, но жизнь здесь в корне отличается от дистрикта Двенадцать, никто не и не думает идти спать. Напротив, все бегают, как угорелые. — Конечно, я расскажу тебе всё, что знаю, Пит, — три минуты назад мое терпение лопнуло, и я настоял, чтобы мы перешли на «ты». Я младше Ларция почти на пять лет — идиотизм, что он называет меня «мистер Мелларк». При посторонних, дело ясное, протокол, ведь я — специальный президентский помощник. Но зачем «выкать» наедине? — Мне отец рассказывал: партия «жёлтых» появилась в Первом, когда он был ещё подростком. Приезжали из Капитолия каждый год подозрительного вида личности, принимали деньги на ставках на городской площади и ходили по лавкам. Все они носили ремни из жёлтой кожи и жёлтые туфли, вот это словечко и прилепилось. — А «синие», «Волк» и его люди, они что — из этой партии? Ты говорил, одного только что «взяли» прямо перед входом в Тренировочный центр? — Да, семь минут назад, его уже допрашивает капитан, — прихлёбывает горячий кофе Ларций. — «Синие» — их так прозвали за синие рубашки. Сейчас они редко их носят, но раньше — синяя сорочка, кожаная жилетка, и эти, черт бы их побрал, черные ботинки с серебряными пряжками. Они очень хороши, когда нужно бить человека ногами! — у меня от таких подробностей случается конфуз — кусочек булки, который я обмакнул в кофе со сливками, попадает мне в дыхательное горло! Я начинаю задыхаться, отчаянно кашлять. Ларций бьет меня по спине, спасает моментально! Я неловко улыбаюсь, хочу поблагодарить, но в горле по-прежнему комок. Мне сейчас лучше слушать, а не говорить, ведь он невозмутимо продолжает: — «Синие» — не просто капитолийские покровители Второго дистрикта, у них всё там сложно, коммерческие интересы переплетаются с семейными связями. Президент, который правил до Сноу, Пемблтон, был генералом, и его родня — своего рода вожди «Синих». Поэтому, пожалуйста, Пит, будь осмотрительнее. Хороший совет! Я уже знаю, что наверху, в пентхаусе, побывали сегодня «незваные гости». Камеры видеонаблюдения в лифте, на запасной лестнице, которой пользуются безгласые и ремонтники, зафиксировали какого-то подростка. Он проник в апартаменты трибутов Двенадцатого Дистрикта и оставил «подарок» в моей комнате (!), этакую «мини-бомбочку». Нет, она не причинила бы мне никакого вреда. Она была «заряжена» песней! «Песня долины», какая тонкая, и в то время изысканная каверза! Она никак не могла не остаться без внимания. Но главное — для меня оставили записку. Второе послание. Краткое:«Мистер Мелларк!
Не пугайтесь! Но знайте, мы рядом и наблюдаем за Вами. Мы предлагаем, мистер Мелларк, назначить встречу. Нам есть, что сообщить Вам. Это будет интересно Вам, сэр, и откроет глаза на на определенные моменты, которые помогут в будущем избежать ошибок. Никаких угроз. Вы же — специальный представитель и советник президента! Но Мы опасаемся, что Ваше расследование ненамеренно может повредить Нам и нашим Друзьям. Завтра Вам передадут точную дату и точное место этой встречи. Мы рассчитываем на переговоры. Очень просим Вас согласиться, чтобы Наши разногласия смогли разрешиться таким образом, какой устоит и Вас, и Нас, в одинаковой степени. Мы ищем выгодный компромисс. С уважением, Друзья мистера Папирия Марчанда. И мы просим принять глубочайшие извинения за бестактность нашего человека. Мистер „Волк“ будет наказан.» Я полагаю, «Волк» — человек неробкого десятка, открыто бросить вызов помощнику Сноу — очень смелый и безрассудный поступок. Уверен, у него были веские причины. «Угроза действием самому Питу Мелларку!», все капитолийские спецслужбы подняты по тревоге. Так и есть, Маркус Фронтье успел «побеспокоиться о моей безопасности» первым, остальные поспешили следом. Толпой. Всем я, оказывается, дорог и сверхценен. А я и не знал! Звонки на «чёрный наушник» и визиты лично посыпались, как мука из прохудившегося мешка. Прямо-таки лавина! А мне от всего этого стало противно и гадко на душе. Но, конечно, я вспомнил давеча сказанные Хеймитчем слова: «Похоже, вы попали в фавор к Сноу!» Правота нашего неподражаемо-непросыхающего, но гениального хитреца-ментора открылась мне во всей полноте этим поздним вечером и ночью. Но так же я припомнил совет ментора не «куролесить», дабы не вызвать на себя гнев президента. А то, что это смертоносно, я уяснил, когда лично удостоился разговора со Сноу. Жутчайший человек во всем Панеме, и это не преувеличение. Теперь все носятся, как ошпаренные. После того, как «Волк» послал мне записку… В комнату заходит седовласый пожилой мужчина в белой униформе миротворца, его лицо точно сожжено солнцем, а своей безукоризненной вежливостью (но не заискиванием) и обстоятельностью он, кажется, пробудил во мне сыновьи чувства. Это капитан Делагарди, с его разрешения я обращаюсь к нему по имени: — Манлий, как Вы думаете, «Волк» действовал по своей инициативе? Капитан качает головой: — Нет. Подозреваю, на «Волка» надавили, причем очень сильно. Поэтому он решился открыто шантажировать Вас. Риск смертельный, его сейчас по всему городу ищут! По сути, это выступление против президента Сноу. Ему не удастся пережить эту ночь! Спокойно пить кофе мне не дают: пять минут назад сюда заходил помощник Супрефекта Панема, некто Гонорий Мёбиус, одетый, как капитолийский щеголь, даже красный нашейный платок имелся. По виду и не догадаешься, что он служит в столь страшном учреждении, ведь все жители Города трепещут и зарекаются произносить название этого страшного учреждения вслух — потому что тот, кому не посчастливилось попасть туда, живым не возвращался. Никогда. По крайней мере, Капитолий так думает. Мёбиус докладывал мне о ходе поисков «преступников, посмевших угрожать самому мистеру Питу Мелларку». Без заискивания, как другие. Вежливо и с еле заметным оттенком холодности. А вот глаза Гонория — точно два куска льда, синего и лишенного всего человеческого. Брр, прямо жуть. Даже сейчас поеживаюсь, вспоминаю его взгляд… Позвонил и дежурный помощник президента Сноу, некто Гемеллий, у него совсем юный голос. От него я узнал, что Сноу сейчас в Капитолии нет, а обитатели президентского дворца «пребывают в глубоком шоке, но они ВСЕ делают всё необходимое для того, чтобы я и далее исполнял свою Миссию, согласно утвержденному президентом плану». Слова. Слова. Слова: пустые, насыщенные и никчемные. Самое смешное заключается в том, что не существует никакого «плана, утвержденного Сноу». Старик просто молча наблюдает за моими действиями и не вмешивается. А Супрефектура внимательно наблюдает за мной! Брр, вновь мороз по коже от таких мыслей. Мне страшно, очень страшно, но я и виду не подаю. Нельзя! Внезапно в комнату вламывается (именно вламывается, только что с разбега не падает на капитана) некая, как бы так поделикатнее выразиться? Особа! Её платье невероятно похоже на среднего размера торт. Розово-сине-сиреневое чудо, ко всему прочему, одетое в кремового цвета лосины, ну чистая иллюзия праздничного торта! — Мистер Мелларк! Я — Сервилия Морено, личный помощник министра внутренних дел Панема, госпожи Эгерии Френсис! — её голос противный и писклявый, а сама физиономия настолько преисполнена своей значимостью, что она даже не осознает, насколько её появление было смешным. — Очень приятно. Желаете кофе? — я стараюсь быть предельно корректным и воспитанным. Комичность ситуации налицо, но как я могу расхохотаться сейчас? Ведь это будет чудовищно бестактно! Но меня всего распирает от смеха, я могу сорваться в любую секунду. Как неловко, ужас! К тому же, она все усугубляет, произнося: — Что Вы, сэр! Кофе вредно пить после шести часов вечера! Может пострадать сердце! — с необычайным пылом и жаром в голосе восклицает это «нечто». Её даже женщиной назвать затруднительно, какое-то произведение кулинарного искусства! Мисс Сервилия пробуждает у меня не сексуальные, а сугубо эстетические переживания — так замечательно сочетать цвета для торта, это просто триумф, по моему скромному мнению! Капитан тоже с трудом сдерживается и вынужден отвести взгляд. А вот миротворец-телохранитель на удивление спокоен и невозмутим, это вселяет уверенность, что я сумею сдержаться, в ту самую секунду, когда я уже готов захохотать! — Как Вам будет угодно, — с усилием отвечаю Мисс-Чудо-Торт. К счастью, она переводит разговор на более скучную, а значит, не такую смешную тему, и это моё спасение. Политика: — Мистер Мелларк! Госпожа министр просит Вас не встречаться с Вождями «синей партии»! Опа! Я запросто могу попасть сейчас впросак и выставить бы себя «деревенщиной из Медвежьего угла» — у меня дома почти ничего не известно о политических группировках в Капитолии. Здесь же — школьники, и те знают: кто есть кто, и кто за какую команду играет. Но я уже расспросил капитана и моего нового знакомого, поэтому отвечаю твёрдо, хотя и очень туманно: — Нет. Я не соглашусь без причины. Но мне сделали предложение встретиться с целью переговоров, а я не против такого варианта. Вероятно, именно вероятно, поэтому я соглашусь, — говорю и вижу метаморфозу: её маленькие тёмные глаза превращаются в узкие щёлки, широкое полное лицо принимает более неприязненное, хищное выражение, и слышу её ответ: — Мистер Мелларк, как Вам будет угодно! Со стороны Министерства Вам будет оказано всяческое содействие. Прощайте! — она резко разворачивается на каблуках и стремглав вылетает вон из комнаты. Очень злая, крайне раздраженная, в самой высокой, какая только существует в природе, степени разочарованная моим ответом. Политика, грязные игры… Когда мисс Морено выскакивает вон, проходит десять секунд, и комната взрывается дикими раскатами оглушительного хохота. Смеюсь я, смеётся так, что слёзы выступают из глаз, Делагарди. Но громче и невоздержаннее всех хохочет Ларций. У него просто начинается истерика. — Да, господа, давно я так не смеялся! В Десятом, где я раньше служил, такого не увидишь. Но её наряд? Мистер Мелларк, согласитесь, её наряд, это же — знаменитая Урфина-Бьянка! — отсмеявшись, говорит пожилой капитан. — А это что такое, Манлий? — я догадываюсь, но вида не подаю. — Это, сэр, самый модный в этом году торт, его придумал некий кондитер по имени Пульхр, и назвал его в честь своей невесты, Урфины. Вы заметили, что все цвета платья мисс Морено были светлые. Даже сиреневый был именно светло-сиреневый. В торте «Урфина-Бьянка», а последнее слово значит «белый», весь крем и бисквиты только светлых оттенков. Есть ещё торт «Урфина-Нера», но такой популярностью он не пользуется, в нем слишком много шоколадного крема, который сейчас совершенно вышел из моды. Если желаете попробовать его, мистер Пит, могу купить… — Нет, нет, Манлий, ни в коим случае, мне больше нравится готовить торты, чем есть их самому. Да и вообще… — я не выдерживаю и снова начинаю смеяться. Капитан тепло улыбается, отвечая: — Я забыл, что Ваш отец владеет пекарней. Так что извините. — Ничего-ничего. Пожалуй, Манлий, я попробовал бы кусочек «Урфина-Нера». Чёрный кофе со сливками, темный крем, черный костюм Мелларка... — говоря эту фразу, я шучу. Но то, что мой личный вкус противоположен капитолийскому — факт бесспорный. Ларций же никак не может угомониться, даже строгий взгляд его командира не помогает ему успокоиться. Делагарди качает головой. И улыбается. Анекдотичность ситуации очевидна, поэтому он не так строг, как обычно. — Извините меня, господа! Я не мог остановиться, моя реакция просто не поддавалась контролю, — угомонившись, миротворец с ярко-красным лицом, наконец, подает голос. — Вольно, капрал! Мистер Мелларк, надеюсь Вы простите моего несдержанного подчинённого, но эта… секретарша, ума не приложу, как госпожа Френсис её терпит?! — улыбается капитан. — Напротив, маска на его лице помогла мне не сорваться! Ларций, принимайте мои искренние благодарности, — я не выдерживаю и снова хохочу, закрыв лицо руками, когда слышу ответ миротворца: — Я обязан охранять Вас, сэр! Даже от неуместного взрыва «хи-хи-хи». Но данная ситуация была первой степени сложности! — Господа, у кого-нибудь есть предположения, почему она предлагала не встречаться с «синими»? Уверен, что моя безопасность здесь ни при чем! — наконец, говорю я первую серьёзную фразу со времени появления Мисс-Супер-Торт. — Ничего сложного, мистер Мелларк, — отвечает старый миротворец. — Министр Эгерия Френсис не желает брать на себя ответственность. Больше всего на свете она боится гнева президента — мало ли, что может с Вами приключиться, а виновата будет она! «Синие» — самая влиятельная группировка в Городе, и они также отличаются непредсказуемым, бешеным нравом. Поэтому она и советует не соглашаться на встречу. С этой точки зрения, я также должен бы настоять на этом. Но я не буду этого делать. Пытаться вмешиваться в Ваши действия, вот что такое — полная некомпетентность. Но, сэр, я обеспечу Вашу безопасность. Любыми способами. — Намекаете, Манлий, что наверх, в пентхаус, мне подниматься небезопасно? Но других странных предметов так и не нашли, — задумчиво возражаю ему. — Там сейчас работает группа Супрефектуры, техники. «Сюрпризы», господин Мелларк, могут быть смертельно опасны. А техники работают долго, Вы уж мне поверьте. Чтобы досконально проверить каждый дюйм, нужно время. — Понимаю. Но, Манлий, как бы выразиться поделикатнее… — напряжение последних часов начало меня настигать, кофе помог, но всё это надоело мне до чёртиков, я хочу одного — спать! — Не объясняйте, мистер Мелларк. Порядки в Десятом мало отличаются от Двенадцатого, все встают с первыми петухами. Мне целый месяц понадобился, чтобы привыкнуть к режиму моего родного Города — вставать в полпервого дня и ложиться ближе к четырём утра. — Какой кошмар! Четыре утра! — я прихожу в состояние самого подлинного ужаса. Какие там четыре часа, в ближайшие пять минут я свалюсь. Да хоть на тротуаре зимнего Капитолия, свернувшись калачиком! Я, сын пекаря, привык вставать не позже пяти. Кроме того, моя мать —сторонница здорового сна, и если кто из её сыновей «колобродит» после девяти, наказание скалкой — это лишь цветочки. Мой старший брат Рай, перед своей женитьбой, неоднократно возвращался от Лорель после одиннадцати. Так вот, ему приходилось вступать на цыпочках, очень тихо. Но однажды его подвели «предательницы», скрипучие половицы на втором, жилом этаже. Мама проснулась. А спит миссис Викки Мелларк очень чутко. И она «застукала» Рая. Душа уходит в пятки, когда я думаю, что бы с нами (мною и Брэнником) стало, если бы на месте Рая оказались бы мы… Простыми синяками мы бы не отделались. А Рай, мама его любит, он чистосердечно признался ей, что допоздна задержался в доме старшего угольного мастера (отец Лорель, мистер Брентон, служит в шахте № 2). Мама посмотрела на Рая и молча вернулась в спальню. Она неделю была по отношению к нему чуточку строже, но потом все вернулось на круги своя. Но, увы, не судьба! В комнату опять вторгается тот, кому «вусмерть» потребен «сам специальный помощник президента, мистер Пит Мелларк». На этот раз офицер военной контрразведки, средних лет, богатырского роста и телосложения. В очках. Лицо не сколько умное, сколько хитрое. Представляется. Капитан Луций-Сергий Олсен. Мой утомленный мозг моментально «включает резервное питание», как только мир выдает для него очередную порцию знаний про моего главного Врага — капитолийцев. И чтобы победить его, я обязан понять, чем они вообще «дышат», зрители Голодных игр?! Нелюди! И я начинаю расспросы, первым: — Капитан, у Вас несколько необычное имя? Двойное. — Луций-Сергий? Первое — мой номен, оно относится только ко мне, Сергии — так зовут всех Олсенов, это преномен. Я давно привык так представляться, раньше меня путали с моим младшим братом, Юлом-Сергием, он тоже миротворец, служит в одном из дистриктов, Восьмом, кажется. Мистер Мелларк! Я пришёл сообщить Вам лично. Злоумышленник Луций Домиций Агенобарб Андерсон найден мёртвым в районе № 9. — Кто? — ничего не понимая, удивленно смотрю на капитана Луция-Сергия, или Олсена. Недопонял я. — Это «Волк», его полное имя, — вступает в разговор Делагарди. — Коллега, так Вы только запутаете Специального представителя, мистер Пит Мелларк — уроженец Дистрикта Двенадцать, и наши обычаи для него в новинку. Пока. — Приношу Вам, сэр, мои искренние извинения. Я покидал пределы Столицы только дважды в моей жизни, — с холодным спокойствием ответствует контрразведчик. Я спешу отпустить его восвояси. Увы, но ничего интересного он мне сообщить не может, или не хочет, что весьма вероятно. Например, почему вообще его службу, по моей версии, в задачи которой входит ловить шпионов Тринадцатого дистрикта, привлекли к поискам уголовного, по сути, преступника. Контрразведчики, как погляжу, народ крайне скрытный и предпочитают слушать, а не говорить! Но источник информации, он у меня очень доверительный. — Господа! Мое полное имя Пит-Ангус-Лейярд Мелларк. А как зовут вас? — спрашиваю я капитана Делагарди и Ларция. Телохранитель молчит, первым начинает монолог старый капитан-капитолиец, не торопясь, но очень информативно. То, что надо: — Моё имя Марк-Манлий-Капитолин, что значит «Капитолиец», Делагарди, последнее — фамилия, прочее — римская, весьма запутанная форма обозначения имени. Мистер Пит Мелларк, вы знаете, что Капитолий построен по образу и подобию города, называемого Рим? — Слышал. Родители упоминали. Но, признаюсь, мои знания ничтожны, — честно признаюсь. Правду говорить просто: открыл рот и сказал, всегда бы так было, но увы… — Это величайший из городов Древности, он находился за Океаном, в стране, называемой Италия. Находился до Большой волны Вторжения, едва не уничтожившей нашу расу. Существует ли Рим сегодня, никто об этом не знает. Зато известно, что второе название Капитолия — Четвёртый Рим. Рим был столицей Римской республики и, затем, Римской империи. Наш Панем устроен как Римская империя, так задумали основатели нашего государства два с половиной столетия назад. Специально задумали. Я узнал немного ценного, но у меня уже готово немало вопросов, и это разговор не на пять минут. Сегодня ночью я просто физически не получу хотя бы часть ответов. Просто свалюсь от усталости. Но я желаю знать: Большая Волна? Это что такое, в школе нам такого не рассказывали. Рим номер Четыре… А где находятся или находились номер два и три? А ещё — Римская республика или, всё-таки, Римская Империя, наш Панем? Знаю я кое-что запретное и крайне интересное по этому предмету. Res Public — значит «Дело народа» на древнем языке, называемом латынь. — Панем и сирсэнзис, — внезапно произносит Ларций, я в знак согласия киваю, слышал я это выражение от мистера Плутарха Хэвенсби, но его строгий командир сурово качает головой и говорит: — Об этом, капрал, Вы расскажите, причём подробно, мистеру Питу позже. Вы теперь как «близнецы-братья», Диоскуры. Ещё раз перебьёте меня — два месяца половинного оклада в качестве штрафа за несоблюдение субординации! Сурово. Прямо как у меня дома, стиль моей матушки, Миссис Викки Мелларк. Ларций невозмутим, привык. «А не поставить ли мне маленький эксперимент?» — ко мне в голову приходит весьма дерзкая мысль. Поджав губы, согнав прочь со своего лица улыбку, произношу подчёркнуто холодным тоном, официально, но он должен почувствовать, что это самый настоящий вызов: кто здесь главный? — Манлий! Ведь начальник Ларция — это я, так что вопрос штрафовать ли его, решать буду я. Всё верно? — сейчас узнаю, насколько мое положение, которым меня наделил президент Сноу, высокое. Что скажет капитан, командир Ларция? Выбор у него невелик, на это всё и рассчитано: либо он «поставит меня, выскочку из захолустного Двенадцатого Дистрикта, на место», причём жёстко, либо… прав окажется ментор. Мне полезно это поскорее выяснить. — Не совсем. Этот механизм действует так, мистер Мелларк — размер и время начисления премии в Вашей компетенции, Вы отсылаете фельдсвязью уведомление в Главное Казначейство, а вот штрафы, сэр, в моей компетенции, — уф, он удивился, но даже вида не подал. Какое же у него самообладание! Рассердился, но… У меня такое ощущение, что Манлий Делагарди ожидал чего-нибудь в этом духе. Наглой выходки с моей стороны, но немного позже. Но я, в общем-то, и не собирался… Выходит, он предполагал, что это неизбежно случится. Он предельно спокоен. Но всё же поставил меня на место! — Но Вы, господин президентский специальный помощник, можете оспорить моё решение, действуя через секретариат президента. Позвольте узнать, сэр, Вам просто интересно, или Вы намереваетесь оспорить моё решение ещё до того, как был наложен штраф? — в общем, моя выходка не произвела на него особенного впечатления. А вот Ларций заметно напрягся. Побледнел. Явно нервничает. Интересно. Я, плавненько так, сдаю назад. Но у меня полное ощущение, что Хеймитч оказался прав. Вот же старый лис, слышал я, как ментора Хеймитча Эбернети за глаза так называли торговцы, соседи Мелларков. Он первый понял, что Кориолан Сноу сделал «ход конём». Вот только поскорее бы мне понять скрытый смысл этой партии. Кто за кого играет. Белыми играет, конечно, президент Сноу. Но кто играет чёрными? Ладно, я понял, теперь я — белый ферзь. Как и Китнисс. Хотя, если судить по внешности, она, скорее — чёрный ферзь. Пешка из Шлака, которую ты, Мелларк, провёл в ферзи. И сам пролез. Молодец, вот теперь и расхлёбывай. Но, и об этом мне в голову не приходило, чёрный ферзь ведь обязан сражаться против белого ферзя. Вот чёрт! Нежданчик, Мелларк! Ладно, более важно понять, кто играет эту партию против президента. Потому что играть на его стороне я категорически не намерен. И не буду. Но столкнуть нас с Китнисс лбами? Придётся теперь держать в голове этот вариант. А кроме того, и ферзя игроку случается сдавать. Да, это — самое настоящее минное поле, шахматная партия в Капитолии. — Я выясняю пределы моей компетенции. Но прошу Вас, сэр, уведомить меня, если будете штрафовать моего телохранителя, мы же с ним «близнецы-братья». А Диоскуры — это тоже из римской истории, Манлий? — я говорю не повышая голоса, негромко, очень корректно. Мол, я понял, что «меня немного занесло» и спешу исправится, но ничего такого я не имел в виду. И проблемы мне ни к чему. Чувствую, что приблизился к «красной черте». Надо прекращать эти игры. — Конечно, сэр, уведомлю Вас в течении часа. Диоскуры, Близнецы Кастор и Полидевк, или Поллюкс — персонажи не просто римской истории, но мифологии. Это пример типично римских имён. Пришло время (в корзину для непроданных булок мой сон) узнать подробно о том, как в Капитолии принято называть своих детей и что означает каждое их имя. У меня сосёт под ложечкой, есть твердое ощущение того, что сейчас я узнаю массу всего. Важного и ценного. Того, что необходимо мне в моей личной войне. Да, мне была объявлена война. В ту самую секунду, когда капитолийка Эффи Тринкет вытащила бумажку с именем Прим. Но в моих секретных планах значится не штурм, а долговременная осада проклятого Капитолия. Поэтому я навостряю уши самым внимательнейшим образом. Говорите, господа, я жду!Капитолийские имена
— Капитан Олсен ошибся, когда назвал имя Луций номеном, номен это как раз — Сергий, а Луций же — преномен, что-то вроде преимени, — рассказывает седой капитан, я его перебиваю, мне можно, я в фаворе у самого Сноу! Наглеть, так уж наглеть, но в меру. — Преимя, интересно, такого я еще не слыхал. — Весьма запутанно, Вы правы, мистер Мелларк! Номен не имя, но и не фамилия. Каждому ребенку в Капитолию, а также всем мальчикам во Втором дистрикте, в первую неделю жизни даются имена правильного «Строгого капитолийского» образца. Этим занимаются особые комиссии мэрии. Их еще называют трибунальные комиссии. К примеру, мой покойный отец звался Гай Манлий Геренниан Делагарди, но он не всегда был Манлием, до шестнадцати лет его звали Гаем Гереннием, но его усыновил род Манлиев, и он сменил имя. — А его номен Геренний превратился в Геренниан? Я предположил бы, что усыновлению вашего батюшки предшествовала военная служба в одном подразделении, в Тёмные дни, — предполагаю я, и капитан удивлённо вскидывает брови: — А Вы очень догадливы, господин президентский представитель! Всё именно так и было, он служил в Третьем капитолийском пехотном, в одном из боёв в Дистрикте Десять он вынес на себе тяжело раненного товарища, Марка Манлия Бибула Армитэджа. Спас от верной смерти и через год был принят в род Манлиев. Поручились за него Армитэджи. Но в жизни он так и остался сержантом Гереннием. Чтобы дослужится до сержанта, отцу потребовалось двадцать три года. А вот я достиг этого чина всего за семь лет, потому что я — Манлий. — Разрешите задать вопрос, сэр? — подает голос внимательно слушавший наш диалог Ларций. — Спрашивайте. Заодно, назовите, капрал, и Ваше полное имя. Вам задал вопрос помощник президента Панема, — всё, сна ни в одном глазу, мой мозг — бодрее не бывает. — Манлии — патриции, — я не уловил, утверждение это было или вопрос. — А мое имя — Тит-Ларций-Гортензий-Павел-Валерий-Аврелий-Полиодор… — затем он называет свою фамилию, но именно в этот момент у меня снова пищит наушник, и я вынужден отвлечься. Звонит Плутарх Хевенсби. Впрочем, я успеваю услышать ответ Делагарди на вопрос моего телохранителя: — Вы правы, капрал, Манлии — патриции. Затем я начинаю разговор с мистером Плутархом Хевенсби: — Добрый вечер, Пит, — вечер? Ничего себе! Безумный город! — Осваиваешь средства правительственной связи? А ты знаешь, что мы с моим замечательным преемником и помощником, Марком-Аврелием Фронтье, внимательно слушаем ваш разговор? — бац! Меня аж пробивает холодный пот. Проклятие, ты что забыл где находишься? Совсем нюх потерял, Мелларк, соберись, смерть рядом. Не спать! — корю, что есть сил себя. — А это потому, что ещё не включен режим шифрования, режим «R». Капитан пока не в курсе, прояви свою осведомленность, Пит. Скажи ему, что президент Сноу отдал распоряжение о запрете Антиконфиденции, то есть прослушивания всех разговоров тебя и Китнисс Эвердин. Фронтье получил этот приказ девять минут назад. Фельдегерем. Пусть капитан объяснит тебе, как работает режим шифрования и как включить режим Девять. Это архиважно, Пит, строгий правительственный протокол, президент Сноу только что присвоил вам с Китнисс Империй, т. е. Высшую государственную, пожизненную и неотчуждаемую ни при каких обстоятельствах, неограниченную законами Панема власть, с рангом пропреторов. И теперь «режим Эр-Девять» вы с Китнисс должны использовать всегда. Без исключений. — Ранг пропретора, что это? — замечаю изумленный взгляд телохранителя. — Это младшая ступень Империя. Им обладают двести двенадцать человек в Капитолии: министры, десяток самых старших из наших генералов. Им был наделён лишь один житель дистрикта — мэр Второго, Плавций Уиллоу. Это традиция первых лет президентства Кориолана Сноу. Вторым жителем дистрикта становишься ты, Пит! А первой в Панеме не капитолийкой, которой присвоен пропреторский ранг, стала Китнисс Эвердин. Тебе также необходимо знать, что старшей степенью «Империя» во всём Капитолии обладают только пять человек. И только они в силах отменить или даже отсрочить твой приказ. Твой или Китнисс. Называется эта ступень — ранг проконсула. Запомни имена этих пятерых: Первый — Кориолан Сноу, кстати, Кориолан — это когномен нашего дорогого президента. Второй — Авл-Корнелий-Косс Фицрой,, но принцепс Сената не использует свой когномен и известен под номеном — Корнелий. Третий проконсул: Марк-Антоний Гиллеспи, военный министр, он единствнный проконсул — плебей. Четвертый проконсул: Марк-Фурий-Камилл-Фабиан Аренберг, министр финансов Панема. По рождению он из Фабиев, но был усыновлён родом Фуриев, запомни это, мой мальчик. И последнее, самое жуткое имя: супрефект Панема Гай-Авидий-Кассий-Кассандр Гексли, он больше известен под своим агнономеном: Кассандр, — от таких новостей у меня шевелятся на голове волосы, а усталость, запредельная усталость этого крайне тяжелого дня, она исчезает без остатка. Но ненадолго. — А миссис Эгерия Френсис не обладает рангом проконсула? — задаю не самый важный вопрос. — Министр внутренних дел? Нет. Она не замужем, поэтому — «мисс Френсис», и она имеет ранг пропретора, поэтому отменить твои приказания вне её компетенции, — рассказывает мне бывший глава тайной полиции Панема. — Я, если тебе это интересно, рангом пропретора обладаю, Маркус пока нет. Ну, прощай, к вам направляется фельдъегерь от самого президента. Он ищет пропретора Панема Пита Мелларка! В эту самую секунду дверь открывается, и входит солдат, вернее, особый солдат. Его строгий, синий с чёрным, мундир фельдъегеря президента Панема ясно говорит о его значимости, а также об особенной торжественности его миссии. Взгляды трёх мужчин обращаются к нему и… он отдаёт мне честь, воинское приветствие. Потому что я — лицо, наделенное особыми и чрезвычайными, практически неограниченными полномочиями. Впрочем, этого я ещё не знаю, только обалдело смотрю на него. И слышу: — Мистер Пит Мелларк! Согласно указу президента, Вы наделяетесь Империем, высшей властью в государстве, в ранге протпретора! Прошу Ваше Превосходительство принять подлинный текст указа, — я изумлён настолько, что не двигаюсь с места, не могу. Тогда Ларций встаёт, принимает запечатанный конверт и произносит: — Сэр! Вы должны поставить свою подпись. А капитан засвидетельствует её подлинность. Но всё равно, я не готов, двум миротворцам приходится деликатно склонить меня к требуемой реакции. Несмотря на собственную заторможенность, я отмечаю про себя, насколько сильно потрясён капитан. Да, в Капитолии произошло событие невероятнейшее — впервые за 75 лет житель дистрикта получил Власть над жизнями и свободой капитолийцев. Я ставлю свою подпись, капитан её заверяет, и фельдъегерь, вновь, уходя, салютует мне: «Честь имею, сэр! Мне можно идти?» И я отдаю мой первый приказ капитолийцу: — Идите.***
— Ну вот, режим строжайшей секретности установлен, — рапортует мой верный и умелый, что немаловажно, телохранитель, а вернувший себе способность спокойно говорить Делагарди завершает переговоры о моем ночном пристанище, как-никак, в Капитолии сейчас половина второго утра: — Должен поставить в известность Вас, Ваше Превосходительство. Вы не можете провести ночь в неохраняемом должным образом помещении, это запрещено правилами охраны особо важных лиц, — капитан Делагарди сам почтение, но даже сейчас, отойдя от самого сильного, за всю его долгую жизнь, потрясения, он не переходит ту грань, за которой начинается подобострастие. Я замечаю этот важный факт. — Не называйте меня Превосходительством, пожалуйста, Манлий. Мне воспитание этого не дозволяет, — сейчас важно продемонстрировать мое корректное отношение и вежливость. Это очень важно, нажить врагов слишком просто, это надо помнить всегда. Падать с самого верха, куда меня вознёс президент Сноу, смертельно опасно, ни к чему мне сейчас демонстрировать высокомерие. — Так точно, разрешите тогда обращаться к Вам: «мистер Мелларк», либо «сэр»? Но титуловать полным титулом в служебное время мне диктует протокол, — говорит мне Манлий. — Да. Конечно, я понимаю. Так что насчёт президентской загородной резиденции, Манлий? — Она будет готова принять Вас, сэр, завтра, Супрефектура настаивает на проверке… Я пожимаю плечами, меня разбирает смех. Однако, кем бы там я ни был, кем бы не сделал меня Сноу, спать мне всё равно негде. Довольно показательный пример, что всё в нашем Панеме безумно далеко от совершенства. Да что там? До нормальности. Ладно, лягу спать прямо тут, а капитан Делагарди пусть меня караулит. Лично. Неожиданно возникшую проблему (капитана Делагарди, а не мою, между прочим) решает Ларций. — Осмелюсь предложить, сэр, мою квартиру. Я живу неподалёку. — Погодити-ка, капрал, Вы же живёте в Целии? — округляет глаза Делагарди. — Вчера я переехал в квартал номер 76. На этом моё терпение заканчивается, и я просто приказываю везти меня туда, в квартиру Ларция. Мне чрезвычайно сильно хочется спать, хватит всяческих впечатлений на сегодня. И я имею право на то, чтобы моё желание исполнилось моментально. На мягком кожаном сидении автомобиля я засыпаю, мы едем практически бесшумно, наконец меня деликатно будит мой телохранитель, . Мы поднимаемся на лифте в его квартиру, на третий этаж огромного двенадцатиэтажного жилого дома. А ещё вижу, как какая-то девушка с обнаженной грудью и распущенными по плечам огненными волосами, из распахнутого прямо над нашими головами окна, смотрит вниз и начинает громко напевать слова незнакомой мне песенки: В неверных отблесках денницы Жизнь кружит, пляшет без стыда; Теней проводит вереницы И исчезает навсегда. Тогда на горизонте черном Восходит траурная Ночь, Смеясь над голодом упорным И совесть прогоняя прочь; Тогда поэта дух печальный В раздумье молвит: «Я готов! Пусть мрак и холод погребальный Совьют мне траурный покров И сердце, полное тоскою, Приблизит к вечному покою!»* Несмотря на усталость, слова этой странной и грустной песни, как и сама девушка, врезались мне в память крепко-накрепко. Как только я вошел в квартиру миротворца, заработал телевизор, и голос вездесущего Клавдия Темплсмита провозгласил Правительственное сообщение. Но ничего нового я не услышал, речь шла о Несчастных Влюблённых из Двенадцатого, мудрости и невероятной щедрости президента Сноу, и о прочем омерзительном вранье. Из «ценного» я уловил, что снабжение продовольствием и промышленными товарами моего родного дистрикта увеличивается колоссально. Вот только вместо радости я почувствовал лишь грусть и предчувствие большой беды. А ещё, крайнее беспокойство — как там Китнисс? Телевизор замолк, и Ларций, молча, провел меня в спальню. Через полминуты я уже спал мертвым сном. Интервью вымотало меня. Но, всё-таки, не так, как общение с капитолийцами после него. Это общение просто выжало меня, точно лимон. Тяжелый день, наконец, закончился.