Октябрь 1968, Западный Берлин
Казалось, мир сошел с ума. Это точно какое-то всеобщее помешательство. В Европе сейчас возникал то тут, то там очередной пожар недовольства. Беспорядки в Париже закончились, в парламенте большинством стали сторонники де Голля, снова заработали заводы и начались занятия в Сорбонне, но почему-то легче от этого не стало. Многие уже начали понимать, что на предстоящих выборах де Голль все равно проиграет, отдав власть Помпиду. Печальные новости пришли из Праги в августе, когда советские танки вошли в город, чтобы устранить реформатора Дубчека, который строил «неправильный» социализм, и вернуть на прежний пост деспотичного Чаушеску. Я получила печальное письмо от своих друзей из Праги, которые собирались приехать в Париж, надеясь на лучшую жизнь. Но почему-то я не могла отговорить их от этого, потому что те незаметные перемены вокруг нас, парижан, видело меньшинство. Теперь я разуверилась и в СССР. Моя вера в победу социализма покинула меня окончательно. Казалось, что я перестала верить во все свои юношеские идеалы. Как можно пировать и праздно жить, когда вокруг тебя чума? В Испании у семей, нелояльных правительству, похищали детей. В Италии «красные бригады» устраивали теракт за терактом, забастовку за забастовкой. В Греции к власти пришли «Черные полковники», запретившие свободно говорить. В США молодежь недовольна войной во Вьетнаме. В Польше студенческие волнения были жестоко подавлены. Культурная революция шла в Китае. Мир сошел с ума. Весь мир наполнялся хаосом. Говорят, что пустота не способна давить, но она давила нас всех, приводя в замешательство и страх за свое будущее. Этот мир рушился, и превращала его в руины не война, а новая политическая игра, которая коверкала судьбы не только одного человека, но и целого континента. Но это было ожидаемо. Хаос всегда был рядом с нами, стремление к нему и саморазрушению живет в нас с самого рождения. Мы, поколение бурных 60-х, дети, рожденные в депрессивные 30-е и ужасные кровавые 40-е, и однажды мы увидим крах всех наших идей, увидим, что то, за что мы боролись, станет просто пеплом, нашим разочарованием и болью. Это хаос породили мы сами. Что мы читали? О чем мы мечтали? Что смотрели в кинотеатрах? Чем занимались на досуге? Мы — те, кто баловались наркотиками, раскрашивая свой мир с помощью ЛСД, утоляя скуку марихуаной. Мы — те, кто на каждой вечеринке пили литрами алкоголь, а на утро просыпались в чужих постелях. Мы читали литературу, отрицающую всю прежнюю мораль, бога, правила. Мы сами разрушаем этот мир. Мы молодые и пылкие. И те, кто знал, как извлечь из хаоса выгоду, воспользовался этим. Париж я покидала с тяжелым сердцем и багажом воспоминаний о мятежных днях мая, которые бередили душу. Макс решил отправить меня в Западный Берлин, в этот рассадник шпионов, преступников и дельцов, готовых идти в обход всем законам. Он считал, что мне нужна встряска, и чтобы меня не выгнали из газеты, мне нужен новый материал. Мне пришлось предложить Венсану, что я могу поехать в Западный Берлин. Мой редактор был женат и успел закрутить романы со всеми своими стажерками, считал себя самым неотразимым мужчиной, хотя это было далеко не так: из-за блеска Голливуда полные мужчины нынче не в моде. Венсан скрепя сердце отправил меня в Западный Берлин, понимая, что я вряд ли буду писать хвалебные статьи о германских студентах. У меня была конкретная цель, не такая призрачная, как в Праге, где я всего лишь пыталась узнать настроения в обществе. Теперь мне нужно было сблизиться с одним человеком, которого подозревали в связях с радикально-левыми группами. Этим человеком был видный коммерсант Герман Кольт. Он вел торговые дела со многими компаниями по всей Европе, но несмотря на это появилось подозрение, что он активно спонсирует крайне радикально настроенных левых. Макс помог устроить мне первую встречу. Герман Кольт любил славу, и, конечно, он сразу же согласился дать интервью мой газете. А еще он был коллекционером красивых женщин. Я никогда не считала себя блестящей красавицей, однако Герр Кольт сообщил, что согласен встретится со мной. Череда совпадений. Запущенная цепная реакция привела меня впоследствии к неожиданным событиям. Я приехала в Западный Берлин, устроившись в одной из лучших гостиниц города. Моя жизнь здесь после парижской казалась просто королевской. Удивительно, но когда-то все самое лучшее ехали искать в Париж, а теперь все устремились в другие города. В Западном Берлине я только и делала, что ходила на вечеринки и ланчи, пила много вина и постоянно общалась с окружением Германа Кольта. Он был видным мужчиной: высокий, статный, темноволосый, темные глаза, как два бушующих океана. Женщины сходили по нему с ума, поэтому уже все начали гадать, когда же я паду и окажусь в его постели. Но я продолжала играть в недоступность, намекая, что веяния сексуальной революции меня почти не коснулись, и моя семья строгих правил. Он, наверное, мало мне верил, считая, что недосягаемых вершин для него нет. Находясь в его окружение, я узнавала то, что было мне нужно, и через своих агентов отправляла всю информацию в Париж. Так я прожила в городе месяц, пока в один день моя жизнь снова чуть не перевернулась до основания. В тот день я как обычно отправляла информацию. Делала я это либо в баре «Кабан», оставляя бармену зашифрованные документы, спрятанные в газету, либо в магазинчике, где продавали милые платья. Я вышла из бара, выпив чашечку кофе, совсем не заметив, как за мной кто-то следит. В гостинице администратор передал мне записку, написанную по-французски. Этот почерк я узнала бы из тысячи. Он был в городе. Он находился в том же городе, что и я. Не знаю, это насмешка судьбы или нам просто суждено было в очередной раз встретится? Я решила пойти на встречу с ним. Он ждал меня на окраине города, подальше от Берлинской стены и суеты. Я прошла в кафе, ощущая волнение, помня, что здесь везде есть уши. Шерлок встал, показывая мне жестом, чтобы я садилась напротив него. Он заказал нам чаю и традиционных немецких закусок. Шерлок еще раз внимательно посмотрел на меня, долго изучая, словно пытаясь понять, что творится у меня в голове на самом деле. У тебя вряд ли это получится, Шерлок. — Откуда ты узнал, что я здесь? — вдруг спросила я. — Видел тебя на улице в компании одного богатого человека, — спокойно ответил он. — Он мой друг, — со звоном поставила чашку на блюдце, поджимая губу, чтобы не выдать своих истинных чувств. — Насколько я знаю, у Кольта не может быть друзей. Так что он не лучшая компания для тебя, — холодно заметил он. Хотя сквозь холодность прорывались ревность и тревога. — Оставь свою чертову заботу себе, Шерлок, — отрезала я, напоминая ему о наших днях, проведенных в Париже. — Так это твоя работа? Как же я раньше не догадался. У нас с тобой общий интерес, — Шерлок замолчал, складывая ладони «домиком». — Одна и та же цель. — Предлагаешь мне объединиться? — усмехнулась я. — Так ведь? — Именно это я и хочу предложить тебе. Не будь упрямой ослицей, Сис, — в его голубых глазах возникло какое-то не понятно мне чувство. Оно вспыхнуло и тут же погасло, как искорка. — Почему я должна тебе верить? Ты меня просто используешь, и я уеду домой ни с чем, — я собралась уйти, но он схватил меня за руку, прижимая ладонь к своим губам. Наши взгляды встретились. Его губы продолжали прижиматься к моей вспотевшей ладони. Этот жест Шерлока вызывал у меня недоумение и удивление. Я думала, что он ненавидит меня настолько, что готов убить при первой же встречи, но это оказалось не так. — Послушай меня, Сис. Мы с тобой натворили слишком много ошибок, но сейчас мы можем помочь друг другу, а не обманывать, как делали до этого, — он заставил меня сесть обратно. — Лучше быть вместе. — Я тебе не верю, — горячо прошептала я. — Я тебе не верю. Мы с тобой по разным баррикадам. — Ты злишься за то, что я уехал, оставив одну записку. Мы с тобой квиты и ничего друг другу не должны, — отметил Шерлок. — Вот именно, мы ничего друг другу не должны, — я снова попыталась встать и уйти, но Шерлок крепко держал меня. — Сис… — Не смей меня так называть! Мы с тобой друг для друга ничего не значим. Мы — никто, — я наконец-то разжала его пальцы, беря со стула сумочку от Шанель. — Мы — никто, и никем будем всегда. Во мне клокотал гнев. Я была зла не на Шерлока, а на себя, за то, что вместо того, чтобы проигнорировать его просьбу, пошла с ним на встречу. Возможно, мне нужна была его помощь, но я не могла его принять. В городе повсюду были агенты СДЕСЕ, и кто-нибудь из недоброжелателей мог воспользоваться моей неосторожностью и поставить подножку, толкнув в пропасть. Он как всегда был прав насчет меня: я гневалась на него за то, что он уехал из Парижа, ничего не сказав мне; за то, что он бросил меня одну в городе, из которого я сбежала при первой же возможности. Из-за него я шагнула в пропасть, впустив в свою жизнь наркотики и алкоголь. Я так любила его, порой до ненависти, что в лежа в постели по ночам придумывала тысячу и один способ, как убить его, мечтая при первой же встрече выполнить один из своих планов. История доказала, что такие женщины, как я, всегда платят за свою любовь спокойствием и своей жизнью. Трудно сказать, что толкает нас на эту стезю, почему мы выбираем путь шпионажа и обмана. Иногда это доводит отчаяние, когда понимаешь, что другого пути нет. В других случаях есть стремление к высшей цели ради своей страны и будущего семьи. Но чаще всего женщина становится игрушкой в руках мужчин. Выполнив работу, она уходит с арены, и даже история не сохраняет ее имени, а если ей удается отставить след, то вряд ли потомки будут хорошо отзываться о ней. Женщины всегда служили оружием в руках мужчин, они превращают их в рабынь и пособниц, используют, а потом выкидывают на улицу, как ненужный хлам. Конечно, и сама женщина может станет причиной собственной погибели: жажда тщеславия и непомерные амбиции могут загубить все то, что так дорого сердцу. Так могло бы быть и со мной. Если бы не моя встреча с Сержем, то все было бы по-другому. Наверное, у меня сейчас был бы муж и дом, но вместо этого я, как Северина Сириза, искала опасность и темных удовольствий, что испытывала от своей тайной игры. Стук в дверь отвлек меня от раздумий. Я потушила сигарету и пошла открывать дверь. На пороге стоял одетый в светлый фрак Герман Кольт. Сегодня мы с ним должны пойти на вечер, который устраивала подруга Германа. — Подожди меня немного, — попросила я по-французски. Я знала немецкий, но для Германа и его окружения — нет, что делало меня практически невидимкой в их обществе. Для вечера я надела алое платье от Живанши. Тот самое, что было на мне в рождественский вечер 1964 года в Оксфорде. С тех пор прошло четыре года, и оно было уже не таким модным, но меня это мало волновало. Оно отлично облегало фигуру, придавало шарму, и к тому же классика никогда не выйдет из моды. Я посмотрела на себя в зеркало, вспомнив комнатку Шерлока в Оксфорде, как мы вместе движемся в потемках, как его ладони скользят по ткани, длинные пальцы задирают вверх юбку, как он смотрит в мои глаза, когда два тела сливаются вместе. После той ночи я отдавала платье в химчистку, но мне до сих пор кажется, что от него исходит запах той ночи: его туалетной воды, моих духов и страсти. Я закрыла дверь спальни, улыбаясь Герману. Он тоже улыбнулся, жестом показывая на дверь. Мы идем вместе к его машине, едем в ресторан, где нас ждут его друзья. Я ощущаю, как у меня дрожат руки, ведь я специально надела это платье, зная, что снова совершу шаг, который подтолкнет меня к бездне, медленно пожирающей меня. Этот шаг приблизит меня к моему концу. В зале ресторана много мужчин в деловых костюмах, дам в вечерних платьях, официанты разносят французское вино и шампанское, а так же легкие закуски. Я делаю вид, что плохо говорю по-немецки, поэтому, пока Герман говорит о делах, просто слушаю их разговор с улыбкой на лице. Он спрашивает на моем родном языке мое мнение, интересуясь тем, что бы я сделала в той или иной ситуации. Приходится отшучиваться, что я плохо разбираюсь в экономике и политике, чтобы никак не выдать себя. Герман подводит меня к какому-то высокому мужчине. Я не сразу узнаю его. Накладные усы, гладко уложенные волосы и жуткий французский акцент делают его совсем другим. Шерлок смотрит на меня, не сводя взгляда. — Познакомься, это Шарль Матье. Он тоже журналист, — Шерлок поцеловал мою руку. — Шарль, это моя знакомая — Сесилия Вальжан. — Очень приятно, — ответила я, продолжая заглядывать в голубые глаза моего нового собеседника. — Я оставлю тебя, Сесилия, — Герман чмокнул меня в щеку и ушел к своим знакомым. Шерлок смерил меня тяжелым взглядом. На его губах появилась знакомая полуулыбка. Я сделала глоток вина, чтобы не выдать свои истинные чувства. Что он здесь делал? Он сказал, что Герман Кольт и его дело тоже. Выходит, он был связан с сетью Мориарти. Интересно, а Макс знал об этом факте? — Он - плохая для тебя компания, Сис, — тихо сказал он. — Это не тебе решать, — холодно отрезала я. — Я знаю, что ты собралась сделать сегодня, — в его глазах промелькнуло разочарование. — Твое платье сказало об этом. — Какой ты догадливый, — усмехнулась я, стараясь не смотреть на него. — Это не выход. Не выход — лечь под него, — он дотронулся до моего локтя, словно пытаясь так заставить меня не делать этого. — Я вытащила из него то, что смогла. Больше не смогу, — я подняла на него глаза. — Это почему же? — Тебе кажется, что за парой коктейлей он скажет мне все? — я тихо засмеялась. — Я удивляюсь твоей наивности и неосведомленности. — Какой еще неосведомленности? — он уставился на меня. — Твоей неосведомленности. Ты думаешь, что во время ужина он мне все расскажет. Такие мужчины не делятся секретами с женщинами просто так. Взгляды, поцелуи и объятья — это уже не плата за информацию, — я замолчала, пытаясь унять свой гнев. — Так вот, как ты ищешь информацию. Хотя нет ничего удивительного в этом, — отметил Шерлок. — Чтобы добиться большего, нужно, как минимум, с ним переспать! — выпалила я. — Я вот все думаю, могу ли сделать это или нет. С одной стороны это очень аморально, хотя ради достижения своих целей до этого я часто делала так. С другой стороны, после ошеломляющей ночи, которую я ему устрою, он мне все выложит на блюдечке с голубой каемочкой. Мне ничто и никто не мешает сделать это. — Это ошибка, — проронил Шерлок. — Он любит ломать таких девочек, как ты, избивать до полусмерти, а потом насиловать их. Ты этого хочешь? Так ведь? Послушай меня… — Это ты меня послушай. Ошибка — слушать тебя, — отрезала я, оставив его посреди зала. Я была полна решимости сделать это сегодня. Все обстоятельства так благополучно складывались, что, возможно, больше у меня не будет другого случая, и даже Шерлок Холмс не помешает этому. Буду гореть в аду за это, но я давно уже была там. Мой ад настал, когда я сошла с трапа самолета в Лондоне.Сентябрь 1988, Лондон
Что я мог тогда сделать? Ничего. Мне пришлось наблюдать за тем, как она убивает себя, как она ступает на скользкий путь, отчаянно пытаясь доказать мне и всем остальным, что заслуживает быть агентом СДЕСЕ. Я не мог защитить ее, отгородить от всех опасностей, что она накликала на себе. Неужели не знал, что если она что-то решила для себя, то ее бесполезно заставить передумать? Решимости ей всегда было не занимать. Долг она ставила превыше своих чувств и желаний. После того, как я покинул ее в Париже, прошло немного времени, но я совсем не ожидал увидеть в ее глазах отчаяние. Она хорошо скрывала это, прятала умело за масками, улыбкой, своей таинственностью и дерзостью. Только я видел, что за ее напускной безмятежностью скрывается на самом деле. Наверное, только уехав из Франции, бросив ее в пылающем городе, понял, насколько глубоко засело в ней чувство вины, и дело было не только во мне, нет, дело было в чем-то другом. Это причину я узнал позже, но, как всегда, принял ее равнодушно, отпустив в ее сторону колкое замечание. Каков я был тогда дурак, совсем не понимая, что вижу ее чуть ли не в последний раз. Но я не мог предполагать, что все закончится именно так — известием Майкрофта о ее смерти. Я простил ее еще тогда, в Париже. Хотя вряд ли это тот глагол, который подойдет к тому, что произошло со мной там. Я наблюдал за ней, видя, как она почему-то предпочитает угробить себя. Сквозь табачный серый дым я читал на ее лице борьбу с собой, сражение холодного расчета и чувства. О, это осознание того, что она до сих пор любила меня, польстило мне. Нельзя сказать, что я не доверял Си, но больше не собирался впускать ее в свою жизнь, сердце, душу, держа ее на расстояние, предпочитая сохранять холодность в наших новых отношениях. Сис усвоила этот урок даже лучше меня, поэтому не захотела принять мою помощь в Западном Берлине. Мне нужно было найти все нити без Сис, позволив ей быть с этим Кольтом. Они постоянно вместе появлялись в свете. Она всегда по-модному одетая, но с усталостью на лице, явно испытывала трудности, но хорошо таила свои эмоции. Унизительное чувство ревности, терзающее темными ночами, доставляющее столько неудобств. Она была с ним, с этим Кольтом. В его объятьях, в его смятой постели. Его губы касались ее кожи, его руки обнимали ее тонкий стан. Столько ночей, столько времени потрачено на борьбу с собой, чтобы избавить себя от всех эмоций, от ложки дегтя, доставляющих столько неприятностей. Сесилия сделала то, что хотела, и никто не смог ее остановить, но получила ли она взамен то, что ей было нужно? Тогда я знал, что нет. То, что было ей нужно, находилось у меня, и только я мог погубить ее или же спасти от гибели. Я нашел ее случайно. Нашел ее на одной из безлюдных ночных улиц, лежащую без сознания в канаве, куда стекали потоки воды при сильном дожде. Что он сделал с ней? Хотя я знал, что однажды Герман Кольт догадается, кто она на самом деле, что ей нужно от него, и попытается избавиться от нее, или же этот садист просто сделает с ней тоже, что же и со всеми. Она лежала в беспамятстве три дня, все время шепча что-то по-французски, что-то бессвязное и непонятное. Все ее тело, кроме рук и икр, было покрыто синяками и красными отметинами. Мне нужно было докопаться от сути вопроса, понять, что на самом деле произошло с ней. Для этого пришлось обыскать сверху донизу ее номер. Но я ничего не нашел. Мы были квитами. Сис не смогла украсть шкатулку Ирэн из моей квартиры, а я не обнаружил информацию, которая была необходима Майкрофту. — Где я? — спросила она по-французски, открыв глаза. В комнате царил полумрак, но я отчетливо видел ее силуэт, как она неловко поднимается с постели, чтобы рассмотреть обстановку. — Кто здесь? — Успокойся, Сис, — ее взгляд направился в мою сторону. — Здесь с тобой все будет в порядке. — Ты что, не понимаешь, что ты делаешь? — хрипло спросила она. — Кого черта ты портишь мне мое дело? — Забудь о деле. Этот садист чуть не убил тебя! — вскипел я. — Где та Сесилия Вальжан, что могла всегда трезво оценивать ситуацию? — Идиот, — процедила она сквозь зубы, убирая с лица темные пряди волос. — Идиот… Опомнись, все тогда было лишь игрой. — Сис, послушай меня, сейчас мы оба можем выиграть, — я сделал шаг к ней, она, заворачиваясь в простыню, соскочила с постели. — Отвернись, — приказала она, находя ворох своей одежды в кресле. — Я сказала — отвернись. — Сис… — Еще шаг… — И ты выстрелишь в меня? — я вытащил из-под подушки на кресле ее дамский пистолет. — Как же я ненавижу тебя. Мне не нужна твоя чертова помощь! Мне вообще ничего от тебя не нужно! — она была слаба, но все же находила силы на борьбу со мной, пытаясь доказать мне, что прекрасно владеет всей ситуацией. — Пропусти меня! Рука сомкнулась на ее тонком запястье. В ее зеленых глазах испуг, она снова прячет его от меня. Но я слишком хорошо ее знаю. Она не представляет, насколько хорошо. Сесилия спокойно старается убрать мои пальцы, но у нее это плохо получается. Еще один рывок, и она упирается ладонями в мою грудь. Ее духи, снова прежний образ моей старой квартиры на Монтегю-стрит, ее легкая улыбка. Она отрицательно качает головой, но я не собираюсь ни целовать ее, ни обнимать ее, ни прикасаться к ней интимней. Нет, второй раз я не повторю подобную ошибку. Я ведь знал тогда, что это была бессмысленная затея. Подсознательно всегда понимал, что эта авантюра, игра в отношения, меня ни к чему не приведет, что в очередной раз смогу убедиться в том, что чувства — ошибка, которая доставляет лишь неудобства, губя разум, притупляя его, делая слабой волю. Я попался в расставленные сети Сесилией, поддался слабостям своего сердца, позволив на мгновение подать ему голос, разрешив себе усомниться в том, к чему пришел после моей учебы в Оксфорде. Я неоднократно убеждался в том, что ничего хорошего из этого не выйдет, но все равно поддался идиотским чувствам. Какой дурак, решив, что только Сис сможет быть рядом со мной, что ради нее можно и попрать часть своих принципов. А ведь именно на этой женщине я хотел жениться. Тогда почему я дважды помог ей с тех пор, как она обманула меня, сбежав как последняя преступница? Я мог бы пройти мимо нее в Праге, мог бы оставить ее на «съедение» толпе в Париже, мог не пытаться предупредить ее об опасности. Какой же я дурак, раз снова чуть не попался на ту же удочку, поэтому резко отпустил ее, уходя в ванную комнату, дав ей время одеться. Она ушла, растворившись в берлинской ночи. Я видел ее в последний раз в Германии, совсем не предполагая, что в скором времени мы снова встретимся. Тогда меня не терзало чувство вины. Мне даже показалось, что я поступил правильно, отпустив ее, считая, что наши дороги больше никогда не пересекутся. Но это было заблуждение. Я был не прав. Мне нужно было погубить единственную женщину, которая мне нравилась. Наверное, это была любовь, и мне нужно было уничтожить ее, чтобы навсегда вырвать из чертог все воспоминания о ней. Вместо этого я отправил все бумаги ей, спасая от гибели, от гнева ее начальства. Прошло уже много лет с ее последнего телефонного звонка. Изменилось все вокруг. Смогла бы она жить в это время? Смогла бы она увидеть крах мира, который был у нас? У меня до сих пор не выходил из головы наш один из разговоров, когда она сказала, что не хочет дожить до тех времен, когда мир снова начнет меняться. Как выразилась давно мисс Адлер: времена сейчас не те. Сис настойчиво искала смерти, теперь я понял это. Она кидалась в водоворот событий, в самую их гущу, совсем не боясь того, что она может сделать, какой очередной свой принцип сможет переступить. Она могла бы отказаться от всего, но не хотела, потому что смерть для нее стала бы выходом из всей этой запутанной ситуации, которую мы создали. С момента нашего разговора в «Ритце» и известием Майкрофта о ее смерти прошло тридцать три месяца. Тридцать три месяца она искала пристанище в объятьях темного ангела, а я не пытался остановить ее. Ничего не сделал для того, чтобы она вырвалась из этого призрачного места, где рядом с ней обитала смерть. Я дожил до тех времен, когда люди отмечают первый большой юбилей, считая, что полстолетия уже позади. Но Сис… она была слишком молода тогда, когда люди Пиночета расстреляли ее. Если бы не любовь, ставшая ошибкой для нее, а потом уже и меня, то все бы сложилось по-другому, но в жизни нет сослагательных наклонений, все, что осталось мне, так это вспоминать ее. Мою загадочную Сесилию Вальжан. Мою мятежную женщину. ***Сентябрь 1973, Сантьяго, Чили
Ох, еще одно воспоминание, запертое на семь замков. Еще один мой предсмертный рассказ, перед тем, как я выйду на улицу и меня приставят к стенке, направляя автоматы в мою сторону. Вот и конец. Она пришла за мной. Наконец-то она нашла меня, как я того хотела. Столько лет ожидания, попытки убить себя, разложить на элементы, разорвать аккуратные стежки в душе, чтобы оборванные концы больше никогда не срослись, чтобы никто не мог их сшить. Как бы я не любила Шерлока, но так будет лучше. Смерть - выход из всей этой ситуации, способ отказаться от прошлого навсегда, забыть его навечно. Я своей кровью сотру то, что было между мной и Шерлоком, закрашу все светлые воспоминания в багровые тона. Я не хочу, чтобы он помнил обо мне, не хочу, чтобы я осталась в его душе, сердце, голове, потому что любое напоминание обо мне будет причинять ему боль. Наконец-то я смогу разорвать этот порочный круг, который нарисовала жизнь, который заставил меня сотворить для себя Макс Роже. Но все теперь будет в прошлом. Почему Шерлок не дал мне умереть тогда в Западном Берлине, позволив еще пять лет жить с гнетущим чувством вины, терзать себя воспоминаниями об Оксфорде, дышать нашим коротким прошлым? Он спас меня, вместо того, чтобы погубить, уничтожить меня одним ударом, но он решил, что я должна быть спасена. Если бы тогда он знал всю правду, знал, что я натворила и что была готова сделать еще, то он бы навсегда забыл мое имя, но это было похоже сильнее его. Это было и сильнее меня. Он хотел меня защитить, только сам не хотел этого признавать, а я смеялась в глубине души над ним. Не потому, что он казался мне слабым и безвольным, а потому, что ему было не под силу это сделать. Спасение утопающих в их руках. Я тонула. Я хотела утонуть. Хотела покончить со всем разом, а он мне не дал, позволив еще пять лет жизни тлеть в бренном теле. Я ничего не боялась, поэтому легко отдала себя мужчине, который мне даже не нравился. Спросите, как могла так жить? Но я все время так жила. У нашего поколения любовь — не драгоценность. Наше поколение ценит свободу, это эфемерное душевное состояние, считая, что свобода — это вседозволенность. Но это заблуждение. Мы не свободны, и так называемая «свободная любовь» — это миф, это распущенность. Но для таких, как я, нет и не должно быть чувств. Я могу быть только с тем, с кем скажут, с тем, кого одобрят, а если кто-то будет против, то все кончится плачевно. Даже в фильмах о Джеймсе Бонде нет любви, только страсть, только отчаянная необходимость, получить желаемое любым путем. Чем я отличаюсь от той же Ирэн Адлер? Мало чем, ибо ложусь в холодную постель с тем, кого никогда не будут любить и желать. Тогда, в Западном Берлине, я решила, что добьюсь всего любым путем. Он уничтожал меня, рвал душу на части, словно резав ее острым ножом, причиняя боль не только душевную, но и физическую. Его сильные руки сжимали меня так, что, казалось, он сейчас меня переломит. Он любил насилие, а я покорилась ему, потому что искала смерти. Когда Герман Кольт стал подозревать, кем я могу являться на самом деле, избил меня до полусмерти, а его люди оставили меня на улице. О, как я молила о смерти, надеясь, что так быстрее придет мой конец. Лучше так умереть, нежели чем от испепеляющего чувства вины, снедающего все внутри. Но Шерлок… Он решил, что все будет по-другому. На минуту, когда он посмотрел на меня, теснее прижимая к себе, он вдохнул в меня жизнь, но стоило ему разжать пальцы, и он снова забрал с собой часть меня. Он - мое проклятье. Он - тот, из-за кого я совершу самую большую в своей жизни ошибку. Ошибку, из-за которой меня вышвырнут из Европы, перестав доверять мне окончательно. Наверное, мне стоит винить его в своих бедах, но я не буду этого делать. Никто не знал, что все выйдет именно так. Получив бумаги от Шерлока, я поехала домой, зная, что Макс будет рад тому, что мне удалось раздобыть. Я была уверена, что больше никогда не увижу Шерлока. Надеялась, что судьба не сыграет еще раз со мной эту злую ошибку. О, как я ошибалась. Как была не права. Никогда не говори «никогда». Никогда не думай, что будешь в безопасности всю жизнь. Почему мне никто не сказал, что из-за любви приходится страдать? Почему меня никто не предупредил? Но ведь я знала это, и позволила своему сердцу управлять мною. Проклятое сердце, орган для прокачки крови, мотор всего организма, почему ты меня так подвел? Почему толкнул меня на тропу ошибок? Почему? Если бы было можно, я бы вырвала его из груди, растоптала, втоптав в грязь. Не нужно было трусить: нужно было давно утопиться в Сене. Нужно было набраться храбрости и покончить с собой. Столько способов. Столько упущенных возможностей. Вместо этого я все еще жива. Хотя вряд ли можно дать такое определение моему состоянию. Я просто существую. Душа уже давно мертва, осталось только тело. Именно тело расстреляют люди Пиночета. Я не жалею ни о чем, только об одном: о том, что убила своего ребенка. Если бы я не струсила. Если бы все же под этим предлогом отказалась от работы в СДЕСЕ, то сейчас не была бы здесь, не искала бы смерти. Одни «если бы». Как я ненавижу это сослагательное наклонение. Как презираю эти условия, которые сложили бы мою жизнь по-другому. Все уже давно решено. Все уже давно предопределенно. Нужно признать факт: из-за Шерлока я сейчас здесь. За свои ошибки нужно платить, а за некоторые - кровью. Любовь — это ошибка, но ради нее стоит распрощаться с жизнью.