Солнечные лучи последний раз пробежались по сырой от дождя крыше, цепляясь лапами за железное ограждение, и исчезли, рассеялись в пыль, стоило солнцу уйти за горизонт. Небо окрасилось в тёмно-красные оттенки вперемешку с синими, а облака медленно, но верно улетали прочь, словно не хотели стать свидетелями нелицеприятных сцен.
Сид стоял перед ней всего в паре шагов чуть накренившись вбок: одежда, измазанная в чёрной слякоти, дрожащие руки, а его бледно-розовые волосы — в склизкой грязи, один глаз стал красным, как у тех вампиров, про которых он рассказывал Эфине сказки, после смеясь про себя её детской вере и бессмысленным страхам — в них не было смысла. «Я смогу её защитить, а она защитит меня».
Он — ложь. И всегда ею был. Защищать его от самого себя, ничего не зная — слишком трудно.
Тео как-то сказал ей, что «защищать» и «спасать» — совершенно разные слова и по звучанию, и по значению, и использовать их нужно аккуратно.
Сам он никогда не просил помощи вслух.
— Сид! — Эф кидается к нему, но осекается на полпути, замечая ещё одного человека чуть в стороне: он не улыбается и не выглядит доброжелательным.
«Эфина, ты должна избегать таких», — глухо отдаются в голове наставления. Эф теперь не так мала и глупа, как раньше — она живёт уже одиннадцать месяцев, поэтому просто не смотрит в сторону незнакомца, скользя взглядом по пустоте за спиной Сида. Это как во взрослой жизни, как говорил Нил: «Игнорировать проблемы до последнего». Но вор не собирается пропускать мимо её ненужное присутствие здесь, когда он наконец-то разыгрался и раскрыл все карты своей жертве.
— М-м-м, — она осматривает её с ног до головы и недобро — как кажется Эфине — щурится, — ты всё же сделала это.
Красноволосая на одних каблуках туфель поворачивается в сторону молчащего Сида и вздыхает.
— Но, боюсь, слишком поздно. Я как раз собираюсь закончить.
Она щёлкает пальцами. Протяжный, невыносимый звон льётся со всех сторон и забирается им под кожу, впивается в кости и будто дробит их на части, как орехи; Эфина дёргается в сторону и дрожит — ей очень хочется исчезнуть, не слышать этого шума, при котором её силы выходят из-под контроля, но обещание, больной пульсацией отдающееся в висках — «Это бьётся его сердце» — гораздо сильнее всего остального. Сид сгибается пополам, кричит громко, громче, чем стучит его сердце — ему кажется, что голова сейчас лопнет, но вместо этого по всему телу медленно, словно пробуя на вкус добычу, бежит странный ток и впивается в грудь, рассыпается искрами в кончиках пальцев рук, обвивает каждый сантиметр костей, как лоза, вырисовывая витиеватые узоры на лёгких, врезается в сердце и в нём затихает.
Сид смеётся.
И его громкий хриплый смех — сейчас он даже громче, чем утихший звон — заставляет испытывать Эфину совершенно новое чувство.
Одиноко.
До этого зелёная накидка превратилась в тёмно-коричневый искромсанный лоскут, небрежно завязанный вокруг шеи; по рубашке, по всей одежде и по кистям рук точно прошёлся слепой портной — на коже растянулись алые высохшие раны, а из ярко-красных глаз и рта по щёкам бледного осунувшегося лица текла чёрная масса, похожая на кровь. Улыбка Сида была не такой, как раньше.
Эфину передёрнуло.
— Сид? Нет… — Ноги предательски задрожали и подкосились. — Это запах лжи.
Он поглощён.
Лжец засмеялся и улыбнулся ещё шире, в его глазах сверкнули искры; он, словно прочитав её мысли, кивнул, подтверждая и словами:
— Верно! Но, знаешь, я не сильно отличаюсь.
В его голосе — ни дать, ни взять — шипение змеи и нотки бессердечности… будто бы говорил не он, а кто-то другой — какой-то робот со сломанным тембром. Эфина никогда не слышала такого голоса и никогда не думала, что
он может говорить
так: срываясь чуть ли не на крик по середине слова, в следующую секунду говоря так тихо, что едва ли можно было разобрать сказанное.
— Разве ты не знаешь, Эфи?
Короткое «Эфи» эхом отдаётся в голове, отражаясь от невидимых стен разума и влетая на полной скорости в противоположные — звук перемножается и превращается во что-то совершенно непонятное, отчего у Эф начинает кружиться голова, она уже не сможет сказать с полной боевой готовностью, где небо, а где земля. Где Тео, а где его ложь.
Его больше нет.
Она едва слышно шепчет: «Он другой».
— Конечно, когда ложь поглощает человека, он теряет свою личность, так? — До этого молчащий вор, улыбаясь, вытягивает свою бледно-голубую маску и подбрасывает её в руке. Голос виновника всего сейчас происходящего звучит легко и уверенно, даже несколько игриво. — Моего брата поглотила ложь и стала его частью.
В следующую секунду её улыбка блекнет, она хмурится и спрашивает, сжимая до хруста пластмассовую маску, а голос то ли дрожит от слабости, то ли наполняется лютой ненавистью:
— Даже такая как ты сможет это понять, верно? Не ты ли всегда была с ним?
Она и была. Но что-то упустила.
Эфи молчит, в голове пусто, как в городе Алых звёзд, — она тогда впервые выпросила его сходить с ней и посмотреть на звездопад.
Я упустила Тео. За всеми этими его масками и ложью не смогла словить главное. Он ведь всегда подавал мне знаки, делал подсказки и даже сам поддавался.
— Но он ещё не полностью поглощён.
Так что всё в порядке.
— …С ним всё будет в порядке.
Она выдаёт это — с непосильным трудом — не столько для правды, сколько для себя, ведь эти слова, которые говорит Тео в воспоминаниях, её мучают сильнее, чем что-либо.
«Давай, продолжай себя успокаивать. Ври, это иногда полезно».
На лице Сирил ноль эмоций. Ей даже неинтересно, что будет дальше, но она всё равно спрашивает, — её планы сорвались, похоже, уже совсем и ничего не поделаешь.
В глазах Эф вспыхивает огонёк, внутри — много-много искр, из-за которых бегут мурашки по спине, ведь ей так хочется верить, что он вернётся.
Она верит.
— Я съём всё!
***
— Слушай, Эфи. «Защищать» — это помогать кому-то держаться на плаву, «спасать» — это почти то же самое, но я считаю, что это можно понять, как «отдать что-то, чтобы защитить кого-то». Эти понятия нужно использовать очень аккуратно и только тогда, когда нужно, а не раскидываться направо и налево. Поэтому, Эф, никогда не думай меня спасать. А не то отберу конфеты! Понятно? Пообещай мне, что будешь защищать меня.
— Обещаю, а ты — меня!
***
Чёрт знает сколько времени она пыталась съесть его ложь — казалось, что ей не было конца края. Эф обессиленно отошла чуть-чуть назад и, еле открыв глаза, посмотрела на ухмыляющегося Сида: он стоял сгорбившись в три погибели и часто дышал, его плечи дёргались, кажется, ему было смешно и одновременно больно.
Я не могу.
— Ясно, я слишком слабая…
Сирил, всё ещё наблюдавшая за происходящим в стороне, ухмыльнулась и потянулась вверх, как кот на солнышке, только вместо солнца — полная луна, а вместо лап и когтей — руки, готовые придушить одного лживого предателя. Она зажмурилась на пару секунд, вдыхая свежий ночной воздух, и уже хотела порадоваться, что у неё, в общем-то, всё неплохо вышло, но Эф, уверенно подходя к Сиду, сказала, что «Всё будет хорошо» и одним разом разбила чужой настрой на успех. Сирил дёрнулась — ей захотелось ударить девочку, скинуть с крыши и крикнуть «Не мешайся!».
— Я обещала, что защищу тебя!
Её слова с шумом встретили первые капли дождя.
***
— Я чувствую огромный прилив сил…
Синеволосый оглядывается на Ирис и от её слов неприятно саднит.
— Похоже она собирается использовать всю свою силу. До последней капли.
Последняя фраза эхом раскатывается по пустому залу и как назло не хочет затихать. Они не могут разобрать — это и вправду давят злые стены или в их голове словами играют, как мячом, бросая из одного угла в другой?
Нилу было жаль. По слишком многом причинам. Из неё мог выйти чудесный дракон, столько возможностей впереди. Но вместо того, чтобы жить в мире, она отдаёт этот самый мир в руки человеку, который создал его для неё. Ни Бретт, ни Нил не могут понять ни Тео, ни Эфи.
— Невозможно, ей нет даже года, — Бретт вздыхает слишком громко и в этом вздохе слишком много недосказанных чувств.
— Впрочем, это её выбор.
Эти слова даются капитану слишком тяжело.
Всё сейчас как-то слишком.
***
Тео внутри Сида хочет шептать имена всех существующих богов, но он не знает ни одного. Поэтому хрипит, как умирающий старик, вдыхает, ещё и ещё, пока наконец-то не может на выдохе произнести короткое вопрошающее «Эфи?».
Перед ним — она, но Тео сомневается несколько секунд, Ложь же в нём забивается в угол и трясётся от страха. Понимание происходящего даёт под дых — быстро, метко, с размаху, но ничего не давая разглядеть, уловить хоть маленькую деталь, исчезает за плотным занавесом. Что-то вроде: «Поймёшь во время антракта». Теобальду хочется смеяться, только что-то в нём тревожно кричит.
Она начинала тихо, словно боялась сказать что-то не то:
— Чем сильнее я становлюсь, чем больше трачу свои силы, чем выше расту…
Тео окликает её. Зачем? Чёрт знает. Ему почему-то кажется, что Эфи уходит сейчас куда-то очень далеко и даже не оглядывается, но она ведь здесь, стоит перед ним, держит его своими тёплыми руками за плечи.
— Я обещала тебе, что защищу тебя. Но, знаешь, я не смогла стать сильной. Так что, — она печально улыбается, приоткрывая глаза, — похоже, всё так и закончится.
Её голос почти срывается на всхлип, она выглядит уставшей, больной, расстроенной, но Теобальду не хочется думать об этом, ему вообще уже ничего не хочется.
— Ты, наверное, больше не сможешь дать мне щелбан за то, что я говорю невпопад, делаю не то, что ты просишь и вообще лезу туда, куда не надо, не заберёшь у меня лишний раз сладости, не сможешь снова взять с собой куда угодно. — Тео перестаёт слышать своё сердце, он превращается в слух и зрение, боясь упустить что-то очень важное. — Знаешь, только благодаря тебе я повидала столько потрясающих городов, съела столько лжи и познакомилась с интересными людьми, это не считая трёх драконов, бесплатных сладостей и кучи лже-тебя. Но это последний раз, когда я съем ложь.
Тео дёргается, хочет встать, но руки, лежащие на его плечах, приковывают его к месту и не позволяют двигаться.
— Только не ставь мне за мой вынужденный эгоизм сильный щелбан. Пока-пока, Тео.
Звон в ушах нарастает, отдаётся в висках вместе с её словами и её улыбкой. Вокруг слишком тихо, настолько, что ему больно от этой тишины.
Эфина вздыхает и убирает руки с его плеч, отходит чуть-чуть назад, закрывает глаза и поднимает голову к небу: ей хочется ещё чуть-чуть подышать свежим воздухом, побыть в этом мире, ещё чуть-чуть почувствовать, даже если всё, что она сейчас испытывает — боль и не сравнимую ни с чем печаль.
Тео не чувствует ничего, не понимает, не хочет понимать.
Эф смотрит на него — в её глазах слишком много несказанного, но она снова улыбается, и эта улыбка только ему и больше никому.
— Я люблю тебя.
