#2.2
— Ник... — лениво протянул я. Мы довольно откинулись на кровать и смотрели куда-то в потолок. — Что? — послышалось в ответ. Я хотел сказать, что он был великолепен, но так и не сказал. — Подними Луи. Гримшоу неохотно сполз на пол и, схватив за волосы, потащил за собой Луи к нам на кровать. Мальчик болезненно кричал и просил прекратить. Но мы его не слышали. Точнее слышали, но не слушали. Я так хотел взглянуть в эти прекрасные голубые глаза еще раз, но я по-прежнему их не видел. Ник даже и не думал о том, чтобы освободить его от этой повязки или развязать руки, в конце концов. Конечно же, брюнет, впрочем, как и я, заботился только о себе и своих желаниях. Поэтому, не долго думая, он впился в эти детские губы цвета спелой черешни. Со стороны это выглядело так, как будто он ворвался в мир маленького мальчика. В одного из таких невинных мальчишек, которые в книгах, как правило, бегают босиком по мокрой утренней росе, с венком из ромашек и одуванчиков на макушке, который он так боится потерять. Ворвался так неожиданно и без какого-либо разрешения. Я даже боюсь представить себе, о чем думал тогда Луи. И что бы он сделал с нами, если бы мы оказались на его месте.Мой отец всегда говорил мне о том, насколько многогранны человеческие возможности. Самое странное это то, что использовать их спешат далеко не все. Если у тебя есть хоть один шанс из тысячи, даже и не смей думать о том, что у тебя ничего не получится. Используй все, что у тебя есть. Сделай все, что в твоих силах. Завтра шанса может и не быть, а пожалеть ты всегда успеешь. И плевать, что будет потом. Надо жить сегодняшним днем.
Слишком много слов для простого поцелуя, не правда ли? Но для меня поцелуй является чем-то особенным. Это намного выше простого занятия сексом или любовью. Поцелуй для меня сейчас — возможность. Возможность дать ему почувствовать себя настоящего. Я только в тот момент понял, какой я собственник. Поцелуй с парнем был для меня чем-то новым, и мне хотелось освоить это самому. Без чьей-либо помощи. Я никогда не хотел сделать это — поцеловать мужчину. Но красота, оказывается, не только спасает мир, но и дурманит человеческий разум как действие самого сильного феромона. Луи был таким привлекательным, что мне хотелось целовать его снова и снова. Каждый раз я старался не упустить возможности перетянуть Луи на свою сторону, пока Ник восстанавливал дыхание и мы продолжали делать это снова. Целовать. — Сходи проверь его папашу. — Стайлс, не сейчас, — простонал он в ответ, возвращаясь к поцелую. — Мне повторить? — Да что такое, блять? — Ник оттолкнул мальчика и поднял голову в мою сторону. — Пошел вон. Гримшоу с явно непонимающим выражением лица резко оторвался от нас, вопросительно подняв бровь. — Ах, кажется я понял. Стайлс решил включить режим собственника? Ну-ну. — Пошел вон, я сказал. Я не хочу, чтобы Луи целовал Ника. Не хочу. Этого не будет. — Скажи ему, что этой ночью ты хочешь быть только моим, — я обратился к Луи. Мальчик плакал. Он устал. Мы так его замучили, что у него даже сил не было, чтобы сказать хоть слово. Но разве меня пьяного это волновало? Конечно же нет. — Мои руки. Я их практически не чувствую. Развяжите их. Я прошу вас. — Скажи это, — я повысил немного тон. — Этой ночью... развяжите вы уже наконец! Этой ночью я хочу быть только вашим... — Я не слышу. Громче! Я с издевательской усмешкой смотрел на Ника, будто бы унижая его. Хотя, я на более чем сто процентов уверен в том, что ему плевать, с кем трахаться. Гримшоу не прерывал зрительный контакт со мной, от чего ему было немного неловко, а я чувствовал прилив сил и что-то вроде власти. — Этой ночью я хочу быть только вашим! Теперь вы довольны? — всхлипывая прокричал он. Мужчина стоял как вкопанный и безнадежно смотрел на нас. — Да пошли вы оба! А с тобой, Стайлс, мы потом поговорим. Победа. А теперь представьте, что небеса над вами резко почернели, прогремел гром, сверкнула молния, и к вам спустился черт с пылающим трезубцем, который злорадно засмеялся вам в лицо. Проще сказать, представьте, что перед вами появился я.***
Когда я понял, что недовольный Ник, захлопнув за собой дверь, наконец-то свалил, мистер Гарри — уже-почти-трезвый — Стайлс превратился в ангела. Наверное, одним из моих отрицательных качеств является чувство собственности. Я всегда пытался присвоить себе все, что мне нравится. Если мне это понравилось, значит, это мое или, по крайней мере, должно быть моим. Луи, который болезненно стонал и ворочался, пытаясь высвободить свои почерневшие руки из плена ковбойского ремня, был одним сплошным «мое, мое, мое». Я налетел на него как холодный ноябрьский ветер на толпу людей на улицах серого города, которым так тяжело привыкнуть к холоду, после жаркого и солнечного октября. Я пытался не оставить без поцелуя ни одну клеточку его тела. И мне было абсолютно плевать, что он там ворчит себе под нос. Нравится ему это или нет. Все равно. Главное, что мне все нравится. Я собственник. Теперь я взял на себя роль Ника, который делал с ним все, что ему захочется, без разрешения. Его губы на вкус были похожи на вкус чего-то сладкого. Словно приторно-сладкий марципан в сочетании с чем-то горьким. Да, я сразу же определил, что на его губах были остатки моей невысохшей спермы. Но в ту ночь, я этим не брезговал. Мне нравилась в нем его недоступность. Его нужно добиваться. Определенно. Его доверие еще нужно завоевать. Он так смешно вырывается из моих рук. Не отвечает на поцелуи и уворачивается, как ребенок. Но я же знаю, что сегодня ночью он мой и только мой. Попытки убежать от меня ничтожны, мистер Луи Не-Знаю-Как-Ваша-Фамилия. Хватит просить меня отпустить. И да, хватит постоянно пиздеть! Я просто хочу, чтобы ты помолчал, когда я тебя целую. И знаешь, кто мне сможет помочь удержать тебя здесь на ближайшее пару часов и заткнуть как минимум на пару минут? Правильно. Водка. Я достал из прикроватной тумбочки Ника маленькую фляжку «на все случаи жизни». И пока я очередной раз пытался нормально его поцеловать, горлышко от фляжки уютно разместилось между его и моими губами, и я старался влить в него как можно больше. — Мистер Стайлс, пожалуйста. Я не хочу это пить. Я не буду это пить! — он снова заплакал. Стоя на коленях на белоснежной кровати, я удерживал его шею и горло, чтобы он не смог выплюнуть. Луи, ты должен выпить. Ты должен прекратить болтать и плакать. Ты должен расслабиться и отдаться мне. Целиком и полностью. — Вот так-то лучше. Сладкие губы цвета спелой черешни. Такие мокрые и до крови искусанные. Я целовал их, лаская его член одновременно. Потому что я уже видел как ему невмоготу. Его джинсы уже валялись где-то под кроватью, а я положил его на белую простынь и безо всяких прелюдий ласкал головку его члена своими губами. Вырисовывал языком восьмерки и кончал с еще большей силой, когда он выкрикивал мое долгожданное «мистер Стайлс» в унисон с нашими общими стонами. Быстро двигая рукой, произнося его имя после каждого поцелуя, который я успел оставить на его шее, я слушал как он через силу что-то шепчет. — Ваш голос… — Тс-с… — Как вас зову... а-а-ах?! — Гарри. Меня зовут Гарри. Все поплыло перед глазами, когда я услышал стоны Луи, который очень быстро кончил. Я не знаю что произошло. Что-то вроде потери сознания. Все пропало. Стало темно. Не удивлюсь, если любимого «Джека Дэниэлса» оказалось слишком много в моем желудке, от которого меня стало тошнить. Или в комнате было слишком душно, или мой организм не перенес бессонную ночь. Я не знаю. Я развалился рядом с ним в позе морской звезды и отключился на несколько минут. Но я быстро очнулся. Да вот только Луи об этом не знал. Я лежал с закрытыми глазами и делал вид, что мне все еще не по себе. Я конечно не специалист в том, чтобы устраивать грандиозный спектакль. Но мне было жутко интересно как он поступит в этой ситуации. — Гарри? Гарри, вы в порядке? Гарри, не забудь, что ты «потерял сознание», поэтому заткнись и не произноси ни звука. — Гарри... я же даже не вижу вас! Не молчите, я прошу вас! — Да развяжите, кто-нибудь, мне руки и снимите с меня эту чертову повязку! Мне было трудно и смешно одновременно. Надеюсь, что Луи не заметил как я улыбнулся. Меня так возбудило то, что он до сих пор называет меня на вы. Но я старался держаться и повторял про себя: « — Гарри, молчи». Я чувствовал, как он ерзал по кровати, пытался снять с себя ремень, и терся головой об мое плечо, чтобы стянуть повязку с глаз. Но у него не получилось. — А что, если... — прошептал он и я даже не успел предположить, что он скажет после «если», как он вскарабкался на мое тело и накрыл мои губы своими. Господи. — Я... я не вижу тебя, Гарри. Надеюсь, тебе это помогло и ты уже очнулся. — А теперь ты меня видишь? — с улыбкой прошептал я и аккуратно стянул с его глаз эту шелковую тряпку. И снова я увидел его глаза. Наконец-то. Это было что-то между реальностью и мечтой. Чувство, когда я наконец получил то, что действительно хотел. Они были красные, будто он не спал несколько ночей, заплаканные, будто у него случилось самое страшное в мире горе, потухшие, словно разбитые лампочки, которые еще совсем недавно светили шафраном. Но они были по-прежнему прекрасны. Я чувствовал себя каким-то узником, которого годами держали в темнице, а затем показали яркий солнечный свет. Мне хотелось его поцеловать так сильно, что я не смог удержаться и снова словно ворвался в него. Поцеловал. Но к сожалению, он быстро сорвался. — Лучше развяжи меня, придурок.«Властолюбие — самая сильная и свирепая из всех страстей человеческих. Я был тем самым властолюбцем, заложником собственных слабостей, которого уже где-то неподалеку поджидал смеющийся купидон с лукавой улыбкой на пухлых устах и таинственно-манящим взглядом, прихвативший с собой глубокие страдания».