Каблуком и пудрой.

      С графом Д`эоном произошло что-то самому ему известное. Король долго негодовал, а потом и госпожа де Бомон соизволила почить в бозе по дороге в Россию.       Решено было отправить одного неизвестного, но и довольно знаменитого графа Франциска Бонфуа. По крайней мере, он был тем, кто хотя бы немного, но знает о России. Ну и заодно знает, где она находится…       Но что же делать? Его могли узнать! Найти кого-то на его место было невозможным: сроки поджимали, а императрица вряд ли согласится ждать.       И тогда пришлось нашему графу изменить свою внешность (а заодно и пол, ну так, для виду): выбриться, уложить волосы, надеть женское платье. Мадам из него вышла весьма своеобразная, слегка мужеподобная, крепкая, но довольно симпатичная. Имя все же дали – Лия де Бомон, отчего настоящая обладательница имени сделала сальто в гробу (который, кстати говоря, уже направлялся в сторону Франции).       Стоит прибавить, что о смерти Лии его высочество Людовик ничего не знал, и о том, что его любимый Бонфуа наденет женское платье, даже не подозревал. Для него это было бы ударом. А вот мадам Помпадур, кажется, все это очень даже забавляло. Ей и принадлежала идея переодеть Франциска. И она не посчитала нужным объявить обо всем королю, а может и попросту забыла.       Чтобы хоть немного «догнать» де Бомон и успеть прибыть в назначенный срок, решили отправляться с первыми лучами солнца. Итак, поздним вечером несколько служанок носились вокруг Бонфуа, пытаясь натянуть на него корсет. С выпученными глазами, весь в слезах, бедняга держался из последних сил на ногах и молил бога, чтобы тот избавил его от этого ужаса. Он совершенно не мог понять, как женщины могут терпеть эту боль, и все больше задыхался по мере того, как служанки затягивали шнурки. Третья служанка стояла напротив и обмахивала несчастного веером. Это был день, когда Бонфуа проклял мадам Помпадур.       Собрали вещи, затянули корсет, только собирались надеть платье, но передумали, до утра оставалось много времени, которое отдали Франциску на отдых. Уснуть так и не удалось: то дышать было тяжело, то внутри все болело от перетяжки; то волной захватывало волнение перед дальней поездкой; то, внезапно, Франциск вспомнил, что забыл побрить ноги. Зачем ему было брить ноги, он так и не понял, но почти всю ночь его мучала бессонница из-за этого факта. А тут, ближе к рассвету, в комнату ворвалась служанка с каким-то солдатом и подняла такой шум, что Франциск проклял и её.       Натянули платье, вышли в сад. Там их ждала Помпадур, уже наряженная, напудренная да надушенная. Франциск фыркнул: вряд ли он сейчас уступал ей в красоте.       Только Бонфуа собрался идти к карете, послал солдата и служанку за вещами, как любовница Луи взяла его за плечи и повела за собой. Куда они шли, Бонфуа не понял, но вскоре они оказались в каком-то подвале. Служанки и Помпадур остались у входа. Подвал был освещен лишь несколькими факелами. У противоположной стены стоял огромный стол. На столе гроб. В гробу Лия, подумал Франциск. Но гроб сейчас представлял из себя некую черную коробку, в которой могло быть всё, что угодно, живое или мёртвое. Два солдата, стоявшие у стола, стали отколачивать крышку. То, что было внутри, повергло в шок всех присутствующих. Собственно, в гробу была госпожа де Бомон. Лежала она только спиной к крышке, головой в той части, где обычно должны быть ноги. Платье задралось, оголяя белые панталоны. Один солдат закрыл глаза ладонью и вернул юбки на свои места. Руки мертвой дамы были неудобно вывернуты.       Точно, подумал Франциск, сальто!       Солдаты взялись переворачивать труп, а Бонфуа поспешил уйти. Но не ускользнуло от него, что, когда переворачивали женщину, та будто посмотрела мёртвым укором сквозь локоны светлых волос на свою замену. Франциск вылетел из подвала словно ошпаренный, а на улице его уже ждала карета. Помпадур не было. Ну и не нужна она тут, подумал Бонфуа и, кряхтя и матерясь всем французским и нефранцузским матом, подтягивая огромные юбки, взобрался в карету.

***

      Франция осталась где-то позади, а впереди ждала долгожданная ночевка в Германии. До этого останавливались редко, и некоторые ночи приходилось дрыгаться в карете на отвратительных дорогах.       Стоило только экипажу остановиться, как Бонфуа, утомленный долгой поездкой, тигром выпрыгнул из кабинки и упал на землю мертвой ласточкой. Падение дохлой птицы вызвало глухой хлопок, разнесшийся по округе, и подняло облако пыли. Кучер рванул на помощь господину, ныне госпоже, но тот вскочил на ноги, схватил юбки и, размахивая шелками, ринулся в сторону нарисовавшегося прямо напротив трактира.       На скамье у входа сидело некое тело, опустив светловолосую голову. Франциск остановился, осознав, что это тело ему знакомо. От него несло перегаром и невнятным бормотанием. Только новоиспеченный де Бомон подавил в себе желание ткнуть в тело каблуком и скинуть его со скамьи, как то подняло голову. Под светлой челкой, за мутными глазами, да и вообще свинской внешностью скрывался не кто иной, как Людвиг Байльшмидт. Бонфуа сразу узнал его и еле сдержался, чтобы не заржать.       Немец некоторое время молча смотрел на незнакомку.       - Женщина, - констатировал он и опустил голову.       Франциск всё стоял и смотрел на пьяного Байльшмидта. Тот снова поднял голову и по мере того, как он её поднимал, его глаза становились всё шире и круглее. Когда его и Бонфуа взгляды встретились, Людвиг, кажется, протрезвел.       - Бонфуа… - прохрипел он пропитым голосом заядлого алкоголика.       - У-у-у, - протянул пискляво Франциск. – Бросайте, месье. – И он вошел в трактир.       Трактирные пьяницы встретили его удивленными взглядами, хотя удивление потом сменилось на жажду и любопытство.       Белокурая красавица тем временем прошел к барной стойке и заказал себе вина. Пьяницы тем же временем гадали, кто перед ними: представительница древней профессии или знатная особа, ведь разодета она была очень даже богато. Они и понятия не имеют, насколько знатная, подумал Франциск. Тут, ровной походкой, словно действительно протрезвевший, к стойке подошёл Людвиг.       - Они, может, издалека ничего не заметили, - пробормотал немец, - но вот бармен уже начал подозревать…       И тут Франциск вспомнил, что не побрился. Спрятав лицо в волосы, он исподлобья посмотрел на соседа.       - Так сильно видно? – спросил он.       Людвиг кивнул.       - Тогда проводи-ка меня до гостиницы, - сказал Бонфуа, опрокинул в себя бокал вина, вызвав этим восхищенные возгласы пьяни, и пошел вон из трактира, указав слуге расплатиться. Вскоре ему пришлось вернуться, так как трактир и был самой ближайшей гостиницей.       Из-за дверей то и дело выглядывали красноносые немцы, пока трактирщик вел парней к комнате. Франциск все оглядывался по сторонам и морщился.       - А ты чего хотел? – спросил Людвиг уже в комнате. – Въедешь в город, вот и будут тебе лучшие гостиницы, а тут только это.       - А что ты здесь делаешь? – удивился Бонфуа.       - У меня к тебе тот же вопрос, - ответил немец.       Франциск замялся. Говорить Байльшмидту цель его поездки – предать Родину. Ну а точнее себя. С другой стороны, Германии в планах короля не было, но и довериться немцу будет ошибкой, вдруг выдаст? Но женскому платью на нём, Франциске, нужно найти ответ. В голову не могло прийти ничего, кроме:       - По делам.       Людвиг некоторое время молча смотрел на француза. Его взгляд скользил от светлых накрученных волос, по набитой тряпками груди, по корсету и до самой юбки.       - Определенно едешь шпионить, - сделал вывод Людвиг. – Думаешь, тебя сложно опознать? Но ты заруби на носу, что если шпионить будешь здесь, я тебе голову откручу.       Франциск тут замахал руками, мол, нет. А Людвиг начал выпаливать одно за другим названия соседних государств. По мере того, как Бонфуа с уверенностью снова и снова качал головой, страны отдалялись от Германии.       - Польша? Не может быть! – воскликнул он. – Россия!       Франциск торопливо закачал головой, но постепенно начал краснеть, чем и выдал себя. Байльшмидт округленными глазами смотрел на француза.       - Да нет же! – закричал тот, упал в кресло, и наконец осознав, что его раскрыли, выпалил, - Это очень важно для моей страны, понимаешь? - Он вскочил и подбежав к немцу, схватил того за плечи. – Прошу, никому!       Немец с сомнением смотрел на соседа.       - И почему ты? – спросил он. – Шпионов мало, что ли?       Франциск вернулся в кресло.       - Всех, кто ехал в Россию перебили. Русским это делать сейчас бессмысленно, по крайней мере, власти. Король пытается наладить контакт с императрицей, обещал ей фрейлину. Вот наши фрейлины, все умные, крепкие и подготовленные, вернулись во Францию в гробах. – Голос Бонфуа был тихим, он говорил с волнением, отрывисто. – Доставить её нужно строго в назначенное время. Эта русская императрица слишком эгоистична! Мы впервые за три дня остановились! Да я просто попал под горячую руку! – Бонфуа уже кричал.       Людвиг расхохотался. Франциск прыжком настиг немца и только размахнулся, чтобы ударить того, как в его глазах появился хищный огонёк. Людвиг его заметил и насторожился.       Это был день, когда Людвиг проклял Франциска.