Королевство Солнца

Еще не рассвело, когда Рингалат выскользнула из-под руки спящего майа, спешно оделась и растворилась в утреннем тумане. Холод студил тело, что покрывалось приятными мурашками, измятый шелк еще никогда так легко не окутывал тело. Неприятные ощущения в животе и ногах испарялись с каждым новым шагом. Донельзя приятно было вдыхать ароматы свежести в утренних сумерках. Так ли себя чувствовали первые эльфы, проснувшись у Куивиэнен? … Этот берег стал почти родным. - Вильянарвен? Что ты здесь делаешь? – Кузина напоминала медную статуэтку в карминовом платье с незамысловатой вышивкой из осенних листьев по вороту и краям рукавов, закрывающем все тело и роскошными, рыжими волосами. У неё тоже были янтарные глаза. Но она всегда смотрела тепло, с немного печальной улыбкой. - Пришла проводить тебя, - Рингалат нахмурилась и проследила за её взглядом, направленным на корабль, что плавно покачивался на волнах. Нарайвэ прижала руку к груди – туда, где билось сердце. – Ты же знаешь, как я не люблю долгие твои путешествия. - Да. Но до сих пор они оканчивались хорошо, - та в ответ лишь покачала головой. Если что-то её тревожило – то не оставило бы до самого возвращения Рингалат. - У меня дурное предчувствие. Как накануне… - Вильянарвен закусила губу. Сегодня был как раз тот день – так уж совпало, на шутку судьбы – когда их отцы совершили последнее нападение на эльфов в лагере Эонвэ. – Твоя затея ничем хорошим не кончится. - Ну, положим, это затея Эрейниона и я тут практически ни при чем, - примирительно проговорила Тиннаро, беря в руки запястья сестры. – Знаешь, Нарайвэ… Мне жизненно необходимо развеяться. Как и тебе, впрочем. Я до сих пор не могу прийти в себя – осознать, что Белерианд затонул, что Сурэлен и Хисвэлен, и Ринаэль исчезли. Бесследно. Возможно, я найду их… Вильэ спокойно смотрела на неё. Тиннаро знала, что она не верит, и продолжала: - Но я хочу побыть наедине с собой. В море это возможно… Только бесконечная лазурь и наверху, и внизу. Я люблю синий цвет – он успокаивает. Он такой глубокий. Иногда мне кажется, что созерцая что-то синее, я словно гляжу внутрь себя, - шептала Тиннаро, склоняясь к Вильэ. - Наро...- Рингалат прижала палец к её губам и покачала головой. - Видишь? Я схожу с ума. Я слышу зов Валар, и я слышу зов Смерти – и я не знаю, что мне выбрать. Я не хочу жить, как жила все эти четыреста лет – в четырех стенах да на горячем песке, стирая ноги в кровь в поисках отца. Он мертв, мертв, мертв! Но я слышу до сих пор его голос – над морем, над берегом… Тиннаро смотрела на море и её слова эхом звучали в голове Вильянарвен. - Прошу, Вильэ, поищи его. Поищи… Иначе я утону. Пожалуй, я слишком сильно привязана к прошлому. Возможно, там, на другой земле, я найду что-то новое, что поглотит меня целиком, заставит встряхнуться и осознать какие-то жизненно важные вещи. Но я не хочу мудрости – нет! И забвения не хочу. Это как просыпаться после долгого сна однажды погожим утром, которое для тебя совсем не погожее, а мучительное. Я хочу вновь почувствовать, как это - жить. Понимаешь, - голос срывался на шепот, и Тиннаро уже не могла сдерживать слез бессилия, струящихся из-под век. Вильянарвен поджимала губы. Рингалат осела на песок. – Понимаешь, Вильэ? - Сколько? – едва выдавила она. - Два года. Или три… Дай мне их, seler, прошу… - Хорошо, - так же, шепотом, ответила Вильянарвен, гладя Тиннаро по голове. – Плыви. Только не забывай себя. Не теряй… Теперь же, как Рингалат когда-то, вернувшаяся с Туманных Гор Нарайвэ Вильянарвен осталась один на один с морем и приторным серебряным сиянием возводящегося Митлонда. Строились крепости и форпосты, возводились городские стены, Тьелперинквар строил планы на свое собственное королевство. Но она оставалась безмолвным утесом на берегу залива, ожидая Рингалат. Шли долгих три года – казалось бы, для эльфа всего лишь мгновение, мимолетная разлука, словно они расстались накануне вечером. Но Нарайвэ сцепляла пальцы в тугой замок и ждала, ждала, ждала. Предчувствие сменялось тревогой, тревога – непреодолимым беспокойством и решительностью. Шел 402 год, месяц Нарбелет, как его называют серые эльфы. Вильянарвен видела сон. Огромный, обжигающий диск на небосводе. Его лучи тянутся от востока до запада, лижут огнем землю, которая раскалилась добела. По этой земле ступают тысячи черных ног, а на их истертых лодыжках болтаются золотые браслеты с алыми и оранжевыми камнями. Это смертные. Они поют, восславляя этот диск, называя его «Солнцем», Владыкой и своим Повелителем. Солнце, казалось, скалится в ответ, и еще алчней загребает подносящиеся дары. Здесь и золото, и агаты, и рубины, и шелка, и благовония, мед, вино… Наконец двое высоких черномазых мужчин с гладкими лицами вынесли вперед носилки с высоким креслом, укрытые несколькими слоями жемчужного тюля. Поставив их на землю, они упали ниц. Солнечные лучи тянулись к жемчужным занавескам, жгли их. Клубился нежно-серебристый дым, а взору представала недвижная фигура, доселе сидевшая в высоком кресле. Тиннаро. Лицо, губы были точно слеплены из воска, а глаза – отлиты из стекла. Она не двигалась, равнодушным взглядом созерцая солнце, готовое поглотить её прямо сейчас. Когда первый кровожадный луч коснулся её губ, Нарайвэ проснулась. В ушах стоял собственный крик, бешено колотилось сердце. За окном было совсем темно, ладья Тилиона неторопливо плыла за темными неряшливыми клочьями туч. «Будет шторм», - подумала она. Шторм. Вильянарвен съежилась в комок и беззвучно заплакала. Тоска снедала душу, топтала едва тлеющие лучины. «Я хочу домой», - как-то сказала Рингалат, согреваясь в объятиях Нарайвэ. Та, по обыкновению, расплетала замысловатую косичку сестры, внимая. – «Только вот… Дом – это то место, где тебя ждут. Ведь так?» - Вильэ кивнула.- «Нас ведь никто нигде не ждет. Так где же наш дом, Вильэ?» «Я не знаю», - она разлепила пересохшие губы, чтобы обронить, как мертвые листья, три слова. И эти три слова врезались в сердце Рингалат на всю жизнь. А Гортхаур так же безмолвно подставлял свое лицо утреннему солнцу – было еще довольно прохладно, и ласковые лучи скользили по телу, вновь бодрому и полному сил. Он не ощущал кольца на пальце – что ж, пусть забирает. Странно как-то осознавать, что всё кончилось. Нет, конечно, жизнь еще сведет их вместе, и не раз. Но после они станут врагами, и майа это знал. Что ж, этот опыт был забавным. Ястреб настиг кролика, но только кролик обхитрил ястреба и убежал. А обхитрил ли? Саурон сорвал какую-то травинку и сунул её в рот, обратно улегшись на спину. Или же сытый ястреб позволил себе поиграться с ненужным обедом? Ах, как она была предсказуема. Но, пожалуй, яд и мертвая шлюха – многовато. Но как убедительно она играла роль испуганной жертвы, невинной девицы! Право, такой талант пропадает. Что же в ней было? Майа поморщился – на языке была горечь. Да, Тиннаро была горьковатой. И что еще? Так не хотелось думать об этом сейчас. Но, он знал одно: они оба ощущают одно и то же – свободу. На душе было слишком легко, и он был готов к новым свершениям. Он позволил ей убежать, но как знать, какой капкан он заготовил наперед? Как знать…

***

Рингалат не верила своим глазам впервые в жизни. Приставший к берегу белый, с лебединой головой корабль – и бегущая девушка впереди. Её голова, казалось, горела, как факел. - Наро! Наро! – кричала она, то ли смеясь, то ли плача от счастья. - Вил.. – Тиннаро тут же была сбита с ног смеющейся и внезапно стриженой кузиной. Её тепло-золотые глаза искрились от счастья, или это здешнее солнце играет лучами? Нет, от счастья. Рингалат улыбнулась и сглотнула. В глазах теплело. – Вильэ… Вильэ! Где твои волосы? - Я их остригла. Канат порвался во время очередного шторма, и мне пришлось их пожертвовать, - рассмеялась она.- Как ты? Где все остальные? Рингалат судорожно вздохнула. Она уже успела позабыть их. И даже имена всплывали в памяти с трудом. Поэтому она только сухо, или горько, обронила: - Погибли. Во время шторма. Я здесь одна, Вильэ. - Ох, Наро! – сестра, с неженской силой обхватила её стан и сжала в удушающих объятиях. – Я же говорила, я же тебя предупреждала… Ох, Наро, Наро… - Ничего, - шептала та в ответ, гладя кузину по спине. – Они в Валиноре. А я здесь… И ты здесь. Мы снова вместе. Обещаю, я никогда больше не уеду. Обещаю…