***
Прошло два дня… Ладно, мы шутим, прошло всего лишь два часа. Лагерь Дятлов мало-мальски приходил в привычное и более приятное взгляду состояние – вещи возвращались на предназначенные им места, целые продукты складировались в домике, а в джунгли были высланы все свободные руки, бывшие в распоряжении Акаши. Ойкава, внаклонку собиравший какой-то мусор, с матами отшатнулся, когда практически перед ним буквально из воздуха материализовался Ханамия, жующий плод манго. Тоору от неожиданности даже двух слов связать не смог и лишь открывал и закрывал рот – слишком уж внезапно появился баскетболист. – Работай, негр, солнце ещё высоко, – с ухмылочкой протянул Макото, облизывая палец, по которому медленно текла тягучая капля фруктового сока. – Ты не Хайзаки, чтобы пальцы облизывать, – Акаши, проходивший мимо с охапкой веток для костра, подбоченился и прищурился. – Не поверю, что ты целых два часа кряду не мог отделаться от какой-то кучки енотов. Где был? – Не напоминай мне про этого обсоса, – Ханамия сделал вид, что его сейчас стошнит. С Хайзаки у него были свои счёты, посвящать в которые читателей сейчас не время и не место. – А по поводу отсутствия… понимаешь, если неприятности находят меня, то я постараюсь сделать так, чтобы они нашли и кого-то ещё. За компанию так сказать. – Неужели… – Ойкава, уже оклемавшийся после шока, расплылся в понимающей ухмылке. – «Ежи»? – О, да, – выражению лица Макото позавидовал бы даже самый именитый киношный злодей. – Теперь хаос не только в нашем лагере.***
Приближалось время очередного совета, а в лагере «Дятлов» происходили нешуточные разборки. Прибравшись после нашествия полосатых мародёров, усталые участники собрались вокруг костра поужинать, но все надежды Аомине на спокойную трапезу разбились одним только вопросом Ойкавы: – Ну что, кого сегодня выгонять будем? Поначалу желающих высказываться не нашлось, но на воинственно произнесённую фразу Кагеямы так или иначе отреагировали все: – Почему бы не тебя? – он уставился на Тоору, а затем перевёл взгляд на Ханамию. – Или вот его. – Я, конечно, понимаю, что нападение – это лучшая защита, но не на того ты вздумал взваливать ответственность за проигрыш, – сейчас Макото как никогда был похож на шипящую раздражённую змею. – Но ты и в самом деле виноват, – Мидорима нервно поправил свои очки и продолжил. – Если бы ты не устроил эту псевдобитву с Хьюгой, а помогал нам с Акаши, мы бы не проиграли, вот что. – Я хоть что-то делал! А вы с Акаши сидели в лодке, как две дохлые рыбы, и позволяли этим двум кудлатым верзилам затапливать нашу лодку. Услышав, как Ханамия обозвал Куроо и Бокуто, Ойкава не удержался и залился смехом, предвкушая, как он поделится с «кудлатыми» их новыми прозвищами. – Макото, держал бы ты свой язык за зубами, – Акаши нехорошо прищурился. – Ты виноват в проигрыше не меньше, чем Кагеяма и Ойкава. – Я-то каким образом виноватым оказался? – Тоору, перестав смеяться, с искренним удивлением уставился на Сейджуро. – А таким! – припечатал баскетболист. – Все твои действия приносили не пользу, а вред команде. – Ну конечно, именно по моей вине лодка и перевернулась! – метнул он недовольный взгляд сначала на Акаши, а потом на Кагеяму. – И как было тут уже сказано, я хоть что-то делал, а Аомине вообще весь конкурс просидел на одном месте. – У него была причина, – вступился за Дайки Мидорима. – У него душевная травма. – Ага, плавали – знаем, что у него за травма. Подумаешь, позеленел немного, с кем не бывает, – не унимался Ойкава. – С тобой, мне кажется, и не бывало! Может, устроим? Тебе определённо пойдёт зелёный цвет! – Дайки соскочил было с места, но был остановлен молчавшим до сих пор Акааши. – Все сели и успокоились! Мы проиграли, это огорчает, но это не смертельно. Не хватало того, что бы мы из-за этого переругались. У каждого есть своё мнение, кто больше виноват, вот это мнение мы и выскажем на совете, а сейчас давайте спокойно поужинаем.***
Совет проходил в такой же напряжённой обстановке. И хотя все следовали совету Акааши и больше не обвиняли друг друга, но было видно, что отношения внутри племени были очень натянутыми, и достаточно одного неосторожного слова, чтобы вспыхнула нешуточная ссора. Тсукишима, который уже ждал их, видно, почувствовав это напряжение и решив не рисковать целостностью своей драгоценной шкуры и не мене драгоценным душевным спокойствием, не стал ничего комментировать и лишь предложил начать процедуру голосования. Аомине смотрел, как один за другим его сокомандники делали свой выбор, сам же был ещё в раздумьях. У него было две равнозначных кандидатуры, и он, даже подходя к столу, не знал, чьё имя напишет. От одной личности он давно хотел избавиться, а второй очень сильно налажал сегодня в конкурсе. И лишь взяв пергамент и мел, он принял решение и вывел иероглифы. Последним ушёл голосовать Ойкава, который подмигнул и улыбнулся Дайки так, словно они и не ссорились час назад. Принеся сундучок, Тсукишима осторожно, словно там была бомба, вытащил пергаменты и настороженно посмотрел на сидящих в полном молчании «Дятлов». Развернув первый, Кей, продемонстрировав всем написанное, произнёс вслух первое имя: – Кагеяма,– Ханамия, узнав свои каракули, покосился на того, чьё имя написал. Сам же Тобио сидел, насупившись и не отрывая взгляда от ведущего. – Ханамия, – на этот раз Макото раздражённо посмотрел на Мидориму, который и был автором этого «творения». – Ханамия. – Спелись! – прошипел брюнет в сторону довольного Акаши. – Кагеяма. – Ойкава, – и взгляды двух связующих пересеклись, словно шпаги во время поединка. – Кагеяма, – и от их взглядов казалось, уже летели искры. – Кагеяма, – Дайки вздохнул, понимая, что, собственно говоря, на его решение повлияла не столько вина волейболиста за проигрыш в испытании, сколько, то, что Тобио, хоть и косвенно, был причастен к утреннему происшествию с душем. После оглашения последнего имени атмосфера на поляне изменилась, словно по мановению волшебной палочки. Все вздохнули свободно и даже сам Кагеяма, кажется, не сильно был расстроен результатами. – Итак, по итогам голосования, остров сегодня покидает Кагеяма Тобио, – голос ведущего был совершенно нейтральным, хотя в глубине души Кей был даже рад проигрышу брюнета, которого недолюбливал ещё со времён «Карасуно». Прощание было недолгим, но, если честно, авторам лень описывать сие действие, поэтому таким наглым образом мы заканчиваем эту главу.