Начало...конца?

Все произошло мгновенно. Лапочка, не ожидавшая такой подлости от Альфы, успела тявкнуть «Альфа?!», и в этом возгласе слышалось удивление, отчаяние, горечь… Собака судорожно засучила лапами, пытаясь выкарабкаться наверх, но земля крошилась, осыпалась, и Бета полетела вниз… У неё не было сил больше бороться, ни морально, ни физически. За последний месяц столько событий неожиданно свалились на её голову, как снег посреди весны, что Бета, казалось, истощила все свои чувства. Ей нужен был отдых, и иногда Лапочка ловила себя на мысли, что ей просто хочется, как маленький беззаботный щенок, свернуться в клубочек и уснуть, наплевав на все проблемы. Это было иронично: она, Лапочка, всегда славилась стойкостью и стальными нервами, и ни один пес не смел ей перечить, а тут оказалась обманута вожаком Стаи… Возможно, все дело в её выборе… Она предпочла долг своим истинным чувствам, любви к Счастливчику, и с тех пор страдала. Бета понимала, что виновата, но она не могла решиться на ещё один разговор со златошкурым псом. Возможно, дело было в её гордости? Да, Альфа осквернил её, да, она могла лишь беспомощно трепетать при мысли о предстоящей катастрофе, да, от былой величественной Беты осталось всего ничего, но всё-таки гордость никуда не делась… Можно долго рассуждать, кто виноват, а кто прав, но выбор уже сделан, и иного пути нет. «Я должна…выжить!» Эта мысль молнией ударила в голову Беты, и ощущения её обострились до предела. Она сделала конвульсивное движение, больше по веянию инстиктов, чем по разуму, и умудрилась ухватиться лапами за выступ. Собака вздохнула, тяжесть живота тянула её вниз, но она твердо решила, что не сдастся. Хотя бы ради еще не рожденных деток, которых она уже любила больше жизни. Тугие сухожилия лап напрягались, словно струны, и когти глубже погружались в осклизлую почву. — Слышишь, Собака-земля! Ты не проглотишь меня! — гавкнула Бета, выгибаясь всем телом в попытке удержаться. А расщелина была на редкость глубокая… Лишь жалкий отголосок Большого Рыка расколол землю так, что не было видно дна у этой ямы… Борзой она до жути напоминала разинутую бездонную пасть, алчную и ненасытную. Страшно подумать, что таится на её дне, если оно вообще существует. «Не сдавайся! Ещё немного: ты на верном пути!» Гулко застучала кровь в ушах, когда Лапочка услышала зычный, глубокий голос у себя в голове. Будто сам Собачий дух велел ей не сдаваться и верить в свои силы. Приободренная этими словами, Бета напряглась всем телом, делая попытку выбраться наверх, но…безуспешно. Постепенно мышцы Лапочки наливались свинцовой усталостью, лапы начали обмякать в бессилии, когти процарапали мягкую землю, опускаясь вниз. А может, у неё нет шансов?! Бета жалобно скульнула; весь её энтузиазм куда-то улетучился, и ей внезапно стало стыдно за ту ободряющую похвалу, которой наградил её Собачий дух. Сверху и снизу словно нарастал какой-то потусторонний гул, переходящий в раскатистый рев. Толчок. Бета затряслась всем телом, она беспомощно заскользила вниз, и в последней отчаянной попытке ухватиться повыше умудрилась сломать коготь. Борзая заглянула вниз; в яме было не видать дна, а откуда-то снизу поднимались странные испарения. И хоть неожиданно стало душно и тесно, по спине собаки пробежал жестокий холод. Холодными иголочками вонзался страх в её спину, и Бета почувствовала себя беспомощным крольчонком, над которым были занесены острые когти злобного хищника. — Все…всесобаки…пожалуйста! Мольба Беты потонула во все нарастающем грохоте. Лапочка соскальзывала вниз, не в силах больше держаться за выступ… *** — Альфа! Кусаке не стало лучше, — обеспокоенный лай Луны вывел громадного пса из задумчивого оцепенения. Вернувшись в Лагерь после инцидента с Лапочкой, полуволк, конечно же, не избежал вопросов, куда делась Бета. На этот счет он сперва предпочел отмалчиваться, но проницательные взоры членов Стаи заставили его пролепетать что-то вроде «она пошла на охоту». Однако ответ нисколько не успокоил собак, и то и дело кто-то предлагал снарядить небольшой отряд на её поиски. Альфа пропускал это мимо ушей, и, пожалуй, никто не смог больше узнать от него ни слова. Нельзя передать словами, что таилось в этот день на душе полуволка. Он, как обычно, тщательно скрывал свои эмоции под маской ледяного презрительного равнодушия ко всему живому. Но ему отнюдь не было всё равно… Сначала у него была одна цель, подстрекаемая инстинктом размножения — близость с Бетой. Это было не что иное, как плотское влечение, похоть, о привязанности и любви речи не шло. Едва Бета появилась в их Стае, как она привлекла его своей внешностью. И не только… Стальные нервы борзой многого стоили, он с кривой ухмылкой отмечал, что Лапочка не дрожит пред его вызывающим взором, как слепой щенок, а держится гордо и стойко. Естественно, он принял её в Стаю. Естественно, только в качестве Беты: тогда он мог рассчитывать на любовь на законных основаниях. По законам Стаи Альфа и Бета, сильнейшие собаки стаи, должны были стать в конце-концов семьёй, чтобы дать жизнь таким же сильным щенкам. Вот только одно слово смущало Альфу: «семья». В его представлении семья это нечто, основанное на любви, доверии, и привязанности, на всём том, чего избегал полуволк. Он был рождён незаконно, и вся Стая испытывала к нему лишь жгучую ненависть. Он любил Вьюгу, но та гнусно предала его. Луна было осчастливила его щенками, но они погибли. В его жизни не было месту этим теплым чувствам, и не мудрено, что его сердце обратилось в ледышку. Он рос в Стае, со своей матерью, они были чужаками, которых радушно приняла раздобревшая на обильной дичи Стая. Он и его мать впоследствии постоянно должны были доказывать свою преданность, ибо не было к ним доверия. А когда, фактически, у твоей глотки в опасной близости находятся острые клыки вожака, не знающие промаха, лучше сидеть да помалкивать, да делать всё на благо Стаи. Молчала его мать, молчал и он, чтобы не сболтнуть лишнего, ведь он был сыном пса и волчицы, и так он отвыкал выражать свои чувства; уже в ранней юности сердце тогдашнего Оскала огрубело. Он было воспылал любовью к Вьюге, и та ему «отвечала взаимностью», как Альфе казалось некоторое время, но вскоре он понял, что надменная красавица лишь смеётся над ним, ничего более… Законы Стаи жестоки. Альфа по своей глупости не верил, что у вожака везде есть «глаза» и «уши». Через год чужаков вывели на чистую воду. Полуволк помнил этот роковой день, словно он случился вчера. Сперва его мать загнали охотники-волки, как дичь, долго глумились над ней, нанося многочисленные укусы и удары. Самое отвратительное, что Альфа видел все издевательства над матерью, но самосохранение взяло верх над любовью. Оскал пытался убежать, но Стая выследила его… Он лишь чудом спасся, но иногда жалел, что его не загрызли. Альфа понимал, что он принёс миру много страданий, он видел в этом свою вину, но…не пытался что-либо изменить. Бесконечные вылазки в лес без предупреждения, холодное отношение к собратьям… Стая была для него лишь способом самоутвердиться, доказать, что он чего-то стоит. Именно поэтому он строго-настрого запретил Луне (знавшей его долгое время) называть его настоящим именем. Титул «альфы» звучал гордо и громко, а уж если Альфа — это имя… Затем Альфа понял, что Бета — не игрушка в его лапах (оказывается!), у неё есть чувства и эмоции, конечно, она будет требовать внимания и любви… А что будет с его отпрысками? Он хотел было перессорить Бету и других членов Стаи, но все или большинство относились к ней уважительно и с пониманием. Если бы Стая взбунтовалась, он без толики жалости изгнал бы собаку… Но, опять же, щенки. Чувств у Альфы Лапочка, никаких, естественно, не вызывала. Раньше он испытывал к ней снисходительную симпатию, а иногда тайно восхищался, но в последнее время охладел. Он понимал, что наворотил много плохих дел, и теперь его разум искал любой, самый отчаянный выход, чтобы избавиться от «ошибки». Ошибкой, как вы понимаете, была Лапочка… Мелодичный голосок Луны вывел исполинского пса из раздумий. Он повернулся к ней своей равнодушной мордой, и с минуту сверлил желтыми глазами, превратившимися в холодные бесчувственные зенки. — Кусака? — Альфа вопросительно приподнял бровь, и лишь через некоторое время до него дошёл смысл сказанного, — а, та калека… — зевнул он. — Ей хуже, — уже более грустно добавила Луна. Уши её поникли, она уставилась вниз, и тут же вскинула голову, — она мечется в жаре, и все время хочет пить. Ходить она также не может. — Отлично. Будет Омегой, — ровным тоном объявил Альфа, — всякие хромые и слепые тут мне не нужны. — Ты не понимаешь! — Луна пыталась воззвать к его совести, — она может и погибнуть! — А что я могу сделать? — отрезал Альфа. В этом он был прав, навыками лечения переломов и прочих недомоганий он не владел. Пастушья собака промолчала. — Все мы совершаем ошибки. Все мы можем стать жертвой обстоятельств. Сегодня ты совершенно здоровый, а завтра тебя ударило камушком, и ты калека. — веско сказала Луна после гнетущей паузы. Альфа прищурил глаза. Они чувствовали, что им есть, что сказать друг другу, но их разделял неосязаемый барьер. — Все мы… Ошибки, да, — хмыкнул Альфа, вспомнив про Бету. Их и без того скупую беседу прервал Счастливчик. Рыже-золотистый пёс подбежал к полуволку с печальными глазами. — Кусака… Ей так плохо… — сглотнув, пёс добавил, — и ещё Бета куда-то пропала. Я предлагаю организовать поисковый отряд. Это не дело, Альфа. Ты должен заботиться о Стае, — голос Счастливчика звучал ровно и спокойно, но Альфа услышал в нём нотки недовольства. — Я решаю, что нам делать, — рыкнул полуволк, вставая с насиженного места. Луна скорбно посмотрела на Счастливчика и неожиданно уселась рядом с Альфой. — Последнее слово за тобой. Подумай. Не все ошибки нам суждено исправить, — шепнула она. Золотистый пёс неожиданно зарычал, и бросился на Альфу. В любое другое время это было бы верное самоубийство, но ничего не ожидавший полуволк упал от на редкость мощного толчка. — Мерзавец! — Счастливчик отвесил вожаку оплеухой лапу, — я всё понял, ещё давно понял. Ты пользовался Лапочкой. Ты пользуешься всеми нами. Мы тебе не игрушки… Альфа медлил лишь миг, после чего опрокинул пса и вцепился тому в морду пастью. Счастливчик скульнул, а челюсти полуволка не знали промаха… Он резко сжал и рванул, золотистый пёс откатился от Альфы. Вся морда Счастливчика была залита кровью, а ухо изодрано в клочки. Слизнув кровь с разбитого носа, Альфа изрёк: — Никто не смеет мне перечить.