red sketches

а когда-то им было по восемнадцать лет и они — о, они просто хотели геройствовать. рыжие, смешные, разлученные попугаи-неразлучники; герои нашего времени. кровь бурлила в жилках; шелия спокойнее и резче, анэй нелепее, глупее, да оба все равно одно и то же об одном и том же. хотелось _показать_. что-то. кому-то. зачем-то; хотелось жить так сильно только ради одной мысли о том, что с утра можно будет выдать что-то невероятное. хотелось вынести тысячи ранений и разрушить миллионы баррикад, только чтобы вечером прибежать к теплому яркому огоньку да под струны разболтать о новых подвигах. вот все эти крики, ссоры, уходы, примирения, непонимания выяснения; вот это все столько раз сталкивало в пропасть и давало крылья тут же; это — криво, косо, страшно, опасно, но все же вело к какому-то выходу. было легче себя чинить и тянуть. было легче идти вперед — бездумно, на одной силе тяги блядского упрямства; тупо шел вперед, царапая руки в кровь да губы кусая; шел, шел, шел, выходил, потому что ненавиделось оставаться позади. потому что н е н а в и д е л о с ь. потому что х о т е л о с ь. кто, если не я. — — слушай, — анэй разрезает яблоко складным ножом. — на кой-черт нас сюда послали? — он немного ворочается на неприятном тканевом спальном мешке и втыкает нож рядом. — а черт только и знает, — шелия лежит рядом и смотрит в одну точку; половинку яблока она ловит легко и не глядя. их давно уже «посылают». не приказывают, не дают поручение/задание, не отправляют; их _посылают-на-кой-то-черт_. майор, кстати, все пропадает где-то, поэтому в этом не участвует, ну, честно говоря, и спасибо. их посылают в разные места, а они делают машинально одно и то же в любом из этих самых мест; и все. и это действительно все. — раньше — ненавиделось. или хотелось. или желалось. упрямство было движущей силой, желание доказать; кричали «мы безответственные и глупые», да ответственность плечи ломала, а мозг работал по часам. — пока нет майора их называют «близняшки». называют так мерзко; и так в рожу за это плюнуть хочется, но ни-ни — конгресс ебаный, политика сраная, все мы блохи без голоса, все мы пушечное мясо без воли и далее по тексту; в голове такие монологи выстраиваются теперь чаще обычного. капитанам надо держать лицо; благо, все, что за этим лицом дальше — никто никогда не увидит. — близняшек вдвоем на перевалочный пункт, — слышится, причина уже к чертям не нужна. это не майор отдает приказы, а значит они бесполезные. им, кстати, никто никогда не был указом. младшие ли лейтенанты, командиры ли — строили всех по струнке в любом возрасте, в любом звании; вот такие вот близняшки., но вот майора слушались тихо все равно. потому что когда в этом дерьме и гадюшнике видишь человека с действительно четкими мыслями и позициями — ну, оно дорогого стоит. — что ты делаешь, падаль! — визжит маленькое пухленькое усатое нечто, которое только что с важным видом зачитывало приказ. броню ему, кстати, наверное, шили в ювелирном. — ты ведь мог попасть в меня! —виноват, сэр, — анэй скалится так страшно, что шелия дергается, но спустя минуту ожидаемо ухмыляется в сторону не уступая в мрачности. — показалось, что пчелка подлетела вас ужалить. анэй наклоняется над маленьким усатым нечто, которое к дереву прижалось как загнанный барашек, и вытаскивает нож у его уха. пчела замертво падает на траву. — раньше думалось, что так будет всегда: костер в амарканде, песни под гитару, теплый чай, влюбленности, эхо смешков в холодных залах урсулы, перешептывания в саду мирз, ругательства и мечи в землю от неудач, многоугольники. раньше хотелось, чтобы так было всегда. — — ты же понимаешь, что так дальше нельзя, — анэй говорит это так тихо, что его слышит только она. почти в губы; они лежат близко-близко, им такое давно не помеха, многоугольников больше нет, есть просто они. — ты же понимаешь. — я же понимаю, — шелия улыбается криво и ведет пальцем по его брови. — я думал, — анэй смотрит ей в глаза и говорит почти одними губами. — я думал об этом всем. о фарреле, знаешь. время замирает, но только на секунду и только потому что оба сомневаются в реакции друг друга. потом они выдыхают одновременно. — знаю, — шелия убирает руку и замолкает. они говорят одними губами всю ночь, потому что у песков есть уши, а вот такие вот разговоры близнецовые одними губами ни одни уши не способны расслышать. они говорят о том, что давно потеряли — они говорят о смысле. смысле всего. — а когда им было по восемнадцать лет все казалось таким легким — ноги в руки, зубы стиснул и вперед. не успел — пеняй на себя, терпи шутки, обижайся и бурчи; и тогда, тогда-то тоже все было покрыто лютым пиздецом, но разве оно все было как на ладони? даже если и было — эту ладонь застилал теплый амаркандский костер с песнями. что осталось теперь? пепел. ебаный пепел и никакого желания что-либо продолжать. но — мне нужно только разобраться, — губы у анэя дрожат не от холода. — только немного. я сделаю все для того, чтобы они перестали делать из наших сырое мясо. шелия прикладывает палец к его губам и кивает. — но, может, они еще поборются. кто, если не мы.