Цветок лимонного дерева

Пока ее не было, Хестер еще подросла! О том, как это могло случиться всего за пару недель, Дейенерис не задумывалась, она просто видела, что ее девочка смотрит иначе и иначе улыбается ей, своей матери. Когда она взяла Хестер на руки впервые после разлуки, та вцепилась ей в волосы, а потом стукнула по лицу, но Дени только рассмеялась. От девочки пахло так сладко, она смеялась так счастливо. Дени вспомнила, как рожала ее в городе маленьких людей прямо в соленые воды, дарующие мудрость и долголетие. Старуха Оракул гортанным голосом выкрикивала заклинания, а Джорах держал Дени за руку. Теперь, когда Дени знала правду, ей хотелось вычеркнуть предателя из этого воспоминания, но она не могла, как ни старалась. Может быть потому, что сам этот дом в провинции Кихо, вся обстановка, лица слуг и даже ее дочь — напоминали ей о Джорахе и его предательстве. И все это, еще недавно казавшееся почти родным, радостным и счастливым, теперь было словно подернуто печалью, словно пылью. Дени показалось, что Ирри совсем не удивилась, когда Дени заявила, что сир Джорах уехал и что она больше не желает слышать ничего о нем. Чхого нахмурился и покачал головой, но вслух сказать ничего не посмел. Только простодушная Лю сказала, широко открыв глаза: — Но ведь господину Джи Сьонгу принадлежит этот дом, все что в нем, и вы сами, госпожа Гонь Джу. Вы давали клятву. — Он тоже, — ответила на это Дени. — И его клятва оказалась лживой. Так что не говори мне больше о господине Сьонге, он для меня все равно, что умер. Лю расплакалась, услышав такое, но возражать больше не стала. Но несмотря на произнесенные слова, Дени понимала, что Лю была права. В доме все словно замерло, напуганное отсутствием хозяина. Слуги приходили к ней и задавали такие вопросы, о которых она раньше и не подозревала. От господина Синь Чу прилетел баба с письмом, в котором он выражал сожаление отъездом Джи Сьонга и надежду на его скорейшее возвращение. Дени возмутилась — кто-то должен был отправить письмо в Ни-тьонг, раз даже господин Синь Чу узнал обо всем. Но никто из слуг не признавался, сколько она не грозила. Она не смогла лечь в их с Джорахом супружескую постель и переехала в детскую к Хестер, чем очень озадачила Лю. Сад лимонов вял из-за установившейся жары, но Дени запретила его поливать. Сад они сажали вместе с Джорахом. «Пусть погибнет, мстительно думала она, как погибли все мои мечты». Прожив в доме всего два дня, Дени поняла, что если останется здесь еще на какое-то время, просто сойдет с ума. Это настроение ненавязчиво, но неотступно поддерживал сир Барристан. Всякий раз, когда она ему позволяла, он начинал твердить о том, что ее место не здесь, в этой восточной глуши, а в Вестеросе, на Железном Троне рядом со своим племянником. — Мы должны отправиться в Пентос, ваше величество, — говорил он. — Если вы не доверяете магистру Иллирио, то это не так и важно, у Таргариенов остались еще более могущественные друзья. Дени уже знала, что он говорит о Золотом отряде. Отряде наемников, когда-то возглавляемом Горьким Клинком. Этот прославленный воин был бастардом Эйгона Недостойного и братом Деймона Блекфайра, которого безуспешно пытался усадить на Железный Трон. Сир Барристан утверждал, что Золотой отряд хранит верность драконам, все равно каким — красным или черным. — Может быть, я так и сделаю, — отвечала Дени ему раз за разом, — но сначала мне нужно подумать… По лицу сира Барристана Дени видела, что он понимает, что она пытается увильнуть от решения и не одобряет это. «Куда делась моя решимость, — думала Дени, глядя как ее дочь играет толстом ковре, перекатывая черное драконье яйцо, — почему я боюсь уехать из этого места, хотя каждая вещь, каждый человек здесь напоминает о предателе, почему я медлю?» — Лю, скажи, а где игрушка? — Дени вдруг вспомнила, что не видела красного дракона, привезенного Джорахом для Хестер еще в Баясабад. — Что за игрушку вы спрашиваете, госпожа? — Лю улыбалась, но Дени уже научилась разгадывать эмоции на плоских лицах итийцев, она видела, что та насторожилась. — Игрушку в виде красного дракона. Хестер еще сгрызла золотую краску с его бока, когда у нее резались зубки, помнишь? Лю отвела глаза: — А разве она потерялась, госпожа? Я не заметила… — Не лги мне! — рассердилась Дени. — Не смей мне лгать! Лю упала перед ней на колени: — Простите, госпожа, простите. Я не хотела лгать, но ведь вы сами приказали не говорить с вами о господине Джи Сьонге… — При чем тут он? Говори, я приказываю. — Господин приехал сюда еще до вас, у него быстрый конь и он опередил вас, госпожа. Джорах был здесь до меня, — Дени задрожала, — конечно, как я могла не подумать об этом сама, ведь никто здесь не знал… Она метнулась к ящику, в котором хранилось зеленое яйцо дракона и на секунду ее сердце замерло. Но когда она откинула крышку — сокровище было на месте. «Он не взял его», — подумала Дени с некоторым удивлением. Она вернулась к Лю. — Скажи, что он делал здесь? — Ничего, госпожа… — Лю… — Ох, госпожа, он говорил с лошадниками, не со мной, на языке, который не ведаю. А мне он сказал только, чтобы я лучше следила за девочкой. Да разве я не слежу, как за своим правым глазом слежу… — Он взял игрушку? — Да, госпожа, взял. — Лю расплакалась, — Но ведь он хозяин здесь всему, госпожа, и дому, и игрушкам. Поцеловал девочку, посидел с ней, пока она спала, потом взял игрушку из ее колыбели и уехал. Куда, зачем, совсем не сказал… Дени смотрела как крупные слезы катятся по лицу Лю, и думала о том, что тоже хотела бы заплакать. Но вместо нее к своей няньке присоединилась Хестер. И тогда Дени решилась. Да, в тот момент Дени поняла, что не может больше прятаться от себя самой в этих стенах. Она должна разобраться. Должна понять, где ошиблась, должна посмотреть назад, даже если вина и стыд раздавят ее окончательно. Она улыбнулась Лю, успокоила ее как могла и сказала, что не сердится на нее. Она утешила малышку, и носила ее на руках, напевая песенки, пока та не уснула. Потом она отыскала сира Барристана, который тренировался во дворе с молодыми мураями. — Сир Барристан, - сказала она ему, — Я поеду с вами в Пентос. Поеду туда, откуда начался мой путь, чтобы узнать правду. Сир Барристан внимательно посмотрел на нее из-под седых бровей. — Тогда нам надо поспешить обратно в столицу, ваше величество, — сказал он. — Там ждет нас корабль, достойный королевы. *** Джорах доехал почти до стен Баясабада, а потом все-таки повернул назад, не отдавая себе отчета в том, куда едет и зачем. День был жаркий, Джорах остался в одной рубахе и отпустил поводья, так что конь шел шагом и время от времени недовольно фыркал — не привык к беспечным седокам. Теперь Джорах, наконец, признал перед самим собой то, что в глубине души знал давным давно: Оракул была права — Дени никогда его не простит. И все-таки он не мог уехать. Он не мог вернуться в Вестерос — не только потому, что выбросил вон злополучную бумагу, которую привез Барристан Селми, не только потому, что никто, даже тетка Мейдж и сестры, не ждут его на Медвежьем острове, но потому, что понимал — нигде и никогда он больше не будет счастлив. Видят боги, он не жаждал счастья любой ценой. Уже давно, наверное тогда, когда впервые осознал, что Линесса не любит его, он понял, что человеческое счастье — миг единый. Моргнул, и уже нет его, утекло сквозь пальцы. Осталось только воспоминание — словно влажный след, остающийся на скалах после того, как утренний ветер смоет туманы в море. Всякий раз, когда жизнь отбирала у него его счастье, он думал найти если не замену, то приложение сил, цель в чем-то другом. Он думал вернуться домой, на Медвежий остров, когда Линесса бросила его в Лисе. Он думал помочь Дейенерис обрести покой, когда решил отказаться от дома. Но у него ничего не получилось. Все рассыпалось в прах прямо у него в руках. Нет, не о счастье он горевал, а о цели. И еще гадал, где же ошибся. В какой момент его жизнь повернулась колесом, соскочившем с оси и покатилась по бездорожью, подскакивая на кочках, чтобы в конце концов упасть в грязь. Где надо было остановиться? Позволить Дени выйти замуж в городе Соли? Оставить ее в Баясабаде среди женщин-воительниц? Или, быть может, оставить ее в шатре умирающего кхала, позволив дотракийцам отвезти ее в Дош Кхалин? Последняя из рода Таргариенов выглядела бы забавно среди грязных старух с вытянутыми грудями, собирающимися у подножия Матери Гор. Нет, все было не то. Он снова поступил бы так, как поступил в каждом из этих случаев. И он знал, знал то единственное, чего от него требовалось — отвезти Дейенерис назад к Иллирио, позволить мухе снова запутаться в дьявольской паутине, снова играть в игру Вариса, в которой ни Дейенерис, ни ему самому никогда не выиграть. Сердце его заболело, когда он подумал об этом. Дени не простит его, пусть так. Но он не должен позволить им снова втянуть ее в кровавые игры! Он должен вернуться и поговорить с ней. Объяснить, даже если она не станет слушать, умолять, если понадобится, наплевав на собственную гордость. Джорах уже попытался, как мог, обезопасить Дени и девочку. Из Столицы он поехал в их дом в провинции Кихо, напугал там Лю и едва сумел расстаться с малышкой Хестер, но дотракийцы заверили его, что помнят свою кровную клятву и ни за что не оставят маленькую кхалакку без своей защиты. Потом он отправился в Ни-тонг, где сказал господину Син Чу, что уезжает на Запад по делам, и не знает точно, когда вернется. - Моей госпоже нужно ваше покровительство, ваша защита, пока меня не будет, господин Син Чу — сказал Джорах. — Вы были посаженым отцом на нашей свадьбе, и я прошу вас не забывать об этом. Обещаю, я не останусь в долгу… когда вернусь. Итиец сделал вид, что поверил, но по его непроницаемому лицу трудно было понять, так ли это на самом деле. Зато вот его письмоводитель Ку Лунь даже не стал скрывать, что не поверил Джораху. — Звезды сказали мне, господин Джи Сьонг, — сказал он, медленно выговаривая слова, — что ваш брак пошатнулся. Вас ждет долгий путь в тысячу пыльных и страшных дорог. Но самое страшное, что это будет путь одиночки. Джорах нахмурился. Он принес Ку Луню доверительную бумагу на имя господина Син Чу, в которой тот обещал хранить имущество и семью Джи Сьонга в его отсутствие — клятвы клятвами, а бумаге итийцы доверяли куда больше, чем словам. Ку Лунь должен был заверить подлинность грамоты, приложить к ней свою печать, а не давать советы: — Я не нуждаюсь в ваших поучениях, досточтимый Ку Лунь, — ответил Джорах хмуро. Ку Лунь стер со своего круглого размалеванного лица улыбку. Он держал на руках огромного бело-розового баба, которого перед этим кормил рыбой. Видя, что Джорах не в настроении болтать, он выпустил птицу, которая шлепнулась в воду пруда, обдав шелковое одеяние своего хозяина брызгами. — О, я не пытаюсь поучать вас, — сказал Ку Лунь, возвращая Джораху заверенное письмо, — с госпожой Гонь Джи меня связывает почтительная дружба, и только поэтому я хочу дать вам столь же почтительный дружеский совет, гордый господин Джи Сьонг: не стоит бежать от собственной тени, ее все равно не удастся обогнать. Тогда Джорах только разозлился на эти слова, сел на коня и уехал, с намерением добраться до Самирианы или Квохора и, быть может, наняться охранять торговцев. Но как только впереди показались желтые стены Баясабада, и солнце поднялось в зенит, сжирая тени, Джорах вспомнил слова Ку Луня. Куда я бегу? Что мне за дело до безопасности квартийских или пентошийских товаров? Он повернул коня назад, собираясь вернуться по крайней мере в Ни-тьонг. Спросить совета у этого чертового итийца, и попытаться еще раз увидеть Дейенерис. Однако заночевать он решил в тени леса. Стреножил коня, свернул поклажу под голову и все ночь пролежал без сна, глядя на неизвестные, странные созвездия итийского неба, то и дело мелькающие среди древесных вершин, колеблемых ветром. Под утро им овладело беспокойство. Словно кто-то толкал его в бок и нашептывал в уши: скорей, давай, поторопись, вперед… Он въехал в Ни-тьонг на рассвете и, увидев Ку Луня на площади перед канцелярией, натянул удила. Письмоводитель поклонился и промолвил: — Я ждал вас, господин Джи Сьонг. — Ждали? Почему? Зачем вы ждали меня? — Вчера вечером мы получили письмо от госпожи Гонь Джу, в котором она уведомила господина своего посаженого отца в том, что снова уезжает в Столицу, чтобы там сесть на корабль, который увезет ее в вольный город Пентос. Джорах не знал, что ответить. Все слова разом вылетели у него из головы. Он пришпорил коня и едва не сбил Ку Луня с ног. Он гнал своего жеребца до самого дома в Кихо. Пот застилал ему глаза, но он уже знал, что застанет дом покинутым. Соскочив с коня у порога, он толкнулся в запертую дверь и побежал вокруг, заглядывая в щели запертых ставен. Дом был пуст. Он снова вскочил на коня и погнал его по дороге в Столицу, вопреки всему надеясь, что Дейенерис не могла уехать слишком далеко, их караван идет медленно и он быстро их нагонит. — Давай, быстрей, не подведи, вперед, — подгонял он коня, но тщетно. Его конь был красивым и сильным животным, но через два часа бешеной скачки он вдруг споткнулся на едва выступавшем дорожном камне и рухнул, придавив Джораху ногу. Тот едва выбрался из стремян, молясь, чтобы его нога не была сломана. Ему повезло в этот раз, но жеребцу — нет. Тот жалобно косил глазами, роняя на дорожную пыль белую пену с губ и не встал, сколько Джорах не понукал его. В конце концов он бросил все, всю поклажу, кроме самого необходимого, перерезал горло жеребцу и пошел по дороге пешком, прихрамывая, вытирая с лица пот и слезы. К вечеру он добрался до ближайшего селения, где купил у местного крестьянина его пахотную лошадку. Когда ее взнуздали и Джорах подошел к ней, она так испугалась, что казалось, глаза ее выскочат из орбит. Нечего было и думать о том, чтобы догонять на ней караван Дейенерис. Но он все равно гнал ее и гнал себя. Сердце его замерло, когда в книге регистрации въезжающих в Столицу он, перегнувшись через маленького чиновника-итийца, увидел запись о «госпоже Гонь Джу со слугами» несколькими строками выше его самого. В городе он спешился и проталкивался сквозь толпу с лошадкой в поводу, что было быстрее, чем ехать верхом. В гавани было шумно и жарко. Судов, стоявших у пирсов и причалов было такое множество, что на секунду Джорах отчаялся найти среди них тот, что идет в Пентос, но вовремя вспомнил — это был корабль Иллирио, на котором прибыл в Столицу Барристан Селми, значит это пентошийская барка или гребная галера. Он бросил свою лошадь у одного из причалов, рядом с торговцем сушеными финиками. Просто сунул мальчишке в руку повод и пошел дальше. Пробегал мимо летнийских парусников и миэринских галер, все дальше и дальше, пока недалеко от маяка у узкого пирса не натолкнулся на обшарпанный одномачтовый корабль с уродливой носовой фигурой в виде толстого сенешаля. Не возможно было представить, что Дейенерис поплывет в Пентос да и куда бы то ни было на такой развалине. Но Джорах все-таки остановился у борта, покрытого облезлой серой краской, и спросил на валирийском, стоявшего у сходней тирошийца с выцветшей зеленью на бороде: — Есть у вас пассажиры, капитан? Тот окинул внимательным взглядом богатый итийский наряд Джораха, его лицо вестероссца и ответил на общем языке: — Тебя возьмем, если заплатишь. Джорах вытащил из кошеля серебряную монетку и кинул моряку. Тот ловко поймал серебро и ухмыльнулся. — Я заплачу за проезд золотом, если он мне понадобится, но пока я ищу пассажиров, отправляющихся в Пентос, - сказал Джорах, - белокурую девушку, старого рыцаря и их слуг. — Серебряную принцессу? — тирошиец широко улыбнулся, продемонстрировав щербину в передних зубах. — Наш капитан удавился бы от жадности, если бы она наняла нас для проезда. — Где же она? Тирошиец кивнул в море. На горизонте, едва уже видимый в жаркой туманной дымке, алели косые паруса большого барка. Джорах опоздал. *** Дейенерис смотрела на медленно удаляющийся берег Столицы Ии-Тии. В большой каюте, которую ей уступил капитан их барка, на койке спала Хестер вместе с Мисхой. Ирри со своим малышом, тоже отдыхала в углу на расстеленных одеялах. Сир Барристан и дотракийские всадники расположились в трюме, вместе с матросами. Старый рыцарь беспокоился до самого отплытия и снова и снова напоминал Дейенерис о том, что в Пентосе их ждет ее племянник Эйгон Таргариен. — Вы словно боитесь, что я передумаю… — сказала ему Дени, раздраженная капризами Хестер, которая тяжело переживала разлуку с нянькой Лю. — Такое случалось с королями, которым я служил, ваше величество, — грустно улыбнулся сир Барристан. — Только я — не они, сир, — оборвала его Дейенерис. Но хотя она старалась держаться твердо, в душе у нее не было уверенности. Когда барк «Садуллеон», нагруженный товарами и пассажирами, только готовился к отплытию, она все смотрела и смотрела на площадь перед пирсами и причалами, запруженную народом. Дени и сама не смогла бы ответить на вопрос, что именно ожидала там увидеть. Ей почему-то казалось, что что-то должно произойти, что-то, что подскажет ей, правильное ли решение она приняла. Но ничего так и не произошло. Барк зацепили две шлюпки, на весла которых села команда и несколько итийских моряков, и вывели его из гавани. Капитан отдал команду и матросы, возбужденные и обрадованные началом плавания, подняли алые пентошийские паруса. Берег Ии-Тии, где она так надеялась обрести свой дом и так жестоко обманулась в своих надеждах, становился все дальше и дальше. — Не стоит печалиться о прошедшем, ваше величество, — тихо сказал сир Барристан, подошедший сзади. — Теперь больше никто и никогда вас не обманет, клянусь честью. Дени вздохнула. Хотела бы она поверить старому рыцарю… — Вы много говорили мне об Эйгоне, сир Барристан, — спросила Дени, все еще не сводя глаз с удалявшегося берега. — Да, ваше величество. — Вы говорили также и о том, что он будет рад разделить со мной трон наших предков в Красной Гавани. — Мне было поручено передать вам именно эти слова. — В каком же качестве? — Дени обернулась к сиру Барристану. — Не бывало еще такого, чтобы трон занимали одновременно тетка и племянник. — Это так. Но не мне вам рассказывать, что в обычаях Таргариенов брать в жены кровных родственников. Простите мою дерзость, ваше величество, но по возрасту и крови Эйгон Таргариен подходит вам как нельзя лучше, вы могли бы стать его женой… — Только вы забываете, что я уже замужем. — Дени снова посмотрела на гавань и корабли, стоящие у пирсов. Сердце ее на мгновение сжалось — ей показалось, что у одного из кораблей она видит знакомую фигуру… Сир Барристан помолчал немного, словно подбирая слова: — Брак, заключенный по обычаям такой далекой от Вестероса страны, да еще и с человеком недостойным, заключенный обманом, не может считаться действительным. Вы свободны, это подтвердит и магистр, когда мы прибудем к нему, и можете снова выйти замуж. Берег в дали превратился в узкую полоску, над которой возвышались шпили дворцовых зданий. Людей на пирсе и вовсе было не различить. «Прощай, Джорах, — подумала Дени, — прощай, мой муж-предатель»