Прости за шрамы от любви

Вечером после концерта все завалились в гостиницу. Кипелов еще утром, с какого-то перепугу, поспорил с Мавриным, что выпьет больше, и в данный момент они в номере готовятся к битве. Сам бы на это зрелище полюбовался, но они пожелали остаться наедине. И Холстинин попросил остаться в номере, сказал, что надо какие-то вопросы обсудить. Какие могут быть вопросы на ночь глядя? Только спорить с Холстом себе дороже, еще и на вынос мозга можно нарваться совершенно случайно. Только сам он почему-то не торопится обсуждать эти свои вопросы, в номере своем заперся. Может, занялся чем-то своим и забыл про всё, а то и передумал. Напоминать самому не очень хочется. Так и не дождавшись Владимира, решил все же зайти в гости к соревнующимся друзьям. К этому моменту они, скорее всего, приняли достаточно для поднятия настроения, и гнать в шею любопытных зевак точно не станут. Если повезет, то и угостить могут. В любом случае это будет веселее, чем киснуть в обшарпанном номере с картиной вместо телевизора и ржавой скрипучей кроватью. Не гостиница, а клоповник общажного типа какой-то. В коридоре встретился с веселым Виталиком. Выяснилось, он стал беспристрастным судьей в том поединке. Так судил, что в итоге сам оказался победителем, а Сережа с Валерой сейчас мирно отдыхают и беспокоить их не стоит. Дружески обняв, Виталик пожелал доброй ночи и пошел в направлении санузла. — Я же просил ждать в номере, а не шляться где попало, — внезапно появившийся откуда-то Холстинин схватил ударника за руку и потянул за собой. — Так я и ждал. Решил, что ты забыл просто. — Заткнись. Затащив Макса в номер, Холстинин толкнул его к кровати. Осмотревшись, запер дверь на ключ. — Вов, все в порядке? — Раздевайся. От этого пожелания Максим вздрогнул. Зачем раздеваться? Холстинин затеял медосмотр проводить? Подозревает в чем-то? Как можно? Но если возражать и сопротивляться, будет только хуже. Пусть смотрит. Убедится, что все в норме, еще извиняться будет. Но внешний вид и состояние ударника Владимира интересовали меньше всего, точнее не интересовали совсем. Максим осознал это, только когда оказался впечатанным лицом в подушку. Холстинин залез на него верхом, чтобы жертва точно не смогла сбежать. Да и куда он денется, не камикадзе ведь. — Вов, за что? — Заткнись, — гитарист больно сдавил кожу на боку Максима. — Терпеть не могу болтливых. Вот и обсудили вопросы. Лежи бревном и голоса не подавай, а если что не так, еще и физическое замечание получишь. И хоть бы объяснился что ли. Фиг вам, не царское это дело. Сам должен догадаться о том, что сейчас будет. Хоть и самый молодой в группе, но совершеннолетия уже достиг, так что предъявить Холстинину толком нечего. Про страх, нежелание и прочую ерунду он точно слушать ничего не станет. Остается только попытаться экстренно придумать план побега. Как бы только у него ключ отобрать? Может, извернуться и оглушить его чем-нибудь на время, отдых ему на пользу только пойдет. Нет, бить Холстинина не самый лучший вариант, точнее совсем не вариант. Как учили взрослые, все вопросы надо пытаться решать гуманными способами. Всегда ведь можно договориться. Холстинин вонзил когти в спину прямо между лопаток, на секунду показалось что у него не рука, а лапа дикого зверя. Лев догнал жертву и теперь точно не отпустит, будет рвать и терзать, пока та не перестанет сопротивляться. А потом сожрет и косточек не оставит. Ааай… — Петрович, сука, совсем рехнулся? Ну хочешь, поори на меня, если не на кого больше, — взмолился Максим. — Нахрена так? — Оу! Да мы возражать пытаемся. А это ничего, заводит даже… Думаю, без вазелина обойдёмся, — Холстинин вцепился когтями в драммерские ягодицы. — Какой нахуй вазелин? — Максим дернулся, но тут же придавлен гитаристом к кровати. — Уже никакого. Макс, тебе и так понравится, я уверен. — Эей, Вов, давай поговорим нормально. Я ведь не отказываюсь, если за мной косяк какой-то, — Утконос попытался выбраться из-под гитариста. — Но не такими же методами. Если у тебя проблемы, тоже можем обсудить, я об этом никому. Обещаю. — Уй, не начинай. Не упирались мне никуда твои разговоры с обещаниями, — Холстинин впился зубами в его плечо. От боли на пару секунд потерял сознание, очнулся от телодвижений Холстинина, только в глазах туман и Петрович будто бы не Петрович. Отдельные черты его, но больше похож на вампира с острыми клыками и желтыми глазами. Укусил ведь, зараза такая… Похоже на бред. Или теперь таким образом выглядит реальность. Убедившись, что жертва в сознании, вампир перевернул его на живот. Это что-то новенькое в вампирской теории и сознание навязчиво об этом напоминает. Жужжит в ухо будто комар. Когда здравый смысл вернулся и Максим отразил происходящее в полном объеме, Холстинин был уже внутри, и это не нравилось. Опять обманул. Или перепутал. Наверно, хотел сказать, что это ему понравится. Равномерно движется вверх-вниз, возбужденно дышит, стонет. В порыве страсти он схватил откуда-то взявшееся лезвие и полоснул им по спине, не сильно, но больно. — Сука, ты совсем охренел? — взвыл Удалов. — Найди себе мазохиста… — Давай, мне это нравится. Кто я еще? — Маньяк. Извращенец озабоченный… За каждое слово Холстинин награждает ударника очередным порезом, все глубже и больнее. В какой-то момент показалось, что гитарист пьян. Когда он успел? В процессе? Или это у него от возбуждения. Запах алкоголя присутствует. Зачем? Достигнув максимальной точки экстаза, Холст вонзил бритву в кожу Утконоса, и еще раз, что тот сам вцепился зубами в подушку, чтобы не заорать. Думал, что отключится в очередной раз, но обошлось. Орать хочется сильнее. Владимир же слез с него, начал одеваться. — Сам придумай, за что, — бросил он уже у двери. — Настроение у меня сегодня такое. Макс попытался сесть, но это оказалось не так просто. Порезы болят, из ран сочится кровь. Чувствуется запах крови. Петрович так торопился, что не потрудился закрыть нормально дверь. Если кто-то войдет и увидит его такого красивого. Нет. Нельзя, чтобы об этом кто-то узнал, а Холст трепаться не станет, не враг же себе. Сам придумай, за что. Хоть бы намекнул, в каком направлении придумывать. Самое адекватное, это тупое желание с кем-нибудь перетереться. С проститутками связываться опасно для здоровья, с поклонницами — нельзя и опасно для репутации. А с ударником нормально и без последствий. К тому же он на девочку похож, по мнению некоторых. Почему так жестоко? Наверно, он привык так, или «настроение такое». Собрав все силы, попутно приправив процесс известными непечатными словами, которые будто бы облегчают боль, Максим встал, натянул трусы и стал осматриваться. Вроде, все обошлось относительно: кровью ничего не запачкал, бритва куда-то исчезла, видимо, Вовка с собой прихватил. Теперь надо незаметно просочиться в душ, смыть все и постараться не вырубиться там. — Макс, ты дверь закрыть забыл, — в номер завалился басист. — Можно я у тебя перекантуюсь. Петрович меня на хуй послал, и не на свой. — Кантуйся, только, — Макс попытался дотянуться до майки, чтобы Виталий не увидел его спину. — Что за акробатика? — Дуб подскочил к нему и повернул спиной к себе. — Мать моя женщина! Это где ты так? — Да гвоздь тут был… Я его уже выдрал и выбросил, — ударник нервно огляделся. — В окно выбросил. — Ясно. Обработать надо, а это заклеить, — басист отобрал у Макса майку, глянул на заклеенное к зиме окно. — Жди здесь. Надеюсь, эти синяки не все вылакали. Через пару минут Виталий вернулся с недопитой бутылкой беленькой и подобием аптечки в виде бинтов и пластыря. Никто не обещал, что будет легко, понял, что до этого орать не хотелось, но Максим все вытерпел, включая причитания Виталика. — Это Холстинин, — чуть слышно сообщил Утконос. — Я так и понял, — ответил Виталий, накрыв друга одеялом. — Максим… Рядом Виталий, а по голосу будто Холстинин. Собраться. Сейчас же собраться… Аааа…

***

— Максим! — Владимир осторожно тряхнул его за плечи. — Проснись… — Холстинин? — Утконос попытался отстраниться от Владимира. — Ты как здесь? — Обычно. Я же у себя дома, — Владимир доброжелательно улыбнулся. — Ты стонал, вот решил тебя разбудить. Уф… Кажется, все это приснилось. В очередной раз, когда забыл ту историю, расслабился. Фигушки. Но в этот раз все стандартно, так, как было на самом деле без сюрпризов. Классика, так сказать. В прошлый раз вместо Виталия вошел Житняков и стал выносить мозг, что это я Петровича совратил. Самое обидное, что на тот момент Миша только в школу пошел. Или еще не пошел. Один раз вместе с Холстом заходил Артур, и они по очереди имели желание и возможность со мной развлекаться. Так же были варианты с Беркутом, Купером, Пристом, но суть одна. Вовка с того раза подобных попыток не предпринимал, воспринимал как необходимую часть группы, не больше. После возвращения в группу смягчился, будто соскучился, как-то теплее стал относиться. Вчера вот вообще домой пригласил. Поверил ему, расслабился и получил напоминание. Зря все это. Не надо было соглашаться. — Спасибо. Вов, можно я домой поеду, — попросил Максим. — Все в порядке, просто жена… — Началось. Я же сказал, что вместе поедем. Владимир бережно сжал запястье Максима. Не хочется его сейчас никуда отпускать. Тем более надо для порядка хну ободрать, познакомиться с образовавшимися рисунками, привыкнуть к ним маленько, а там и до ужина не далеко. Только Максима что-то беспокоит, и говорить об этом он не собирается. — Расскажи, что приснилось, — попросил Владимир. — Фигня. Я не помню половину. — Ладно, давай тогда повязку сниму. Как думаешь, что там? — Не знаю. Узор какой-то? Или эмблема группы? — на лице Максима появилась слабая улыбка. Почувствовав скованность товарища, Холстинин снова замотал его руку. Завернув в одеяло, прижал к себе. Он сам никогда не рассказывал, а Виталий один раз поделился информацией. Грубо, эмоционально, но рассказал, про эти сны Максима. Причину этих снов объяснять не пришлось. Что сейчас? Уговаривать и просить прощения бессмысленно. В этом состоянии он слушать ничего не станет. Вон сбежать уже пытается. Клин клином надо вышибать. Резко уложив Максима на кровать, Владимир поцеловал его в губы. Страстно, жадно, глубоко, чтобы Утконос и возразить ничего не смог и не захотел. Без боли, но властно. — А теперь слушай меня, — не выпуская Максима, начал гитарист. — Никуда ты сегодня не поедешь по той простой причине, что ты сам этого не хочешь, только сказки мне здесь рассказываешь. Если боишься меня, так и скажи, вместе мы эту проблему решим. Если я тебе не нравлюсь, тоже признайся. Только не усложняй, ладно. И не смотри на меня, как мышь на удава. — Ты мне нравишься, и я тебя не боюсь. — Максим изобразил удивление. — С чего ты это взял? — Не верю, Макс. Я Те-бе не ве-рю. Не убедительно. — Чем доказать? — Не знаю. Сам подумай, — Владимир отвернулся к стене. — Ты ведь догадливый мальчик. — Ну пусть будет узор в форме круга, как у Приста, например, — предположил Максим. — Мелко мыслишь, но направление правильное. — Холстинин демонстративно закрылся одеялом. Вот нихрена себе поворотики. Холстинин и так загадки любит, но это совсем уж ни в какие ворота не лезет. Ладно, узор, но он-то сейчас о другом. Что на него нашло? Или? Кто-то ему рассказал… Зачем? Может, Владимир сам начал о чем-то догадываться, может, во сне что-то говорил. Как давно все было, стоило бы забыть и не вспоминать. Только вот снится периодически, и ничего с этим сделать не получается. Даже Может, стоит ему все рассказать, признаться. Это ведь единственное, что еще не испробовал против этих кошмаров. Как говорится клин клином и никак иначе. Володя сейчас хоть и устроил какое-то свое представление, но настроен вполне доброжелательно. Он сам хочет разобраться и помочь. — Вов, я сказать хочу, — Максим придвинулась ближе к гитаристу. — Только давай наши сюрпризы посмотрим. Мне не терпится уже, я ни о чем другом думать не могу. — Начинаю верить, — Владимир выбрался из-под одеяла. — Но сначала расскажешь. Без вариантов, значит. Все верно, сначала товар потом деньги, точнее сюрприз. Дальше тянуть бессмысленно. — Это про тот случай… — Встав с кровати, Максим надел халат. — Прости. — Максим, подожди. — Схватив драммера за запястье, Владимир притянул его к себе. — За что ты просишь прощения? Тогда ты был не виноват, это я извиняться должен и уже сделал это. Ты сказал, что тебя это больше не тревожит. Наврал, понятное дело, но это не принципиально. Что я еще не знаю? Детские отмазки и попытки сбежать не принимаются. — Не получается тебе полностью доверять. — Максим активно трет запястье. Вчера думал, что получилось, ночью опять приснилось то… Тебе Виталий рассказал, наверно. — Было дело. — Шрамы болят каждый раз после таких снов, ничего кроме синьки не помогает. Иногда терплю, иногда, когда совсем невыносимо становится… — Сейчас тоже? — Да. — Давай посмотрю, — Владимир стал стягивать с него халат. — Странно, вчера почти незаметные были. Говорят же, что мысли материальны. Макс каждый раз об этом думает, переживает, вот они и болят. Алкоголь — самое верное средство от размышлений. Вот и вся логика, будь она не ладна. Значит, нужна более гуманная альтернатива. Теплая ванна, холодный душ, массаж, секс… Точно! Разом из головы вылетит вся эта дурь, никуда не денется. — Холстинин, я не хочу, — заподозрил неладное Максим. — Я не спрашиваю. Тогда не спрашивал и сейчас не собираюсь… — Но… — Тише… — Владимир накрыл губами шрамы. — Тебе понравится. Сегодня я не обманываю и не перепутал. — Расслабься. Ложись удобнее. А говорил, что диетами себя не мучаешь… — Не мучаю. — Это тогда что? — Холстинин провел пальцами по выступающим ребрам драммера. — Вот попробуй только от обеда отказаться. Но это потом.

***

Хм. Оказывается, зря Петровичу сопротивлялся. Реально не обманул, и шрамы больше не дают о себе знать. Во всем теле приятная слабость, легкость. Классно сейчас, забравшись в холстининский халат и тапки-лапы, отдыхать в кресле и никуда не торопиться. — Не хочешь на сюрприз взглянуть? — спросил Владимир. — Не возражаю. Максим покорно протянул руку. Мог бы и сам снять бинт, странно, что он не содрался в моменты страсти, но рушить атмосферу не хочется. Наоборот, приятно почувствовать его прикосновения, увидеть, как открывается рисунок. Что это может быть? Даже зажмурился, чтобы не увидеть все раньше времени. И беспокойство. Ведь потом придется показать Владимиру то, что теперь на его руке, на груди и… Как он к этому отнесется? — Можешь смотреть, — прервал размышления голос Владимира. — Как тебе? Раз, два, три… Ого… Барабанные палочки чуть выше локтя, на них восседает стройный черный кот с огромными глазами. Просто, но со вкусом. Если убрать корочку, он будет рыжим, но потом потемнеет. Красиво. Владимир ждет реакции. — Ну, я же кошатник запущенный, — не дождавшись, пояснил гитарист. — А ты мой самый любимый кот. В смысле… — Он прекрасен. — Как и ты. Я тоже хочу увидеть твой сюрприз. Ты не против? — Сейчас, — Макс аккуратно снял ткань, открыв рисунок на его груди, чуть больше времени потребовалось, чтобы снять все с руки. Володя терпеливо ждет, закрыв глаза. Увидеть так все целиком. — Ну вот, как-то так. Ощущение, как на экзамене, будто вот сейчас вспомнил то, чего не знал. И совсем не факт, что вспомнил все правильно и вообще это то, что нужно. И ладно бы, если так, но комиссия ушла на совещание. Что они там решат, каково будет решение? Холстинин молчит, осматривая художества на своей груди. Зря надеялся на свои творческие способности в плане рисования. Холст поморщил лоб и переключился на осмотр руки, на которой теперь огромная ящерица. Перегнул, похоже, с размером. Хотя… Судя по выражению его лица она понравилась ему больше. Только бы не решил, что я его ящером каким-нибудь считаю. Холстинин, твою суть, скажи уже хоть что-нибудь, только не молчи так многозначительно. А то ведь уже мозг пытается вспомнить, чем хну выводить… Зря вот решил на его груди рисовать его же гитару с кошачьими глазами. Да как такое вообще в голову пришло, учитывая то, что рисовать толком не умел никогда. — Красиво, — огласил свой вердикт Холстинин. — Только мне кажется, что там не fender написано. С утра что-то не то видится иногда… — Не кажется, — смущенно ответил Максим. — Ты не думай, что… Это не совсем то… Да ты сам говорил, что я тебя не люблю, боюсь и… — Да успокойся ты, — Холстинин сгреб драммера в объятия. — Мне все нравится. И это признание тоже. Так оригинально и убедительно мне еще никто не признавался. Что ты так дрожишь? — Не знаю. Как мы это мужикам объяснять будем? — Чего? — Холстинин отстранил драммера от себя, одарил его хищной улыбкой. — Я тебя покусаю сейчас. Ты этого добиваешься? Еще одно слово в этом направлении и я за себя не отвечаю. — Нет. Отскребать хну зубами не самое лучшее решение. — Знаю, ее так отшелушивают.