ZAYDE WØLF — Walk Through The Fire (feat. Ruelle)
Did we light too many matches? Turn ourselves into these ashes There's no way to go, But straight through the smoke, And the fight is all we know
Огонь громко потрескивает в камине, постепенно превращая древесину в очертания из золы и пепла. Та невероятная сила, исходящая от него, потрясает и одновременно ужасает. Чем ближе к нему человек, тем больше он понимает, что не сможет найти тепла и утешения — только сгореть. Слишком быстро. Дотла. Он знает это, но все равно пододвигает кресло поближе. Он терпеливо ждет, когда жар коснется его кожи, накалит ее до предела, медленно доберется до самых костей и, словно маленький ребёнок, будет дразнить его за слабость и желание сбежать. Однако трусят и прячутся в прохладном уголке только умные и практичные; безумцы и мечтатели заворожено застывают на одном месте, они видят перед собой заветную цель, закрывая глаза на все предостережения, опасности и даже смерть. Столь тонкая грань человеческой натуры для него не в новинку: уже который раз он стоит на распутье, а вопрос «кто же я на самом деле?» остается без ответа. На лбу появляется испарина; капельки пота бегут по поседевшим вискам и скрываются за воротом махрового халата, накинутого на тонкую ночную рубаху. Он чувствует, как его кожа, сантиметр за сантиметром, впитывает в себя страсть дикого танца пламени из очага. Сначала это довольно приятно: тебя окутывает теплом, тело расслабляется, а глаза блаженно закрываются, но потом огонь оборачивается змеей и безжалостно жалит снова и снова. Он с интересом разглядывает свою руку, ища невидимые следы от укусов, однако ничего не находит — ни единого красного пятнышка. Он улыбается: истина куда глубже, чем мужчина предполагал. — Добрый вечер, мистер Мелларк! — негромко приветствует он незваного гостя. Он давно понял, что уединение нарушено, но не мог предположить, почему столь поздний посетитель предпочёл тайком пробраться в его кабинет и молчаливо наблюдать за ним из темного угла. Хотя нет, есть только одна вещь, которая могла заставить этого молодого юношу сделать то, что он сделал. — Вы солгали, Президент Сноу. В голосе парнишки нет ни обвинений, ни укора, ни злобы, ни обиды — он просто констатирует факт. Что ж, это нисколько не удивило его: он был готов к такому повороту событий. Жестом Кориолан Сноу приглашает молодого человека занять второе кресло у камина. На раздумье уходит всего пара секунд, и, в лунном свете появляется силуэт. Словно кошка, он бесшумно преодолевает расстояние до кресла и присаживается на самый край. Спина прямая, руки опущены на колени, а подбородок слегка выпячен вперед. Губы Президента расплываются в улыбке: — Почему Вы так решили? — Уверен, Вам это уже известно, — тут же отвечает Мелларк, вздернув одну бровь вверх. — Давайте не будем тратить драгоценное время впустую. — Разумеется, — соглашается Президент, поглаживая одной рукой седую бороду. — Полагаю, что мисс Эвердин и мистер Одэйр рассказали Вам обо всем, не скупясь на подробности. Юноша кивает, слегка прищурив голубые глаза и плотно сжав губы, словно решаясь на что-то. — Однако есть одно «но», не так ли? — подсказывает Сноу. — Все так, — подтверждает Мелларк, искорка сомнения слишком ярко блестит в его голубых глазах, — за исключением одного: есть кое-что, что не сходится с их рассказом. — И что же это? — Вы, — просто отвечает парень. Губы Сноу расплываются в широкой улыбке; пожалуй, есть вещи которые ещё не подвластны современной науке и медицине, и человеческий дух и характер явно были на первом месте в этом списке. — Я всегда считал Вас умным и сообразительным юношей, и Вы ни разу не разочаровали меня. Разумеется, это был комплимент, и раньше такая похвала была бы для Пита пределом мечтаний. Однако за последние пять лет он ощутил на собственной шкуре, что такое время и какова его цена: постоянная бдительность, забота о других и жертвенность. Он полагал, что это тяжёлое бремя было дано ему неспроста и он будет нести его до самого конца. И сейчас, когда от его действий зависит несколько жизней, Пит не задумывается как, почему и для кого он это делает или каковы будут последствия — он просто должен успеть. — Я хочу знать, почему человек, который каждый год на глазах у всей страны устраивал игры на выживание, поддерживал нищету и беззаконие в дистриктах, стёр своему народу память, обеспечил защиту и с тех пор заботится о его благополучии. Это разговор на равных: все маски и привилегии отброшены в сторону. — Скажите, мистер Мелларк, а вы хотели бы мир полный пепла? Раздается тихий треск: одно из полен в камине раскалывается надвое и обуглившиеся половинки соскальзывают на бок, подняв облако из золы. — Нет. — Я задавал этот же вопрос и мисс Эвердин. Она ответила, что если сгорят повстанцы, то я сгорю вместе с ними. Что ж, я все еще здесь, а гордая Сойка-пересмешница превратилась в ручную зверюшку Койн. — Сойка-пересмешница? — хмурит брови собеседник. — Да, так ещё известна мисс Эвердин за пределами купола. Символ революции, ну вы знаете. — Она говорила, — сухо отмахивается парень. Он пришёл сюда не за этим; ему хватает и имеющейся информации об этой девчонке. — А она упоминала, что все это случилось только из большой любви к вам? — Что? Губы пожилого мужчины снова трогает улыбка: эта глупышка так и не научилась извлекать уроки из своих ошибок. Парень столько раз просил ее только об одном — доверии, а она опять прячется в тумане оговорок и недомолвок, увеличивая трещину в отношениях. Понимает ли она, что однажды эта трещина превратится в огромную пропасть? — Когда повстанцы выкрали ее из Капитолия, а вас бросили здесь, то взамен на ваше освобождение, она согласилась помочь им. — И? — голос бесцветный, лишенный даже толики любопытства. Пожалуй, это уже произошло; даже если бы юноша помнил ее и любил, как и пять лет назад, он бы не смог быть с ней. Земляк, союзник, друг, возлюбленный, жених — все эти мосты давно сожжены, сейчас они не более чем чужаки. — Они не торопились: вы не были их главной целью, — произносит мужчина, протягивая руки к огню. — Каждый хочет править миром, а месть — великий двигатель прогресса. — Несмотря на то, что с нами произошло и что мы ничего не помним о тех временах, мы все равно остаемся для них капитолийцами. Вечно виновными и давно приговоренными, не так ли? — Мелларк встает и присаживается на корточки у камина. Жар не пугает и его: можно держаться подальше от огня и замерзнуть, а можно подойти поближе — согреться самому или согреть, заслонив от гнева пламени других. — Скорее, дело больше в принципах, нежели в людях, — доносится из-за спины юноши тихий голос, — но вы, несомненно, правы. Парень берет в руки стальную кочергу и шурудит поленья, поднимая ворох пепла и столб искр. — Что ж, если сгорим мы, то они сгорят вместе с нами. Кориолан Сноу отвечает не сразу; он хороший шахматист, стратег и манипулятор — его редко кто может удивить, но этот мальчишка превосходит все его ожидания. — Я думал, что вы либо уйдете с ними, либо они останутся с нами, как и их предшественники. — О, разумеется, я уйду с ними, — тут же кивает Мелларк, — но я вернусь и вам лучше быть готовым к встрече со столь важными гостями. Достаточно лишь взглянуть в решительные голубые глаза и понять, что иного пути нет; купол больше не защита, он — камера. Парнишка прав: настало время другого оружия. — Конечно. Юноша едва заметно ухмыляется и делает шаг к двери. — Мистер Мелларк, — окликает его Президент Сноу, — могу ли я задать вам один вопрос? — Полагаю, что можете, — не разворачиваясь, произносит Мелларк. — Я создал купол и стёр любые воспоминания о голодных играх, чтобы спасти свой народ от страданий и даже от смерти. Вы ненавидите меня за это, не так ли? Тишину нарушает лишь громкий треск древесины в камине; парень едва заметно пожимает плечами. Пламя скоро догорит, тепло исчезнет, останется лишь пепел, да и тот рассеется на ветру, не оставив и следа от сегодняшнего вечера. — Думаю, что нет, — однако в голосе слышно куда больше уверенности. — Та жизнь, что я жил, люди, которых я знал — их больше нет. Вероятно, я должен быть благодарен за то, что не помню: это избавило меня от огромного количества боли и пустых сожалений. — Поймут ли меня остальные? — Вы же не хотите мир полный пепла? Огонь еще пылает — пожалуй, самое время пододвинуть кресло поближе.