Ruelle — Whose Side Are You on Trevor Morris — Anne Dreams Of Her Childhood
Выстрелы прогремели, но рука все еще крепко сжимает оружие. Даже в защитной маске мужчине сложно разглядеть поле битвы сквозь серую пелену. В его ушах громко отдается биение сердца, однако это не страх и даже не адреналин. Появившийся из ниоткуда силуэт будто бы растворился в густой дымке. Не опуская пистолет, мужчина оглядывается вокруг, только вот кровь уже пролита, а жертвы пали. Что ж, они предвидели это. Они были к этому готовы. Не задерживаясь у тела союзника, офицер обходит стол, за которым на полу лежат еще несколько человек. Однако пуля зацепила только стоявшего рядом с дверью — видимо он и есть нежданный гость: на нем черная военная форма Капитолия, но мужчина знает, что тот из чужих. Лицо шпиона ему известно — какой глупец! В коридоре слышатся шаги, а затем и голос одного из его людей: — Керин, код 104, восточное крыло, зал переговоров. Медиков в первую очередь! Нейт, осмотри командира Мейсон! Переступив через лазутчика, мужчина выбегает из комнаты и буквально сталкивается с Россом, заместителем Джоанны. — Мистер Мелларк! — удивленно вскрикивает парень, но мужчине не до приветствий и иных разговоров. — Что с ней? — требует он, на ходу срывая с лица маску. Помощник оборачивается к Нейту, склонившемуся над телом девушки и деловито ощупывающему ее запястье и шею. Ничего не чувствовать — это хорошо или плохо? Наверное, это хорошо. Жить в пустоте — одно дело, но ощущать пустоту — тяжелейшее испытание. — Мертва, — звучит вердикт.***
— Новости? — Никаких. Тишина в эфире. — А Китнисс? — Пришла в себя. Не разговаривает. — Почему? — Потому что не хочет.***
Ее рука словно лед, который неподвластно растопить теплом его ладони, но лицо на удивление кажется прелестным, лишенное привычной маски непроницаемости, жесткости и деловитости. Она была старше него, только вот осознание потери юной и невинной жизни, которой предстояло еще познать мир во всей его красе, стоит костью в горле. — Мистер Мелларк, — тихо окликает мужчину Росс, застыв в двух шагах от сидящего на полу главного миротворца и баюкающего в своих объятьях павшего командира. — Докладывай, — хрипло говорит он и кивает. — Президент Сноу мертв, сэр. Президент Койн и ее конвой еще спят — их перенесли в специальный отсек. Тот солдат... — офицер делает паузу, то ли не зная как деликатнее подать новости, то ли опасаясь реакции начальника. — Что тот солдат? — Он жив, сэр. Медики говорят, что это чистой воды везение — он упал на живот, а его рука оказалась прямо под пулевым ранением, что помогло остановить кровь. Мелларк поджимает губы и громко выдыхает; Росс не может винить его за вереницу мыслей, проносящихся в голове, одна хуже другой, как не может ни Нейт, ни Джонсон, ни Тед, ни Керин. Джоанна — их общая потеря. Потеря за гранью правил и устава. — Он был без защитной маски... — То есть он... ничего не помнит? — Скорее всего, но доза была минимальной. Так что его память можно легко восстановить. Президента Сноу больше нет, поэтому решать вам, сэр. Главный миротворец улыбается, горько смеясь. Нежно проведя костяшками пальцев по бледной щеке девушки, он наклоняется и целует ее в лоб. — Сэр? — Позаботьтесь о ней, Росс. Я буду у Керина: предстоит много чего решить.***
Тили да тули ди ба дили да Была у аптекаря дочка одна — Редчайшая роза в запретном саду, Мимо которой никак не пройду. Тили да тули ди ба дили да Сердце мое не боится шипа, Но кровью оно окропится сполна: Зная, что для другого она суждена. Тили да тули ди ба дили да Нависла над розой моею беда, Ведомый любовью, пробрался я в сад, Похитил, ведь чувства не знают преград. Тили да тули ди ба дили да Зимы не страшится роза моя, Любовью согретые наши сердца, Сольются в сей песне уже навсегда. Отец часто напевал эту песенку — он говорил, что она о любви. Разумеется, в детстве любовь казалась проще: сильной, неизбежной, порою печальной, но светлой. Однако только сейчас я начинаю осознавать ее истинный смысл. Любовь намного глубже, намного сложнее, намного жертвеннее. Странно, что после стольких лет стершийся из памяти мотив вновь звучит отцовским голосом в моей голове. — Китнисс, ты в порядке? Кто-то присаживается рядом со мной на кровать и ободряюще приобнимает за плечи. — Я понимаю, что слишком многое случилось за эти два дня, что ты расстроена и дезориентирована, но нельзя просто сидеть и молчать. Все, что я хотела в своей жизни — сохранить счастье и благополучие своей семьи. Каждое мое действие было маленьким шагом вперед навстречу этой цели. Жизнь, любовь к близким, свобода, борьба — не желания, а всего лишь средства для выполнения поставленной задачи. Любовь же к другому человеку — препятствие, груз, что непременно утянет на дно. Сейчас моя семья в безопасности — так почему я должна жаждать того, что мне не принадлежит? Того, что обязательно ранит и погубит? Все думают, что знают что я чувствую и что должна делать. Что ж, их право, но только мне известно, что я могу и что я хочу. Сбрасываю руки и поворачиваюсь спиной. — Тили да тули ди ба дили да Была у аптекаря дочка одна…***
— Бити, это Дом-13. Есть новости? — Никаких, — устало произносит мужчина. — Любые сигналы блокируются извне. Люди на позициях у точки входа, но нужен приказ. — Ты будешь первым, кто об этом узнает.***
— Хеймитч, Финник, вам удалось что-нибудь узнать у мисс Эвердин? — Нет, Плутарх. Она ничего не говорит: либо не знает, либо просто не хочет. Скорее последнее. — Черт бы побрал ее упрямство! Люди ждут, что мы начнем действовать, пока еще есть время, но у нас нет ни единой зацепки, ни плана, ни представления, что происходит! — Почему же? — усмехается Хеймитч. — Мы точно знаем, что основной план был сорван.***
— Керин, можешь отдохнуть пару часов. Джим сменит тебя. — Нет, сэр. Я хотел бы остаться. Работа — единственный способ не сойти с ума. — Как пожелаешь. Что по датчикам? — Признаков вторжения не наблюдается, хотя рискну предположить, что у всех известных им входах в туннели дежурят по несколько отрядов. Я блокирую любые сигналы с момента... подачи газа. — Хорошо, тогда приступим к следующей части плана.***
— Отряд «Миротворец», это Дом-13, прием!***
— Внимание, распоряжение из Тринадцатого дистрикта: всем подразделениям оставаться на своих местах до новых указаний. — Так точно, сэр!***
— Ну и долго мы будем молчать? — Чего тебе, Хеймитч? Ментор хмурит брови и складывает руки на груди. — Ты уже не маленькая девочка, Китнисс, чтобы дуться и воротить нос от обязанностей. Если ты вдруг не заметила, то ситуация тут немного критическая! К удивлению мужчины его собеседница заливается смехом: — Для кого критическая? Для нас? Если ты вдруг забыл, то я больше не Сойка-пересмешница. Если ты вдруг забыл, то это Койн полезла в Капитолий, хотя не было ни единой причины для вторжения. Мне абсолютно наплевать на то, что происходит, и на то, что Плутарх не знает что делать, — выпаливает девушка. — А то нападение в коридоре не имеет никакого отношения к наступлению! — Может и так, только с чего полученное сообщение из Капитолия адресовано Сойке-пересмешнице?***
— Дом-3, мистер Плутарх распорядился, чтобы «Миротворец» вместе с «Эскортами» вернулся на базу. — Принято, Дом-13.***
— Я работаю, ребята, не отвлекайте! — Но сигнал… — Знаю, но мне не пробиться на защищенную частоту. Сначала нужно подобрать код...***
Главный координатор щелкает по кнопке и большой экран в кабинете Койн оживает. — У каждой войны всегда две стороны — атакующая и защищающаяся. Так вот, к вам обращается пострадавшая сторона, — раздается громкий баритон главы Миротворцев: все тот же холодный взгляд, строгий и властный голос, привычная черная форма — Пит Мелларк, чужак из Капитолия. — Пять лет мы жили на своей земле, не предпринимая ни единой попытки развязать конфликт. Пять лет мы прятались под защитным куполом в надежде на тихую и спокойную жизнь. Мы оставили прошлое позади, буквально начав все с нуля. А потом приходите вы и громогласно обвиняете нас во всех грехах, которые давно быльем поросли. Для драки нужны двое — и оба являются одинаково виновными. Вы говорите, что лучше знаете, как нам жить, что мы должны делать, а что нет. Вы приходите и убиваете нашего Президента, наших ни в чем не виновных жителей, хотя Президент Койн и ее сопровождение находятся в добром здравии. Если сгорим мы, то вы сгорите с нами, не так ли, Сойка-пересмешница? Это твои слова. Заверяю, у нас достаточно и средств, и сил для войны. Только мы не желаем мира полного пепла. Разве все мы не достаточно страдали, не достаточно потеряли, не достаточно повзрослели? Он делает паузу, а потом его голос слегка смягчается: — Ты сказала, что мы были союзниками раньше. И сейчас, как никогда, я снова хочу им быть. Мы хотим ими быть. Как временный глава Капитолия я предлагаю вам перемирие, чтобы все жертвы восстания не стали напрасными. Если вы согласны принять его, то ты знаешь куда лететь, Сойка.***
Он знает о пустоте не понаслышке; он жил и блуждал в темноте уже давно. Если это и было наказанием, то определенно не самым суровым и продуманным. Однако искушение куда сильнее, легче и убедительнее, что явно склоняет чашу весов не на ту сторону: поддаться так просто, а выполнить долг невыносимо.***
— Об этом не может быть и речи! Его угрозы — очередная пустышка, я ему не верю! — качает головой Плутарх, а его советники кивают. — Это огромный риск! — Может, тогда поэтому он обращался не к тебе, а Сойке-пересмешнице? — язвит Хеймитч. — Это смешно, и он знает, что не в ее власти принимать столь важные решения. Я думал, он умный парень... — Именно поэтому он так и сделал! Всем известно, что для тебя в приоритете личная выгода! — Ну и ну, Хеймитч! Как ты можешь так думать после всего, что я сделал? — Хватит! — рявкает Финник, впервые раскрыв рот с момента совещания. — Дело в том, что мы были там, мы знакомы с обеими сторонами. Против кого вы собрались воевать? Против людей, которые и понятия не имеют о нашем существовании? Которые понятия не имеют о том, кем они когда-то там были? Это и есть бессмыслица. Это не справедливость, которую вы денно и нощно пытаетесь восстановить, а месть, которую необходимо утолить. — Повторяю, это не может... — Пит сказал, что это желание жителей Капитолия. И я ему верю, сколько бы тайн он в себе ни таил, — перебивает его Китнисс. — А вы, Плутарх, знаете, чего хотят жители нового Панема?***
— Внимание, подготовить планолет и эскорт к вылету!***
— Ты действительно веришь ему? — спрашивает Финник, пока мы спешим к ангару. Отросшая челка лезет в глаза, и я на ходу пытаюсь заправить непослушные пряди за уши. — Почему я не должна? — Потому что в нашей памяти он всегда будет тем Питом Мелларком, который не сводил с тебя влюбленных глаз и предпочитал оружию тесто и кисти с мольбертом. Смеюсь, хотя знаю, что отчасти друг прав: уж слишком между нами большая пропасть. — Аргументы куда убедительнее.***
— Дом-3, передаю координаты маршрута. — Принято, Дом-13.***
— Керин, ты уже больше суток на посту. Джим уже как час заступил. — Я останусь. — Нет, это приказ главкома. — Но... — Он просил передать, что долг солдата всегда превыше всего. — Ясно, Росс.***
— Я думала, что ты улетел! — удивленно вскрикивает девушка, уронив историю болезни на пол. — Не по моему возрасту все эти выкрутасы, — отмахивается мужчина. — К тому же, я не мог пропустить очередную порцию витаминов, которые тебе не терпится засадить в мою задницу. — Я рада, что ты так считаешь, — улыбается медсестра, — хотя я не согласна с заявлением по поводу возраста.***
— Росс, прием! — Джим? — Внимание всем постам: на входе в Промышленном секторе сработали датчики. По предварительным данным, человек десять-пятнадцать. — Подключи Керина к работе, на вас видеонаблюдение. — Понял, Росс. Главком? — Я доложу.***
— Любое оружие необходимо оставить здесь, — громко объявляет Сойка-пересмешница, замерев у туннеля. — Это не разумно, — пытается возразить солдат, но Китнисс Эвердин оказывается непреклонной: — Если мы идем заключать мир, то зачем нам оружие?***
Он не спал почти двое суток и мир, который он теперь несет на своих плечах, с каждой секундой становится все тяжелее. Остается принять всего два решения и пока он не найдет их, его душе не будет покоя.***
— Добро пожаловать в Капитолий, Сойка-пересмешница! Сейчас Пит Мелларк, как никогда, кажется старше своих лет: голубые глаза потухли от усталости, а под ними пролегли серые тени. — Мы пришли с миром! — следует ответ. — Кто все эти люди с тобой? — Представители от каждого дистрикта Нового Панема. Ты сказал, что жители Капитолия хотят перемирия, и мы приехали сказать, что желаем того же. Все мы.***
— Дом-13, «Миротворец» на связи. Переговоры прошли успешно. Объявляйте демобилизацию.***
— Купол будет деактивирован после подписания мира и его оглашения на национальном уровне. Тем не менее, наши патрули будут продолжать работу в штатном режиме. — Как и наши. Слишком многое предстоит обсудить и принять, прежде чем барьеры смогут исчезнуть окончательно. Совещание закончилось, но Пит настоял на личной беседе со мной. Сейчас, когда между нами нет ни тайн, ни секретов, ни долга, душевная пропасть похожа на черную дыру. Любовь становится тенью, отголоском прошлого — чего-то прекрасного, идеального, но по-прежнему недостижимого. — Ты намерена принять участие в обсуждении? — просто спрашивает он, облокачиваясь на спинку стула. — Нет, — неуверенно улыбаюсь, — у дистрикта Двенадцать уже есть достойный и умный представитель. Хватит с меня политики. А ты? — Я? — союзник в удивлении приподнимает брови. — Я солдат, и мой долг – забота о своем народе. Теперь уже о нашем народе. — Что ж, завтра мы с Финником улетаем обратно, поэтому позволь пожелать тебе удачи. — Спасибо, — благодарит он. — Если хотите, то можете забрать Койн и ее людей с собой — особой опасности они больше не представляют. Для них новая жизнь начнется в буквальном смысле. — Надеюсь, она будет счастливее для всех нас. Мы встаем, понимая, что пришло время прощаться. Протягиваю руку, а он легко ее пожимает, как земляки, как знакомые, как союзники. — Китнисс, … — начинает Пит, слегка колеблясь, но я опережаю его: — Могу я кое о чем тебя попросить? — Конечно. — Гейл... все еще где-то на вашей территории. Ты говорил, что все будет хорошо и Джоанна о нем позаботится... Если вдруг что-то станет известно, пошли мне весточку, хорошо? В одно мгновение его лицо теряет все оттенки теплоты и дружелюбности. — Идем, — бесцветно бросает он. Мы оказываемся в очередном помещении для переговоров. Пит проходит мимо единственного окна и поворачивается к нему спиной; лицо словно высечено из мрамора — холодное и не живое. Не рискую подойти ближе, поэтому останавливаюсь в паре шагов от него; слов нет, да и говорить нам особо не о чем, но все же это как-то связано с Гейлом: ответ приходит сам собой, стоит мне лишь повернутся к окну. — Гейл! — срывается с губ удивленный вскрик, а рука тянется к стеклу, но он не слышит меня: просто сидит за столом, поддерживая подбородок руками. — Что с ним? — встревожено спрашиваю, оборачиваясь к Питу. — Ничего, что нельзя не исправить, — слова звучат слишком резко. Слишком много смысла скрыто в его фразе, но ещё больше боли, злости и сожалений таит его ледяной взгляд. — Он был ранен? — бормочу, заметив повязку под рубашкой и как тяжело вздымается его грудь. — Что случилось? — Он сорвал план, застрелил Сноу, — отчеканивает Пит, сдвинув брови, но следующие слова даются ему с трудом: — он... он убил Джоанну. Ну, а прежде чем отключился, надышавшись газа, получил пулю от меня. У меня перехватывает дыхание; я потеряла многих людей: как незнакомых, так и близких, но опыт не спасает от страданий — они такие же, как и прежде. Страшно быть меж двух огней — они сжигают, не разбирая ничего на своем пути. Но Гейл не мог... и Пит не мог... — Что? — еле слышно выдыхаю. — Я подумал, что регенерация слишком лёгкое наказание. Его память практически восстановлена: отсутствуют лишь некоторые детали, но и те он с лёгкостью вспомнит. Я хочу, чтобы он знал, что натворил. — Пит, я не понимаю... — Ты можешь забрать его с собой, — сухо предлагает он. — Уезжайте — в Тринадцатый, Двенадцатый или в любой другой дистрикт Панема, но ему лучше не попадаться мне на глаза. — Пит, я... — Забудь меня, Китнисс, как я забыл тебя. Уколовшись однажды о шип, я не усвоила урока и позволила своему сердцу истечь кровью. Порой для счастья нужно пожертвовать самой розой. Особенно, если ей милее другая земля. — Могу я спросить? — Можешь, но я не гарантирую ответа. — Почему ты сделал это? — Из-за него. — Из-за Гейла? — удивленно открываю рот, совсем сбитая с толку. — Прощай. И он уходит: тихо и быстро исчезает за дверью — не оглядываясь, а я возвращаюсь назад, к той точке отсчета, с которой и началась первая глава моей старой книги.