Другое оружие

— Эффи?       Я едва ли узнаю собственный голос: отчего-то он становится слабым, тонким и слегка хриплым, но передо мной, несомненно, она — Эффи Бряк. Несмотря на отсутствие привычного яркого макияжа и пышного парика, черты ее слегка загорелого лица остаются прежними, как и искры дружелюбия и неукротимой энергии в голубых глазах. Однако ее некогда точеная фигура теперь скрыта под свободной формой официантки и немного заляпанным фартуком, а величественные амбиции и грандиозные намерения под обыкновенным бейджем с именем. Тонкие губы растягиваются в скромной улыбке, обнажая линии морщин в уголках век, в то время как пальцы смущенно заправляют за ухо несколько выбившихся из пучка золотисто-медных прядей — видимо редко какой посетитель обращается к ней по имени. Выудив из кармана маленький блокнотик и карандаш, она ловит мой взгляд в ожидании поручений. И на мгновение мне очень хочется, чтобы она могла вспомнить свою Огненную девушку из дистрикта Двенадцать. — Ты уже что-нибудь заказала, солнышко? — знакомый, уже ставший слегка надоедливым, голос возвращает меня в реальность.       Пит Мелларк расплывается в одной из своих фальшивых улыбок, бесшумно возникая прямо напротив стола. Подозрительно рассматриваю бывшего напарника из под нахмуренных бровей, предчувствуя очередную игру, но он добивается своего: внимание Эффи целиком и полностью сосредоточено на новом собеседнике. Это тактический ход — Пит как рыцарь на верном коне кидается мне наперерез в попытке защитить пешку своей масти. Только я не представляю чем способна ей навредить, ровно как и зачем мне это. — Мистер Мелларк! К-к-какая встреча! — взволнованно лепечет Бряк, без труда узнав в посетителе главного миротворца Панема. В ее глазах плещется беспокойство никак не связанное со страхом или опасностью — она просто никогда не была рядом со столь известной личностью. В своей «послерегенерационной» жизни, разумеется. — Желаете чего-нибудь, сэр? — Ох, благодарю вас, — прищурив глаза, он делает вид будто разглядывает буквы на ее бейдже, — Эффи. Только если моей спутнице хочется пообедать, — его голос само очарование: с четко дозированными нотками лести, вежливости и ласки. Не менее впечатляюще выглядит и его возмужавшее лицо с острыми скулами и томными голубыми глазами под четко очерченными бровями, что без сомнения притягивают взгляды любого представителя противоположного пола. Как и прежний Пит он знает о силе своей природной привлекательности, только сейчас ему не противно использовать ее в своих целях.       Внимание Эффи снова переключается на меня, в то время как мое по-прежнему приковано к главному миротворцу, излучая недоверие и опасение. Ради чего этот маскарад с «солнышком», приторными любезностями и комплиментами? Эффи и так не помнит кто я такая, не говоря и об остальном. Зачем пытаться нырнуть в мелководье, представляя меня как свою девушку? Однако Пит лишь прикусывает губу, и медленно качает головой.       А затем осознание щекотливости ситуации поражает меня своей простотой. Питу Мелларку все равно познакомимся мы или нет, абсолютно не интересны темы, на которые мы могли бы побеседовать, его страшит правда, которую я могу ей открыть. И он готов пойти на все, чтобы это предотвратить: пожалуй, столь очевидная ложь с отношениями является в его арсенале самой безобидной, и пронзительный взгляд кристально чистых голубых глаз настоятельно просит ему подыграть. А должна ли я?       Хеймитч был здесь ради нашей Эффи и его намерения были такими же, какими были бы и мои: встретиться со старым другом и убедиться, что она в порядке. Разумеется, для нее мы лишь очередные посетители, но одно наше слово может изменить её мир навсегда. Мой бывший ментор все эти дни по крупицам собирал остатки храбрости, но так и не смог. Без сомнения, ей уже известно о Голодных играх и ужасных событиях после, однако она и не подозревает о своей роли в них. Сейчас мисс Бряк наслаждается жизнью, стабильной работой, возможно, семьёй, но сможет ли она и дальше улыбаться клиентам и принимать заказы, зная, что ее руки бездумно вершили судьбы невинных детей на протяжении многих лет? Я бы не смогла, как и не могу поведать эту ужасную правду.       Это очень просто — позволить паре неприятных слов слететь с языка, но невыносимо рушить с их помощью чью-то жизнь. Пит знает это и я тоже. И, глядя в его по-прежнему обеспокоенные глаза, я сдаюсь не из-за былых нежных чувств, не из-за его авторитета и силы, а потому, что не вправе делать этот выбор. — Нет, спасибо! — выдавливаю некое подобие улыбки, а потом обращаюсь к Мелларку: — Полагаю, ты уже закончил с делами?       Как и пять лет назад актриса из меня — никудышная, но, судя по облегченному выдоху главного миротворца, направление взято правильное. В качестве благодарности и поддержки он ненавязчиво накрывает своей ладонью мою, что до этого одиноко лежала на столе. Она тёплая, слегка потная и мозолистая без всяких искр, дрожи и неуверенности. — Так точно! И сейчас мы можем вернуться к нашим планам на вечер, солнышко.       Его рука подхватывает мою левую, призывая и в тоже время помогая подняться из-за стола, и я покорно подчиняюсь: — Как пожелаешь.       Эффи одаривает нас широкой улыбкой, прячет блокнот в карман и отодвигается в сторону, выпуская нас из-за столика. Крепко сжав мое запястье, Мелларк благодарно кивает мисс Бряк и галантно пропускает меня вперед через арку. Так мы и выходим из кафе— рука об руку, без оглядки и бодрым шагом, желая как можно скорее покончить с этим представлением. Спустившись по ступенькам на каменистую дорожку и выждав несколько минут, пока заведение останется позади, я пытаюсь выдернуть свою ладонь из его хватки, которая лишь усиливается. — Окна, — сквозь зубы цедит Пит и, дернув меня на себя, цепко смыкает пальцы на моей талии и притягивает к себе поближе. Все внутри меня натягивается как струна и сосредотачивает свое внимание на месте соприкосновения наших тел, разделенных лишь тонким слоем одежды. Мне не просто не комфортно, мне тошно и невыносимо чувствовать столь тесное касание, мне ненавистно знать, что оно против моей воли. — Несмотря на растяжение, сэр, я в состоянии подправить и вашу физиономию, — шиплю, но главный миротворец лишь дерзко ухмыляется в ответ: — Нисколько не сомневаюсь в твоей самонадеянности, солнышко. — Прекрати так меня называть! — мы наконец-то сворачиваем за угол и, скрывшись за зеленью высоких кустарников, я тут же отталкиваю его прочь. Волна приятного успокоения ослабляет мои натянутые нервы, и уже более ровным голосом я добавляю, взмахнув обеими руками в сторону Пита: — И все… это.       Его губы изгибаются в кривой усмешке, а голубая лазурь леденеет за одну секунду, тень накрывает лицо, остро очерчивая скулы. Разочарованно выдыхаю, так как прекрасно знаю, что на смену радушной и любвеобильной маске приходит равнодушие и безразличие. Истинный мужчина, что скрывается под каждым слоем обличий по-прежнему остается для меня загадкой, пугая и завораживая одновременно. — И я не в восторге от нашей мизансцены, — с издевкой отзывается он, явно позабавленный моим дискомфортом. Его брови взлетают вверх, в прямом взгляде беззастенчиво пляшут бесенята, а с языка как всегда слетают опасливо дразнящие слова: — Не понимаю, как ты умудрилась почти дважды выиграть Голодные Игры с такой зажатостью? Ты вроде бы должна быть профессионалом в этой сфере, а?       Противное чувство дежа вю пробегает по телу, обращая кровь в лед и прогоняя те малые крупицы самообладания, что я таким трудом хранила в себе. Без сомнения, он знаком с футажами как 74-ых, так и 75-ых Игр, видел и слышал о несчастных влюбленных во всех интимных подробностях — в конце концов, это было его идеей! А так же ему прекрасно известно о награде, ради которой я обнимала и целовала его, заботилась и рисковала жизнью. Не слишком ли отвратительно упрекать меня в том, что я делала не по своей воле? — Ты чудесно справлялся за двоих! — парирую, но не даю этому бессмысленному спору продолжиться: со мной ему не получится совместить приятное с полезным и отвлечь от настоящих проблем. Словно кот он любит поиграть с добычей перед тем как принять решение: отпустить или съесть, но ведь и мыши умнеют со временем.       За те несколько встреч и разговоров, я осознала, что мы с Питом слишком упрямы, очень дерзки и предпочитаем держать мысли и эмоции при себе, что изначально обрекает любое взаимодействие на ссору. Однако в то же время эти качества кажутся неплохой отправной точкой: возможно, мы сможем по-настоящему понять друг друга. Я помню как Пит пришел ко мне в палату после допроса: он попросил рассказать о себе и был внимателен, потому что знал, что это важно. Так же, как и судьба Эффи.       На протяжении разных этапов отношений с Гейлом методом проб и ошибок я научилась понимать — когда нужно дожать, а где лучше отступить. Сегодня в кафе я подчинилась ему, и теперь должна пойти до конца.       Не то, что бы у меня много опыта в этом деле, так как единственным близким мужчиной в моей жизни остается Гейл, я знаю, что действовать нужно по-другому. Гейл Хоторн — человек действия, импульсивный и эмоциональный, воспринимающий только командный тон, и он никогда не видел в моих глазах и капли сомнения, пока я требовала желаемое. Только вот Пит Мелларк является его полной противоположностью. Будучи голосом рассудка, он тщательно обдумывает все варианты развития событий, взвешивает «за» и «против» и запасается планами отступления, что делает столь привычный метод бесполезным. Привыкший контролировать всех и вся, он останется глух и нем к другим и их приказам. Я должна быть гибче. — Пит, — несмело начинаю я и прикусываю губу, когда его пронзительный взгляд сканирует меня с головы до ног, уже готовый дать отпор. И зажав свою дерзость и гордость в кулак, тихо прошу: — Я просто хочу знать почему.       Мелларк снова одаривает меня кривой улыбкой, но все же отвечает: — Ты слишком непредсказуема, но твои эмоции очень легко прочитать. Мне было нужно что-то более неожиданное, чтобы отвлечь мисс Бряк от тебя. За те десять секунд, что у меня были, я не смог придумать ничего лучше, чем представить тебя моей девушкой, — широкие плечи быстро взлетают и опадают вниз, словно это ничего не значит. По-крайней мере для него и для меня, в то время как для остальных подобная новость стала бы настоящей сенсацией: одинокий главный миротворец, к тому же весьма привлекательный, давно является основной мишенью газетчиков и сплетников. И все же это не то, о чем я спросила. — Я догадалась об этом почти сразу, — ухмыляюсь, опустив глаза вниз, заправляю выбившийся локон за ухо и продолжаю: — и я не злюсь на тебя за это. Только за то, что ты слегка увлекся процессом. — Боже, Китнисс, я лишь обнял тебя за талию! — смеется Пит, расслабляясь и оживая. Голубые глаза теплеют, а от смеха на щеках появляются ямочки. И мое сердце замирает от того, насколько естественным это выглядит. — Однако я спрашивала о другом, — осторожно произношу, боясь спугнуть его ослабленную защиту. — Почему ты не рассказал мне об Эффи с самого начала?       К моему огромному разочарованию, улыбка тает на его губах, а серьезность прогоняет смешинки из глаз. Мой вопрос возвращает его к текущим проблемам и по усталому вздоху, я понимаю, что их немало на его плечах. — Это не дорожный разговор, — отмахивается Пит, та малая толика настоящего снова скрывается под маской миротворца, но я не должна отступать. Только не сейчас. — Мы могли бы пойти куда-нибудь, — неуверенно предлагаю, однако это еще больше отталкивает его от меня.       Когда-то он был напарником и союзником, равным игроком в команде вместе со мной и Хеймитчем, который брал и отдавал, ничего не прося взамен. И я любила его за это. За его терпение и обожание, даже если честность — это все, что я могла ему предложить. А теперь он лишь использует тех, кто ему нужен, как по неопытности делала я. Мы оба бессердечные существа, ведомые по жизни собственным эгоизмом. И если я хочу добиться желаемого, я должна дать ему то, перед чем он не сможет устоять. — Тогда проводи меня до дома и не дай вернуться в кафе или влипнуть в очередную историю.       Его правая бровь скептически взлетает вверх, широко распахивая глаза в удивлении и недоверии. Я не могу винить его в этом, ведь разумная часть меня так же не понимает почему я добровольно захожу в расставленные сети, хотя знаю, что так нужно. Медленно поворачиваюсь в сторону кафе, подталкивая его к компромиссу. — Хорошо, — тут же сдается он, по-прежнему не сводя с меня косого взгляда, но получая в ответ мою благодарную улыбку. — Хотя я очень сомневаюсь, что в зарослях притаилась еще парочка напившихся в стельку мужчин.       Одно упоминание вчерашней стычки тревогой будоражит кровь, и я интуитивно пячусь подальше от Пита, сжимая кулаки, когда он делает шаг навстречу, хотя прекрасно знаю, насколько глупо это выглядит.       Дышите. Медленно сосчитайте от одного до десяти.       Собственный голос трехгодичной давности громким эхом звучит в голове, но столь простые советы по борьбе с паникой, что я давала своим ученикам, кажутся до безумия нелепыми и не выполнимыми. Ведь рассказывать о том, что постоянные переживания и опасения со временем попросту впитываются глубоко под кожу и становятся неотъемлемой частью тебя, не положено. И Китнисс Эвердин как Огненная девушка или Сойка-пересмешница пережила немало угроз и стрессовых ситуаций, что страх как сорняк врос глубоко в сердце. — Китнисс, — тихо окликает меня Пит, не рискуя подходить ближе, — ты в безопасности, ты со мной!       Мои мечущиеся из стороны в сторону зрачки застывают, встретившись со спокойной лазурью напротив, пока паника в душе прислушивается к его заверениям, сомневаясь и не доверяя. Однако подсознательно я тянусь к этому голосу из прошлого и словам, которые раньше спасали от самых худших кошмаров. — Пока ты со мной тебе нечего боятся, — киваю, хотя знаю, что он — единственный, кого я должна опасаться.       И снова напоминаю себе, что я делаю это не ради себя, а ради Эффи, Хеймитча, Иви и их малыша — в этот раз разбитое сердце не собьет меня с единственной верной тропинки. Я люблю Пита Мелларка, который уже навсегда потерян для меня. Чувство, что камнем тянуло в бездну горя и сожалений, больше не тяготит мою душу, превратившись в нечто светлое и… приятно ностальгическое. — Идем?       Главный миротворец утвердительно кивает головой и пропускает меня вперед, создавая между нами дистанцию в два шага — безопасную для нас обоих. Никто не спешит продолжить разговор; гравий тихо хрустит под ногами, изредка перебиваемый громкими детскими криками с пляжа на другом конце парка. Угнетающая тишина практически сводит меня с ума, но спросить напрямую будет огромной ошибкой — уж слишком непредсказуемо его настроение. Прежде, чем мы сможем поговорить о серьезных вещах, необходимо найти «общую землю» — тему, от которой нам обоим будет комфортно оттолкнуться. После долгих раздумий достаточно безобидной кажется только одна. — Как ты? — Спасибо за помощь вчера, — произносим одновременно и замираем, смущенные тем, что наши мысли сошлись. — Пожалуйста, — Пит пожимает плечами, позволяя разговору развиться несколько дальше, — хотя мне только осталось наказать провинившихся. Немного исправительной работы пойдет им на пользу, — добавляет мужчина, заметив, как мои брови ползут вверх.       Мы снова молчим.       Мама советует найти то, за что стоит бороться, фитиль, что неустанно будет подпитывать мой огонь, но что если Пит Мелларк всегда будет им? Начиная с весеннего одуванчика и заканчивая тайной, что скрыта холодом голубых глаз?       Тот день, когда он увидел меня под яблоней своего дома, стал самой первой искрой, что спустя много лет превратилась в неконтролируемое пламя, потому что его не было рядом, чтобы не допустить самого худшего. Я и Сноу — лишь две стороны одной медали, что использовали силу по-разному, но с одной целью. Бросив хлеб, он дал мне выбор: измениться или продолжить жить как прежде. Каждый его шаг, будь то признание в любви или ложь о ребенке перед всем Панемом, всегда был предложением, от которого я могла отказаться. Возможно, поэтому мы терпим поражение за поражением, не зная, как навести порядок в общем доме, чтобы каждый жилец был доволен и счастлив.       Впервые в жизни, я спрашиваю сама себя, что бы сделал городской мальчишка, чье имя было начертано на бумажке, что выбрала Эффи Бряк среди многих других семь лет назад?       И вот тропинка выводит нас к коттеджу моей матери, но в глубине души я понимаю, что это конец другого пути, окончание десятилетий войн, страха и контроля, что даст начало новой эре и другому оружию, более сильному и, самое главное, безопасному. — Китнисс! Китнисс! — радостно кричит мой самый любимый голос на земле, а топот маленьких ножек по деревянному крыльцу полностью захватывает мое внимание. Джем, сияя от счастья, несется прямиком в мои объятия и подставляет пухлую щечку под мимолетный поцелуй. — Она приехала, Китнисс! — радостно сообщает он и указывает на семенящую за ним хрупкую фигуру в дверном проеме. — Мама приехала! — Я же говорила, Джем! — улыбаюсь в ответ, аккуратно передавая малыша в объятия матери. Прим удивленно приподнимает бровь, заметив застывшего за моей спиной Главного миротворца, но быстро приходит в себя. — Бабушка зовет всех обедать, — обыденно произносит сестра, покрепче перехватывая ерзающего сына. — Можете к нам присоединиться, мистер Мелларк! — Благодарю за приглашение, мисс…ис, — отстраненно отвечает Пит, все эмоции как всегда скрыты за маской, а голубые глаза тут же находят золотой обруч на ее левой руке. — К сожалению, у меня важные дела.       Прим кивает, но прежде чем уйти, ее глаза встречаются с моими в немом вопросе. — Я буду через пять минут, — обещаю и взглядом провожаю их с Джемом, пока они не скрываются за дверью. — Я просто хотела сказать, — начинаю, нисколько не смущаясь безразличия и холода собеседника, — что обе стороны не правы.       Главный миротворец хмурится, не понимая, к чему я веду. — Что ты имеешь в виду? — Выбор, — горько усмехаюсь, жалея, что мне потребовалось столько времени, потерь и боли, чтобы осознать столь очевидную вещь. — Когда двенадцатилетний мальчишка по имени Пит Мелларк увидел под своей яблоней изголодавшуюся нищенку и бросил ей буханку хлеба, — главный миротворец отводит взгляд и шумно выдыхает, не скрывая раздражения — однако ему невдомек, что любовь здесь последнее, что играет роль. — Он подарил ей нечто большее, чем долгожданный кусочек еды. Он дал ей выбор: остаться под яблоней и жить как прежде или встать и что-то изменить.       Разумеется, он тут же понимает, что я пытаюсь сказать; осознание оживляет ледяной взгляд, но прежде чем он находит нужные слова, я продолжаю: — Сейчас в твоих руках куда больше, чем буханка подгорелого хлеба. Почему бы этому Питу Мелларку не сделать тоже самое? — То есть обнародовать секретную информацию, — криво усмехается он, но и не спешит отказывать. Его рациональный мозг тут же находит крупицы разумного решения проблемы. — Дать выбор, — мягко поправляю и осмеливаюсь улыбнуться, зная, что пришло время прощаться. — Возможно, стоит начать с самого себя.       И я ухожу, не оглядываясь и не говоря до свидания. Впервые за много лет я иду навстречу неизведанному с не тлеющей надеждой в груди, с покоем в душе и миром с собой. Разумеется, мои кошмары никуда не исчезнут, а тех, кого мы потеряли на этом долгом пути уже не вернуть домой, но, глядя на свою семью, собравшуюся за одним столом, здоровую и улыбающуюся, я знаю, что эти жертвы не были напрасны. Игр больше нет, а вслед за ними навсегда исчезнет власть, построенная на страхе, что позволит людям стереть все до единой границы и просто быть соотечественниками, друзьями, любимыми и союзниками.       И огненная девушка наконец-то сможет просто сиять, а не гореть.